Доктор Лиза. Она погибла в России

Опубликовано: 30 декабря 2016 г.
Рубрики:

25 декабря 2016 года, с самого утра, на нас обрушилась трагическая новость: самолет с людьми разбился над Черным морем. Погибли  92 человека. Среди них Елизавета Глинка, врач, спасатель и спаситель многих и многих. Катастрофы тем и страшны, что не выбирают своих жертв.

Тяжелейшее известие сопровождалось подробностями. Самолет летел в Сирию, страну, где Россия почему-то воюет, летел в «зачищенный» город , чтобы отпраздновать некую победу российского оружия. Гибель Елизаветы Глинки, везущей лекарства для сирийского госпиталя, в этой связи особенно символична.

Она ни в коей мере не была связана с войной, человек мира, врач, она помогала всем нуждающимся в помощи. Но получается, что ее - вместе с остальными погибшими - убила война. 

 Значит, правы были ее росшие без нее сыновья, которые звали ее домой, в Америку, опасаясь за ее жизнь, полагая, что в России ее обязательно убьют...

 Рассматриваю фотографию. На ней милое, немного усталое лицо, темные, большие и  какие-то невеселые глаза. Для чего она, эта молодая еще женщина, уехала от благополучной  американской жизни,  от троих мальчиков, двух своих и одного усыновленного, но, конечно, столь же любимого?

Скажете, ностальгия? Жажда подвига?

Послушайте передачу на ЭХЕ МОСКВЫ, где Елизавета Петровна рассказывает, как девять лет назад, в 2007 году, ей пришлось приехать в Москву. И знаете почему? Пропала ее мама. Мама Елизаветы была человек известный; Галина Поскребышева, врач-диетолог и кулинар, вела передачу на Первом канале. И вот – пропала. Дочь, приехавшая по SOS (у) из Америки, нашла мать в одной из московских больниц, с инсультом. К ней в реанимацию не пускали. А дальше началось «хождение по мукам» россиянки, вышедшей замуж за адвоката из Америки, в 24 года уехавшей из страны и успевшей подзабыть ее звериные порядки. Они остались теми же дремучими, как при проклятом царизме. Помните,  в поэме  Некрасова крестьяне жалуются, что чиновники не пишут «ни строки без трешника, ни слова без семишника»?

Вспомните и свой опыт, если вы сами или ваши родственники лежали в российской больнице. Елизавета с этим столкнулась. Деньги приходилось давать всем, три года она платила за аппарат искусственного дыхания, чтобы ее маму не лишали жизни. Жизнь своей матери она продлила на четыре года. А дальше... Она увидела, что жизнь человека в России ничего не стоит, что больного унижают на каждом шагу, даже не понимая этого. Боль и борьба за маму дали импульс  для борьбы за других российских больных и страждущих.

В разговорах о ней все время слышу – помогала бездомным, ездила на вокзалы к бомжам... все так. Но не звучит главное слово. Это слово: унижение. С  унижением  в России встречаешься на каждом шагу. Доктор Лиза, по ее собственному признанию, отстаивала достоинство человека. Любого. Независимо от положения. Всякий человек имеет право на помощь. И право от нее отказаться.

Не так давно мы с мужем, идя по нашему Роквиллу, увидели ухватившегося за дерево, сидящего на корточках могучего седого человека. Спросили его, нуждается ли он в помощи. Да, он нуждался. Мы довели его до  дома, окна в нем не горели, явно он жил там один. – Нужно ли вам помочь? Может, вызвать Скорую? Он отказался – и мы оставили его одного, помня такое американское понятие, как privacy.

Лизина мама, опекаемая дочерью, лежала в отдельной палате. А остальные? Такие примеры на каждом шагу – человек не может ходить, нуждается в особом уходе, а лежит в палате на семерых-девятерых. Это ли не унижение? В Бостоне мы навещали Никласа Бурлака, обыкновенного американского пенсионера, попавшего в больницу с сердечными проблемами. Он лежал один в палате, опутанный проводками, врачи следили за работой его органов на мониторах – за пределами палаты, к нему пускали посетителей, хотя он не мог разговаривать – для поднятия настроения! Лекарства больному предоставляла больница. А сколько российских больных в стационарах вынуждены покупать дорогостоящие лекарства за свой счет (помню, как моих родных поставили перед дилеммой: или уколы будут болезненными, или сами покупайте хороший препарат). Боже, как же далеки сегодняшние российские больницы (если они не для правящей верхушки) от средней американской!

В России Елизавета Сидорова, в замужестве Глинка, окончила Второй медицинский институт по специальности детский реаниматолог-анестезиолог. Тяжелая специальность, ведь от анестезиолога столь многое зависит при операции, особенно операции ребенка. В биографиях доктора Лизы пишут, что в Америке она получила «второе образование». Здесь нужно внести пояснение. В Америке врачи с иностранными дипломами должны их подтвердить. Иначе говоря, пройти через все зачетные экзамены, через которые проходит американский студент-выпускник. Чтобы начать врачебную практику, необходимо также закончить медицинскую резидентуру.

Сдать несколько сложных экзаменов на чужом языке в непривычном формате (экзамены сдаются на компьютере, что исключает коррупцию и подтасовки) – чрезвычайно трудно. Елизавета, как я понимаю, за пять лет не только подтвердила свой врачебный диплом, но и прошла резидентуру престижнейшего Дартмутского колледжа по специальности паллиативная медицина. Все ли россияне знают, что это такое?  Возникло это направление в Америке и отсюда распространяется по всему миру.

С юности застряло  у меня в памяти двустишие поэта Тхоржевского: «Легкой жизни я просил у Бога, - / Легкой смерти надо бы просить». Паллиативная медицина связана как раз с «легкой смертью».

Врачей учат, как обращаться с теми, кто болен безнадежно, как облегчить им уход из этого мира, сделать его спокойным и безболезненным. Обычно это касается раковых больных, а также очень пожилых людей. Вот на такого врача выучилась в Америке Елизавета Глинка. Работала в хосписах в Америке, открыла первый хоспис в Киеве.

А потом... потом после того, как не стало ее мамы, решила, что ее помощь нужна на родине. И работала одна как целый госпиталь – в больницах и в хосписах, на пожарах и наводнениях, с бездомными и брошенными людьми.

Можно представить, каково было ее мужу, Глебу Глебовичу Глинке, ее оставшимся в Америке детям, узнать о ее решении!

Лет девять назад, по просьбе Нового Журнала, я писала рецензию на двухтомник поэта Глеба Александровича Глинки, кстати сказать, потомка поэта и декабриста Федора Глинки.

Как я понимаю, был он отцом Глеба Глебовича, мужа Елизаветы Глинки. В Америке Глеб Александрович оказался после войны: попал в плен, выжил, домой в Россию не возвратился – сумел избежать насильственной сталинской репатриации. Глеб Глинка и в Америке не изменил русскому языку и русской литературе - преподавал русистику в университетах, писал стихи... Стал одним из известных поэтов Второй русской эмиграции. Но это замечание в сторону.

О Елизавете Глинке скажу еще вот что. Сегодня слышала по радио, как уважаемый мною писатель обозначил ее деятельность строчкой Шекспира в переводе Маршака: «Праведность на службе у порока». Хочу возразить. Нет, не так. Эта святая женщина служила людям, не правителям. Наверняка наш писатель читал в детстве «Одиссею капитана Блада». Герой Саббатини, врач, был судим английским королевским судом за то, что оказал помощь повстанцу.

Но врач с древнейших времен обязан помогать всем, не глядя на то, совпадают ли его собственные политические взгляды со взглядами больного. И белым, и красным служил и доктор Живаго. И однажды на поле боя у двух убитых бойцов из противоположного стана обнаружил одинаковую иконку святого Георгия... Если врач будет различать, кому ему можно помогать, а кому нет, он станет политиком, убийцей, перестанет быть врачом.

В разговоре о докторе Лизе упоминается «больница для бедных», которую-де нужно создать в России. Жутко это звучит, неприлично. Больница второго или третьего сорта? Больница, где нет оборудования? Где работают врачи низкой квалификации? Не должно быть больниц «для бедных». И доктор Лиза, уверена, первая бы выступила против такого понятия. Другое дело, что помощь нужно оказывать всем – и тем, у кого нет денег, и тем, кто оказался без медицинской страховки. Причем, помощь высококвалифицированную. А уж как это сделать – решать государству.

Кто-то из говоривших по радио о докторе Лизе напомнил, что она хоронила бездомных. Без нее их тела закутывали в кусок синтетики и зарывали.  Мелькнуло сейчас в голове: уж не из лагерной ли практики пришло это зверство? Когда умерших зэков зарывали с дощечкой-номером на ноге? У многих умирающих бездомных была к доктору Лизе одна просьба – похоронить их по-человечески, в гробу. И она добивалась этого от чиновников, она хоронила одиноких бездомных людей – как людей. Она их хоронила... А сама доктор Лиза, Елизавета Петровна Глинка, что случилось с ней?

Ее тело приняли воды зимнего моря. Черное море стало ее могилой. А душа, дух? Дух вознесся к престолу Господа, если таковой существует. А душа ... душа веет над просторами земли как легкий и теплый ветер, приносящий радость несчастным и утоляющий людскую боль. Вечная память тебе, Лиза! 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки