Этому мальчику идет Лермонтов. Ему идет и Леопарди, так как мальчик-итальянец. Но Леопарди нравится многим итальянцам, слишком многим. Паоло не хочет быть в их числе. Ему нравится Лермонтов. И вот он сидит у себя в комнате, перед ним томик стихов — на левой стороне по-русски, на правой — по-итальянски. Паоло читает сначала по-русски. Читая, он испытывает наслаждение не только от стихов, которые понимает с трудом, он наслаждается своим владением чужим языком. “Печальный демон — дух изгнанья”, — в который раз читает он, и ему не хочется смотреть направо, в итальянский перевод. Само звучание слов его завораживает. Как красиво это сказано — “печальный демон”. Сказано с любовью к демону. Получается, что демона можно и пожалеть. Если подумать, в нем, Паоло, есть что-то от печального демона. Он гордый, независимый, чуждается людей. Это у него наследственное — от отца. Отец был совершенно клинический тип. Странно, что мать с ним не развелась. Это неизбежно бы случилось, если бы отец ни пропал без вести — не вернулся домой из очередного путешествия.
Отец за свою жизнь не сумел опубликовать ни одной строчки. Бросил филологический факультет университета, занялся коммерцией. Коммерция не давалась — он злился, кричал на жену, топал ногами. Запирался у себя в комнате и что-то там писал. Непризнанный гений? Нет, гением он не был. Паоло недавно снова вытащил толстую тетрадь, куда отец записывал свои странные рассказы, без начала и конца, начинающиеся как бы с середины. Это больше было похоже на бред или сновидение, чем на нормальный рассказ. Среди неоконченных отрывков нашел сцену в горах Кавказа, куда Власть и Сила привели Прометея, чтобы приковать к скале по велению Зевса. Отец склонен был к высоким сюжетам. Паоло совсем его не помнил. Судя по фотографиям, он походил на отца даже внешне.
— Паоло, — это мать его окликает. Он так зачитался, что и не слышал, когда она вернулась. Зовет его ужинать. Ужин вдвоем с матерью — их ежевечерний ритуал. Вот и Энки занял свое обычное место под столом. Будет как всегда ждать вкусной подачки. Ужасно невоспитанная собака, они с матерью его избаловали.
Джованна пришла возбужденная. На уроках ничего особенного не было. Но в перерыве эта русская опять завела разговор о Паоло. Какой смысл бесконечно трепать языком? Она и сама знает, что Паоло способный, что его место в университете. Но не может же она гнать его туда силой. Самое главное сейчас, чтобы он не сорвался, чтобы не махнул на себя рукой, чтобы в конце концов не наложил на себя руки, как отец. Он, Паоло, не знает про отца. Он был тогда совсем маленький — трехлетний карапуз. Странно, в то время он был круглолицый, толстощекий, очень похожий на нее. Сейчас же худой и бледный — точная копия Пьетро. Про отца она ему сказала, что тот отправился в путешествие и не вернулся. Ничего другого просто не пришло в голову. Маленькому Паоло очень понравилась версия путешествия, и он неоднократно возвращался к этой истории. Она, как правило, быстро обрывала рассказ — мол, извини, подробности не известны, а тема мне малоприятна. В последние годы Паоло об отце не спрашивал. Русская ничего этого не знает, талдычит свое: “Не понимаю, как вы терпите, что ваш ребенок, такой способный к языкам и вообще... “У русской все итальянские фразы немножко дикие. Муж-итальянец и двадцать лет в стране не избавили ее от привычки говорить сбивчиво. “Такой вообще способный, а работает в табакерии, словно без образования. Вы же мать, заставьте его вернуться в университет и написать, наконец, эти проклятые тезисы или что там еще по истории философии или чему-то в этом роде!” Русская никак не может уразуметь, что дело не в Джованне, а в Паоло. Как можно заставить взрослого парня что-то сделать против его воли! Это еще счастье, что Франческо взял Паоло в табакерию! Сколько сейчас безработной молодежи! Целыми днями прохлаждаются в кафе, пьют, веселятся с девчонками на деньги родителей. А сколько наркоманов! Паоло, слава Мадонне, работает. И Франческо нормально к нему относится, не обижает, не издевается, не доводит придирками. Это счастье.
А русская ничего этого не понимает и лезет с советами. Вот испортила ей, Джованне, настроение. Обычно после урока настроение у нее хорошее, приподнятое — она любит свою работу, и группы попались хорошие, ровные. В одной из групп занимается дочь русской — Нина. Хорошая девочка, миленькая. Но к английскому способности средние. Она, Джованна, ожидала большего. Все же девочка уже знает два языка — язык матери и язык отца. Да еще Паоло говорил, что русская на самом деле вовсе и не русская, а из какой-то кавказской республики, так что они с дочерью знают еще один язык — кавказский. При таком обилии изученных языков можно было бы предположить, что и английский пойдет у Нины легко, без напряжения. Ан нет, заело. Может, причина в том, что девочке уже за двадцать. В этом возрасте язык не усваивается естественно, автоматически. Уже идет в ход грамматика: выучить десять неправильных глаголов, какого предлога требует слово “depend?” Да, девочка миленькая, но способности к английскому близки к нулю. Может, ей мешает природная робость, чуть что — сразу заливается краской. Джованне кажется, что Нина боится ее, теряется в ее присутствии. Уж не Паоло ли тому виной? Джованна не делится своими наблюдениями с русской. Тем более, что Паоло занимается в ее группе и, по ее словам, делает поразительные успехи.
Мать и сын ужинают в молчании, каждый думает о своем. Под столом поскуливает Энки — напоминает о себе, требует подачки. Хозяева сегодня какие-то невнимательные. Только в конце ужина Энки перепало несколько вонгол из тарелки Паоло. Быстро проглотив облитых томатом вонгол с застрявшими в них макаронинами, жуковато-черный, взлохмаченный Энки побежал к двери. Вечером с собакой обычно гулял Паоло.
На улице было темно и ветрено. Паоло поеживался в легкой куртке, Энки бежал впереди — лохматый и легкий, как нечистый дух. Два года назад Паоло увидел в сквере возле дома черный небольшой комочек. Комочек шевелился и скулил. Прохожие проходили мимо — кому охота взваливать на себя заботу о приблудной беспородной и такой неприглядной собаке? Паоло взял нечесаного и грязного щенка на руки и принес домой. Это было как раз то время, когда Паоло, бросив университет, бесконечно бродил по городу. Джованна обрадовалась щенку, хоть что-то отвлечет сына от черных мыслей, привяжет к дому. Имя для собаки Паоло нашел в шумеро-аккадской мифологии. Случайно наткнулся на книжку с шумерскими мифами в городской библиотеке. Одно из божеств у древних шумеров звалось Энки. Показалось забавным назвать таким странно звучащим экзотическим именем простую дворняжку. Со временем Паоло стало казаться, что имя приросло к щенку, что в него действительно вселилось древнее восточное божество. В черных хитроватых, с безуминкой, глазах собаки, в ее неровной, торчащей в разные стороны шерсти было что-то роднящее ее с таинтственным восточным злым духом. Собака завернула за угол, Паоло посвистел. Умный Энки и без того понял, что следует остановиться. Они стояли напротив темного длинного дома. Окно третьего этажа с розовой занавеской светилось. Паоло посвистел еще раз. Через минуты две из дома вышла тоненькая, но сильно накутанная девушка. Если бы не ее чрезвычайная худоба, количество одежды могло бы сделать из нее клушу. Но нет, даже в двух кофтах и куртке на меху Нина не казалась толстухой. Паоло с Ниной пошли рядом, Энки бежал впереди.
Пятничный вечер переходил в ночь. Улицы были слабо освещены, в небе через равномерные промежутки загорался огонь маяка, расположенного возле еврейского кладбища, высоко над морем. Когда Паоло заговорил, ему показалось, что изо рта у него идет пар — воздух был резкий и обжигающе влажный.
— Что ты сегодня делала?
— Поехала в университет на лекцию по коммерции, но не выдержала и сбежала. Она вздохнула.
— Боюсь, коммерсанта из меня не выйдет, зря папа настаивает. Мне кажется, я ни к чему не способна. Вот мама преподает себе русский язык итальянцам, очень довольна, а я, я толком и русский-то не знаю... Гораздо свободнее говорю по-итальянски, как сейчас с тобой.
Собака впереди остановилась в нерешительности. Перед нею была развилка, она ждала решения хозяина.
— Нина, пойдем на еврейское кладбище?
— Ни за что на свете! Я боюсь — уже темно.
— Тогда просто постоим над морем. Энки, вперед!
Они пошли по направлению к маяку. Дорога шла в гору. Паоло взял Нину за руку, помогая подниматься. Рука ее была теплой и влажной.
— Паоло, ты знаешь, почему тебя так назвали?
— В Италии сто тысяч Паоло.
— Я знаю, но подумала, что здесь неподалеку Римини, и, может, твоя мама назвала тебя в честь того Паоло... который был влюблен во Франческу. Она почувствовала, что краснеет и была рада, что кругом темно.
— Может быть. Я тоже хотел тебя спросить про твое имя.
— Я точно не знаю. Мама говорила, что так звали одну грузинскую княжну, жену какого-то русского. Она рано осталась вдовой, но сохранила ему верность, хотя была красавица и ей делали предложения.
— Это похоже на историю Тамары. Ты читала “Демона?”
— Нет. Ты забываешь, я родилась в Италии, мои первые книжки были на итальянском. Я прочла не так много русских книг. Если можешь, расскажи мне про “Демона”.
Нина выпалила все это единым духом. Ей было неловко, что она такая темная, не знает Лермонтова. Она немного побаивалась Паоло и в тайне восхищалась им. Паоло был на середине рассказа, когда они подошли к маяку. Далеко внизу плескалось море. Лучи маяка временами вырывали лицо Паоло из темноты. Оно было таким бледным, таким страдающим. У Нины сжалось сердце.
— Ты так хорошо рассказываешь. Почему ты бросил университет, не стал защищать диплом?
— Знаешь, какую тему они мне подсунули? Средневековую английскую схоластику. Я бы предпочел Восток или Россию... Меня притягивает Россия... Кавказ... У меня это в генах.
И срывающимся голосом он заговорил про отца. Это было неожиданно для него самого. Еще минуту назад он и думать не думал рассказывать Нине о своем сокровенном, тайном. Он с удивлением вслушивался в свой голос — что это с ним? Зачем он рассказывает этой девочке то, что никому никогда не говорил? Внезапно его словно обожгло — он остановился. Прямо перед ним — нежное сочувствующее Нинино лицо. Далеко внизу — темное безликое море. Паоло пошатнулся, отпрянул от края. Чуткий Энки вовремя оказался рядом, потянул его за штанину — пора домой. Они начали спускаться вниз, к развилке. Паоло уже не держал Нину за руку — отчужденно шел рядом. Девушке оставалось только гадать, за что он на нее сердится. Весь оставшийся путь они молчали.
Дома Паоло быстро разделся и лег. Мать еще сидела у телевизора — завтра суббота и она могла не торопиться. Паоло лежал, прислушивался к звукам из гостиной и старался поймать мысль, поразившую его возле маяка. Ах, да, ему тогда отчетливо представилась нонна Марция, старая, уже умершая их соседка. Он вспомнил, как она на вопрос, где мама, ответила ему не задумываясь: “На похоронах”.
На каких похоронах была мать? Тогда, трехлетним мальцом, он не стал этого выяснять. Мало того, эта сцена полностью ушла из его памяти и сознания. Почему она выплыла теперь? Паоло понял, что не заснет, если сейчас же не встанет и не задаст матери страшный вопрос. И вот он поднимается, приоткрывает дверь в гостиную.
— Мама, ты не в курсе — отец был на Кавказе? В его записках я нашел сюжет прикованного Прометея...
Джованна в замешательстве, чего вдруг Паоло возобновил свои детские расспросы? С усилием она произносит:
— Возможно, был. Он любил путешествия.
Оба страшно напряжены и ждут чего-то ужасного.
— Он... он так никогда и не вернулся?” — продолжает Паоло.
— Так и не вернулся, — отвечает мать.
— И ты не видела его мертвым?
Паоло смотрит на мать не отрываясь.
— Нет, не видела”, — Джованна стойко выдерживает его взгляд.
Паоло поворачивается и идет к себе в комнату. Засыпает он мгновенно, и в предрассветном смутном сне ему видится печальный демон, пролетающий над горами Кавказа. Лицо демона поразительно напоминает собственное лицо Паоло, но он старше, гораздо старше. Далеко внизу, в долине, по ступенькам, ведущим к реке, спускается девушка, чем-то неуловимо напоминающая Нину, а высоко-высоко на самой макушке горы, на снежной горной тропе чернеет шерстью и поблескивает хитрым, с безуминкой, глазом лохматый нечистый дух Энки.
Добавить комментарий