Когда Анатолий Эфрос стал главным режиссером в театре на Таганке, кто-то из партийных боссов порадовался: убили сразу двух зайцев – Любимова и Эфроса. Действительно, точно рассчитали.
У меня сейчас сложная задача: написать о двух необыкновенных личностях – недавно ушедшем актере Льве Дурове (1931- 2015) и режиссере Анатолии Эфросе (1925-1987).
В документальном фильме, прошедшем в конце сентября на канале КУЛЬТУРА «Сорок минут с Дуровым» (автор и режиссер Петр Шепотинник), Лев Константинович рассуждает словно сам с собой – о своих фильмах, о людях, о стране.
Вот показывают знакомые кадры из фильма Михаила Ромма «Девять дней одного года» (1962), здесь Дуров сыграл эпизодическую, но важную роль. Кого? Сам он говорит: гэбиста. И только тут до меня доходит, что все эти годы, начиная с первого просмотра картины в отрочестве, я эти кадры понимала неверно.
Помните? Физик-теоретик в блестящем исполнении Валентина Никулина произносит тост - и лишь коснется своей родной физики, как следует негромкая реплика соседа по столу: «Не надо, не надо говорить». Оказывается, это гэбешник ему запрещает, а я, по наивности, думала, что приятель, опасающийся многословия...
Итак, Дуров выступил в роли незаметного работника доблестных органов, в 1960-х вызывающего у людей реакцию неприятия и отторжения. Таких ролей актер переиграет много – в кино и в театре.
Именно ему довелось сыграть злодея из злодеев Яго в эфросовском «Отелло» на Малой Бронной.
А с ролью одного из кинозлодеев, провокатора из «Семнадцати мгновений весны» (1973), был связан эпизод, который нельзя пропустить.
Из-за необходимости сниматься в Германии, артист должен был получить иностранный паспорт и, следовательно, пройти Парткомиссию.
Первый же вопрос его ошеломил: попросили описать советский флаг. В отместку за недоверие Дуров стал описывать Веселый Роджер, пиратский флаг со скрещенными костями на черном фоне. Последовал новый вопрос встревоженной комиссии: назвать столицы республик. Тут уж Дуров дал волю темпераменту - перечислил все уездные российские города: Тверь, Воронеж, Керчь...
Комиссия в волнении попросила артиста назвать членов Политбюро (КПСС). И Дуров, чья смелость намного превышала смелость его театральных героев, Сганареля и Бутона, ответил, что не состоит в партии и не обязан знать членов Политбюро.
Случилось сие в промежутке 1969-1972, времена были вегетарианские, актера не посадили, не уволили, только занесли в черный список и не дали загранпаспорт. Вячеславу Тихонову пришлось стрелять в провокатора под Москвой. Актер сам делает вывод из рассказанного: «Когда говорят о возвращении (прошлого), хватит только этого».
А чего стоят его Одностишия, сейчас особенно актуальные: «Война – добыча цинка возрастает» или на ту же тему: «Я вскинул автомат, а он - быстрее».
Лев Константинович рассказывает в картине об Эфросе, с которым проработал 27 лет в трех театрах – Детском, Ленкоме, На Малой Бронной. Анатолий Васильевич неизменно брал с собой «своего актера» Льва Дурова в числе той десятки, которая уходила вместе с ним.
В рассказе артиста соседствуют восхищение и горечь, много горечи: «Я актерскую жизнь доживаю без него. Он гений, это даже не объяснить. Он был Пушкин в режиссуре. Говорят, ученики предали. Я правду знаю, но не скажу...».
И не говорит, а я его слушаю - и думаю, что, возможно, Эфросу, как и Пушкину, не хватило воздуха, нечем было дышать в той ситуации тупика и недостатка кислорода, в которую он был загнан. Судьбой ли? обстоятельствами? умелыми манипуляторами-политиками?
Вот еще немного из рассказа Льва Константиновича о режиссере: «Эфрос ставил только художественные задачи».
Кстати, о том же говорил и Юрий Любимов: «(Он) считал , что его микромир спасет его от всего дурного. А я говорил, что это в любую минуту разрушится». И Дуров иллюстрирует, как оно разрушалось. Вот Чехов. «Три сестры». Классика. Спектакль был закрыт.
Вот «Ромео и Джульетта». Спектакль сдавали приемной комиссии семь раз. Требовали убрать реплику Броневого, где у Шекспира (в переводе) проскользнуло - «разлив рек в апреле». Ну, я вам скажу, до подобного и царская цензура, убиравшая слово «небесная» в описании красавиц, не дотягивает...
Дуров продолжает: «Эфрос на моих глазах сходил с ума». И вдруг посреди рассказа показывают отрывок из эфрософского телефильма «Всего несколько слов в честь господина де Мольера» (1973). Самый конец: слуга Бутон просит господина «не доигрывать спектакля». И я понимаю, что и Мольер – Юрий Любимов, и Бутон – Лев Дуров играют гениально, и я просто не могу не найти этот спектакль и не посмотреть его целиком, тем более, что в свое время я его пропустила.
Мне хочется, чтобы все читающие мою колонку нашли время и посмотрели этот шедевр Анатолия Эфроса. Столько в этот спектакль вложено выстраданного, такой он личный, что не может не обжечь.
В титрах сказано: «По мотивам произведений М. Булгакова и пьесе Ж-Б Мольера «Дон Жуан».
Анатолий Васильевич сработал пьесу на диво – он взял потрясающие начало и конец из романа Булгакова «Жизнь господина де Мольера» (1933), написанного для серии ЖЗЛ, но не принятого к печати ввиду «немарксистской позиции» автора.
Роман издан через 30 лет в той же серии. Текст начала и конца гениально читает еще один "эфросовский актер" – Лев Круглый. Дальше спектакль следует за текстом пьесы Булгакова «Кабала святош» (1929). Пьеса Булгакова была принята к постановке МХАТом – но запрещена Главреперткомом.
Премьера ее все же состоялась в 1936 году, однако после семи спектаклей, пьесу сняли, так как в «Правде» появилась разгромная статья. О бедный, бедный Булгаков, о бедный, бедный Эфрос и о бедный, бедный Жан-Батист Мольер, тоже хлебнувший на недолгом веку (51 год) всякого – и королевской милости, и опалы, похороненный за церковной оградой, так что могила его затерялась...
Эфрос очень тщательно просеивает текст булгаковской пьесы, оставляет самое важное, а еще вкрапляет в действие сцены из мольеровского «Дон Жуана». Для чего?
Задач здесь, как кажется, несколько. Показать мольеровский театр в его самом крамольном и безбожном варианте, ведь недаром король-Солнце именно из-за «Дон Жуана» и «Тартюфа», двух самых социально острых мольеровский вещей, лишил автора своей милости.
И, во-вторых, - конечно же, перекличка любовной темы. Дон Жуан бросает жену донью Эльвиру (великолепная, трагическая Ольга Яковлева), которая его проклинает.
Мольер бросает свою многолетнюю подругу Мадлену Бежар ради молоденькой Арманды, ее сестры (на самом деле, дочери Мадлены и его, Мольера).
Насколько тема была жгучей для самого Анатолия Эфроса, говорить не буду.
Арманду гениально играет все та же Ольга Яковлева, роль Мадлены прекрасно ведет актриса Ирина Кириченко. «Прежняя любовь» в постановке Эфроса совсем не старуха – молодая привлекательная женщина, но нет в ней тех чар, какими наделяет свою Арманду волшебница Ольга Яковлева.
Вообще в этом спектакле все актеры – на пике своих возможностей. Юрий Любимов. Он играет две роли - Мольера и слугу Дон Жуана – Сганареля.
На роль Мольера Эфрос взял Любимова. Поневоле призадумаешься, почему именно его режиссер поставил играть в сущности своего двойника, персонажа ему безумно близкого. В свете того, что случится через одиннадцать лет, есть в этом какая-то символика...
В обеих ролях Любимов слегка за-заикается. Мольер у него прост, добр, очень беззащитен перед жизнью и силами зла. Точно таким был Эфрос. Долго я думала, почему роль Сганареля Анатолий Васильевич поручил все тому же Юрию Любимову. В спектакле в театре на Малой Бронной слугу Дон Жуана в пьесе Мольера исполняет – и тоже гениально - Лев Дуров. И вот к чему я пришла. Мольер и Сганарель на удивление похожи. Им обоим приходится служить господину, который не очень-то их устраивает, от бунта их удерживает только страх, но втайне, про себя, когда их не слышат, они выплескивают то, что думают - как о Людовике ХУ1, так и о Дон Жуане.
Мольер на одре болезни кричит: «Тиран», а Сганарель называет своего господина «Сарданапалом, чудовищем, собакой, дьяволом и турком».
Кстати, о Дон Жуане. Это, как мне кажется, лучшая театральная роль Александра Ширвиндта.
У него в телефильме удивительный взгляд – беспощадный, страшный, пронзающий насквозь. Ширвиндт сыграл красавца-безбожника, лицемера, но и человека редкой смелости, не убоявшегося пригласить на ужин статую убитого им командора, а потом пожать ее каменную руку. Здесь сходство с пушкинским «Каменным гостем» несомненно. Я специально посмотрела еще раз этот текст – один к одному. Значит, не только Мольер «брал свое добро там, где его находил».
Не могу не отметить еще одну работу – Гафта в роли Одноглазого.
Этот маркиз, с диким остановившимся взглядом грифона, высматривающий одним глазом поживу везде, где ее чует, способный - подкупленный врагом Мольера-архиепископом - обнажить шпагу против больного умирающего драматурга, типаж потрясающий! Как закономерно, что после смерти Дон Жуана, его слуга Сганарель может выговорить только одно: жалованье, жалованье, жалованье. А Одноглазый, поняв, что Мольер умер на сцене, а не от его шпаги, кричит: «Деньги обратно!». Как закономерно, что именно Одноглазый приносит Мольеру в период королевских милостей дар Людовика – 30 су за билет и мешок с 5 тысячами лир за посвященное ему стихотворение.
Короли платят не за талант и труд, а за лесть и славословие.
Мольер-Любимов разделил эти деньги так: 500 лир - ему, остальное труппе. А я в этот момент подумала, что реальный режиссер Любимов столкнулся с труппой на денежной почве: актеры Таганки возроптали, что им чего-то недодали. В свое время Эфрос был вынужден уйти из родного театра на Малой Бронной из-за конфликта с труппой, идти ему было некуда – и потому случилось то, что случилось, он оказался во враждебной ему Таганке. Но ведь и Любимов в конце жизни вынужден был покинуть родной театр, и по сходной причине. Оба режиссера в конце жизни оказались в положении шекспировского Короля Лира, выгнанного собственными дочерьми.
А Мольер? Его судьба трагична. Могила затеряна, рукописи и письма сгинули. Но вот она – финальная нота телефильма. Актеры выстраиваются в ряд, снимают парики и грим, а Регистр – Лев Круглый, начинавший спектакль, произносит от лица Булгакова-Эфроса последнюю фразу: «И я, которому никогда не суждено его увидеть, посылаю ему свой прощальный привет».
http://www.ontvtime.ru/index.php?option=com_content&task=view_record&id=...
«Всего несколько слов в честь господина де Мольера» (1973)
***
