Поэзия Марина Павлова

Праздник почти закончился. Все тише звучат голоса, глуше звуки оркестра. Но в ушах еще стоит осторожный звон хрусталя. Какие-то очень простые и важные слова, виноватые улыбки. Грустно и светло.

Грустно и светло — это то чувство, которое рождается в нас, когда мы читаем стихи московской поэтессы Марины Павловой. И еще нежность. К ее стихам надо прикасаться осторожно, как к крыльям бабочки, как к одинокому перышку, растерянному и повисшему между небом и землей. Может поэтому друзья ее нежно зовут “наше Перышко”?

След на песчаной кромке, я для других лишь слово...

А еще ранимость. Желание переживать чужую боль, как свою, закрыть всех собой, спасти. Хватит ли сил, не хватит ли...

По памятным строчкам латыни,
По пылью першащей грусти,
В залатанный город — Унынье
Она тебя снова впустит.

А еще акварельность. А еще... Нет, пора остановиться. Пересказывать ее стихи — бесполезное занятие. Разве можно пересказать музыку? Добавлю только, что сфера интересов Марины не ограничивается только поэзией. Философия и биология, живопись и музыка и, опять, литература... Поэтому выключите, наконец, свой телевизор, устройтесь с ногами на диване и насладитесь удивительной поэзией Марины Павловой.

Имя

Имя испей по буквам, звуки на вкус попробуй,
Чувствуешь привкус моря... горько-соленый джаз?
Выпустишь в свет со вздохом — имя запахнет сдобой
Имя запахнет хмелем… Произнеси сейчас…
Клинописи загадки, древние манускрипты
В буквах его таятся, только не для тебя…
Переложи на ноты, перепиши в санскрите,
Только моё лишь имя произноси любя…
Ветры, шторма и штили песню его слагали,
Сутрой оно звучало, голосом пантомим…
Вынь из него всю горечь, переломив слогами,
Заново возрожденным станет тобой самим.
След на песчаной кромке, я для других лишь слово,
Хрустнувшее ракушкой пляжных чужих шагов,
Но для тебя рассветным станет оно и новым,
Светлым... и не истертым сотнею языков…

Бат ха ям
(сказка)

В русалочьей бухте горячие дуют ветра,
Дрожащие звезды купаются в лунной дорожке,
И чтобы с любимыми рядом побыть до утра,
Там дочери моря меняют свой голос на ножки…
И выйдя из вод, в первозданной своей наготе,
Ступая, как будто по углям, заветной тропинкой
Беззвучно зовут, и на зов откликаются те,
Кто им предначертан судьбою стать их половинкой…
Какой же короткой покажется летняя ночь!
К рассвету любимый уснет, страсть уступит покою.
Морского царя вновь погибнет упрямая дочь,
Безумного счастья, испив, станет пеной морскою…
Следы на песке слижет тихо прибой-водолей.
Пусть сказка тебе не покажется грустно — плаксивой,
Мой друг, я прошу, о Русалочке ты не жалей…
Она же была пусть лишь ночь... только ночь... но счастливой.

Помнишь

Помнишь,
не в этой жизни,
небо, обняв руками,
Навзничь лежали степи
с травами дико пьянящими?
Помнишь,
в минувшем где-то,
скрытом сейчас веками,
Были мы друг для друга
Самыми настоящими?
Мы вышивали небо звездным смятеньем духа.
И от любви просто… падали, отгорев.
Мы ведь еще не знали — нет окончанья круга,
Искры не умирают, в таинство улетев…
В каждой из наших жизней, снова бредя по свету,
Ищем мы повторенье и отраженье в нас.
Сколько таких же судеб канут случайно в лету?
Столько перерождений и повторений фраз?
Были мы друг для друга
Самыми настоящими….
Помнишь,
в минувшем где-то,
скрытом сейчас веками,
Навзничь лежали степи
с травами дико пьянящими?
Помнишь?
Не в этой жизни,
небо, обняв руками….

Время

Опять натянута струна,
но немота в отчаянье
не может выдать имена
фонетике звучания.
Расчерчен новый календарь
на красное и черное,
а время неученое,
как встарь, читает, сей букварь,
и крестиком подписывает даты…
И масло слякоти лежит
на бутерброде улицы.
Такси стоянку сторожит,
и светофоры жмурятся.
Размечен пешеходный путь
на серое и белое,
а время очумелое,
как встарь, пытается рискнуть
и напролом летит через ограды.
Привязан рельсами трамвай
к земному притяжению.
И солнцем неба смазан край
закатного скольжения.
Располосован горизонт
на розово-жемчужное
а время неуклюжее,
как встарь, достанет старый зонт,
уверенное, что уснет под крышей.
Устанут пальцы по ладам,
бродить воспоминанием.
И трем незыблемым китам
наскучит мироздание.
Они покинут свой лежак
и в глубь нырнут манящую,
А время настоящее,
как встарь, поправив черный фрак,
уйдет — ни зов, ни окрик — не услышав…

* * *

А песня рождалась в муке
Зачата от счастья-боли.
На свет появлялись звуки,
Как будто помимо воли…
По струнам, объятым дрожью
Скользило устало эхо,
Как будто по бездорожью
Раскаты былого смеха….
Он слышал — не то... и снова
Ладами белели пальцы,
И в ритмы ложилось слово,
Как будто стежки на пяльцы …
И сердцу шальному вторя,
И в кровь, разбивая руки,
От радости и от горя
Вновь песня рождалась в муке…

Романс

Тишина прорастала в портьерах на раз.
Пахли персиком губы, а ладаном руки.
И капель за окном — метрономом разлуки,
Жизнь делила на “до”, на “потом” и “сейчас”.
На “потом” и “сейчас”…
Первый солнечный луч, поскользнувшись, упал
на холодный каток оцинкованной крыши.
И казалось, что небо немножечко выше
стало за ночь, пока город звезды считал.
Город звезды считал…
А по окнам с рассветом стекало “сейчас”,
наступало “потом” и в “сейчас” обращалось,
и земля под ногами чуть слышно вращалась,
и немели слова не родившихся фраз,
не родившихся фраз…
Ночь уедет в карете французской — ландо.
Не целованы губы, не познаны руки,
не услышаны милые глупости, звуки
растворились опять в отболевшее “до”,
в отболевшее “до”,
в отболевшее “до”…

Faber est suae quisque fortunae….
По памятным строчкам латыни,
По пылью першащей грусти,
В залатанный город — Унынье
Она тебя снова впустит.
В глазах цвета преданной дуры,
В улыбке сырой печали
Все то же поют трубадуры
Слово, что было в начале.
На площади ревностной стужи,
Из тысячи разных женщин,
Ты вновь себе выберешь ту же,
Не соглашаясь на меньше.
За миллион вольных ветров,
В другой галактике даже,
С неизменностью километров,
Рядом будет, как тень та же.
Но... топить посмей её душу,
Щенком в придорожной луже.
На море, на небе, на суше
Уже ты не сыщешь… ту же

Сонет

Пусть небо черной звездной губкой
В себя впитает все признанья…
Надежда, недотрогой хрупкой,
пусть не обманет ожиданья…
Она под утро звездопадом
из откровений озарится,
и звезды спелым, виноградным
вином начнут во сне искриться.
Твоими теплыми руками
смесь с запахом вселенской пыли —
рецепт, придуманный богами,
сольется в старые бутыли….
И к терпкости добавив млечность,
Мы станем пить по капле вечность…

Блюз

Беглые пальцы, натянутых струн сердца
касаясь, лунной дорогой ведут душу.
Плачется блюзом.
Вливаясь в мотив скерцо,
шепотом дышит любовь у виска.
Слушай.
Шепотом дышит любовь у виска.
Слышишь?
Валокордином бессонниц,
тоской мятной —
у одиночества свет этажом выше.
Блики от фар.
На луне тоже есть пятна.
Блики от фар.
На луне тоже есть пятна.
Свет фонаря о края темноты бьется,
без языка,
но звонит тишиной внятно,
Падает снег,
словно нить у зимы рвется,
Падает снег,
прошивая асфальт — пяльцы.
Только поземкой несет эту ночь время.
Нежно, касаясь
натянутых струн, пальцы
плавно скользят.
Плачется блюз. Мир дремлет…
Шепотом дышит любовь у виска…
Шепотом дышит любовь…
Шепотом дышит…
Слышишь?

* * *

Сердце возьми в ладонь,
пусть замолчит оно…
Ангел без белых крыл
влез на своё окно.
Мир за стеклом светил,
не обещал невзгод.
Ангел, хоть был без крыл,
все же… шагнул вперед.

Песня

Я… стану собой сейчас,
склеив изломы фраз
мыслью.
Там… галсами корабли
ищут края земли
с жизнью,
Где… масляножелтый пес
спит среди крупных звезд
гранул.
Свет… был растворен в воде
и четвергом в среде
канул.
Припев:
Свет там, где я, я там, где свет,
И в точке нет ни дней, ни лет.
Пусть страх потерь, закрой глаза.
Маршрут-судьба, свернуть нельзя.
II
Свет… на горизонте лет,
сдвину я да и нет
ближе.
Там… пену зарыв в песок,
волны скале висок
лижут,
Где… беды, убрав в карман,
ты, словно океан,
дышишь,
Я… теплой вольюсь рекой,
я рождена такой…
Слышишь?
Припев:
Свет там, где я, я там, где свет,
И в точке нет ни дней, ни лет.
И жизнь летит вперед, как крик
И краток век и долог миг.
III
Я… стану тобой сейчас,
склеив изломы фраз
в слово.
Ночь… вывесит млечный путь,
чтоб в мир покой вернуть
снова.
Да… время вселилось в нас,
сказано сотни раз.
Может
День… карту шагов людских,
в атлас грехов мирских,
вложит…
Припев:
Свет там, где я, я там, где свет,
И в точке нет ни дней, ни лет.
Досье судьбы опять пусты.
Я там, где свет, свет там, где ты!

* * *

Что же делать мне юродивой,
Всепрощающей, невидящей?
Мне березой, да смородиной
Пахнет жаркое чистилище…
Клятвы из подушки перьями,
снами, да скороговорками,
стародавними поверьями,
да души моей задворками…
И кому-то тянет ладаном,
Благолепием и мирою,
А я всё кликушей: “Ладно, ли?”
Все убогою, да сирою…
Губы в кровь опять искусаны,
А на них печать отчаянья.
Свято место... Свято? пусто ли?
А в ответ опять... молчание…

Неоконченный романс

В окнах прятался свет,
Двери ждали гостей,
А ступеньки крыльца
молча выгнули спины,
Что бы скрипнуть в ответ,
Но сто лет нет вестей.
И капель бубенца
не раздвинет гардины.
Подхватив на лету
Ленту времени, март
Заплетает весне
Косы зелени первым.
Ждет доверье мечту,
И по скатертям карт
Отблеск стекол пенсне
Скачет зайчиком нервным.
И горела свеча
Много дней и ночей,
Потому что она
Называлась надеждой.
Капал воск сгоряча
В обвиненье речей,
Но была тишина
В ожиданье невеждой.
А мечта тихо шла
Через годы и смех,
Тот, которым в лицо
Недоверье молчало.
На ладони несла
Шар стеклянный — успех.
Отыскала крыльцо,
И…………………