Театр Вахтангова в Нью-Йорке: триумф или провал?

Опубликовано: 20 июня 2015 г.
Рубрики:

(Послесловие к гастролям московского театра в Америке)

В наше время редкость, чтобы драматический театр из любой страны, даже из англоязычной, а тем более из России, приезжал на гастроли в Америку два года подряд. Впрочем, вахтанговские актёры на пресс-конференции сказали, что рассчитывают в будущем году приехать в третий раз. 

Пресс-конференция проходила в репетиционном зале "Сити-центра". На сцене этого центра в июне был показан спектакль "Улыбнись нам, Господи" на русском языке с английскими субтитрами по мотивам произведений писателя Григория Кановича, который размышляет о судьбе еврейского народа в первой половине 20 века. Постановка Римаса Туминаса. В персональном интервью я спросил у режиссёра:

- Сколько времени вам понадобилось, чтобы почувствовать себя своим в этом театре?

- Один год, всего лишь один год. Потому что у меня уже был опыт руководителя театра. Я руководил национальным театром в Литве, создал Малый вильнюсский театр и знаю немножко психологию актёров. Я никогда не занимался проблемами внутренними в театре Вахтангова , я видел проблемы другого масштаба: что театр становился развлекательным, концертно-развлекательным, то есть отошедшим от своей главной миссии - изучать человека, размышлять о человеке в любых жанрах, но средствами игры. У вахтанговцев это ощущение было когда-то, но они его просто потеряли. И я им вернул вахтанговскую традицию: игру, театр-праздник, жизнь-праздник. Они вновь подхватили этот дух. Так что он теперь есть, но на новом уровне. Поэтому мы быстро объединились. Но я всегда занимал позицию гостя. Никогда не считал, что Москва - это Мекка, святое место для меня. Боже мой, мир огромен, и много есть столиц театральных, и есть мой театр в Вильнюсе. Так что чемодан у меня всегда был наготове. Это всех удивляло, а мне давало свободу действий, давало возможность безбоязненно заниматься своим делом, своими театральными исследованиями, поисками сути театра, миссии театра. И вахтанговские актёры пошли за мной. 

- Михаил Ульянов рассказывал, что когда он согласился играть шолом-алейхемовского Тевье-молочника, один актёр, его коллега по театру, спросил его: "Ты хорошо подумал?" Мол, ты, народный любимец, не боишься, что скомпрометируешь себя ролью еврея? Пришлось ли вам тоже преодолеть непонимание и даже сопротивление тех, с кем вы работаете?

- Да, это сложный вопрос... В России не было таких местечек еврейских, какие были в Литве, и гетто не было в русских городах. Но мне было не так трудно убедить актёров в нужности спектакля, потому что я не еврей, и, во-вторых, мы сразу решили играть не еврейскую проблему, а общечеловеческую, не судьбу еврейского народа, а судьбу общечеловеческую. Мы играем спектакль "Улыбнись НАМ, Господи", нам всем, и евреям, и литовцам, и русским. Это была наша отправная точка. Когда это поняли, то репетиции пошли. Сопротивления этой теме у актёров не было, но зрительный зал был, я бы сказал, осторожен. Еврейская тема и в Литве, и особенно в России, вызывает некоторую напряжённость. Однако прошёл первый сезон, спектакль окреп, и публика на него идёт, и актёры с радостью в нём играют. 

Отдельное интервью дал мне и актёр Виктор Сухоруков.

- Легко ли вам было принять условия, предложенные режиссёром? - спросил я. -  Легко ли было вам, русскому человеку, войти в образ еврея с его комплексами, страданиями, юмором? Пришлось ли себя ломать, отказываться от уже наработанного актёрского опыта?

- Меня же пригласили не жить, а играть, - ответил Сухоруков. - А если мы возьмём пьесу о древнем Риме? А если мы возьмём Шекспира с его королями в Англии? Это всё драматургия. А мы, актёры, её играем. Римас Туминас предложил мне, русскому человеку, сыграть еврея Авнера Розенталя, которого я играю с огромным удовольствием, и никто не спрашивал у меня: "Как же ты, русский артист, играешь еврея?" Какой бы нацональности ни был персонаж пьесы, - это театр, это образы, это сюжет и это мысль, которую мы хотим донести до зрителя. И не важно, кто мы, откуда мы. Мы рассказываем некую историю, которая, как нам хочется, была бы интересна публике. Вот и всё. У меня был случай, когда я служил в Петербурге. Там был великий наш актёр Анатолий Равикович, царствие ему небесное. Мы вместе служили в ленинградском театре в своё время, и я тогда сыграл небольшую роль еврейского соседа. Анатолий мне сказал: "Как же режиссёр дал тебе роль еврея?" Я ответил: "Толя, значит, вам, евреям, королей лиров и всяких там отелло играть можно, а нам, русским, играть тевье-молочников нельзя?" То есть я не думаю, что еврейская тема какая-то особенная. Главное, эта тема должна быть интересной, вот и всё. Открываю секрет для всей Америки: я ж ведь актёр другого академического театра - Моссовета, и когда Римас Туминас меня пригласил на одну из главных ролей в спектакле "Улыбнись нам, Господи", на роль Авнера Розенталя, я, конечно, согласился с радостью, с восторгом, с какой-то свадебной радостью. Что же меня вдруг приманило и заставило полюбить эту роль? Похожесть. Как ни странно, история Авнера Розенталя, написанная старым мудрым человеком Григорием Кановичем много лет назад, оказалась очень близкой мне, и когда я работал над этим не образом даже, а человеком, я вдруг обнаружил, что в его биографии, в его судьбе много есть моего, мне  родного, мною пережитого. И поэтому если вы будете на том спектакле, вы увидите, что я пролью много слёз в этой роли, и слёзы эти честные.

...Открыла пресс-конференцию одна из создателей и продюсеров американского театрального фестиваля "Вишнёвый сад" Мария Шкловер. В рамках именно этого фестиваля приезжает на гастроли в Америку второй год подряд театр Вахтангова.  

На пресс-конференции я задал вопрос актёру Алексею Гуськову: 

- Каково ваше восприятие американского зрителя, каков контакт? Ведь на ваших спектаклях в зале часть публики понимает русский и реагирует стразу, а часть - англоязычная, которая реагирует после прочтения на экране перевода...

- Интересный вопрос. В прошлом году, приехав со спектаклем "Евгений Онегин", мы волновались, как встретит нас американская публика? Оказалось, что публика пришла подготовленная, знакомая с переводами "Онегина", особенно мы это почувствовали в университетском городе Бостоне. Другими словами, нам под руководством Римаса Туминаса удалось сделать спектакль понятным не только русской, но и американской театральной публике. С Кановичем несколько иная история. Он не так широко известен, как Пушкин. Но и здесь мы говорим об общечеловеческих ценностях, вненациональных. Для меня лично Григорий Канович - классик. Я, после того, как мы сделали спектакль, стал читать другие его романы. Классик! 

Ещё один вопрос я задал Алексею Кузнецову, одному из старейших актёров театра Вахтангова: 

- Как скоро вы почувствовали, что Римас Туминас - ваш режиссёр, вахтанговский?

- Должен честно сказать, что взаимное уважение, даже взаимная любовь, которая сегодня существует между театром и Римасом, возникла далеко не сразу. Дело в том, что он как бы был приглашён неожиданно, и поначалу мы даже шутили, исходя из его фамилии: "Для нас Римас Ту-минус или Римас Ту-плюс?" Но, как вы понимаете, после вторичного приезда сюда, в Америку, мы, конечно же, понимаем, что это "Ту-плюс". Даже два плюса. Надеемся, что будет и третий. Римас Туминас не является для нас чужим, он - человек нашей крови, потому что ещё Вахтангов, в своё время, когда основывал театр, думал о мистическом реализме. И вот, безусловно, Туминас как раз проповедует именно этот тип современного мистического искусства. Думаю, те, кто видели "Евгения Онегина", поняли, что это спектакль-наваждение. Да, наваждение, то есть нечто мистическое. 

Актёр Владимир Симонов:

- Это была не первая моя работа с Римасом. Для меня и, я полагаю, для нас всех, актёров вахтанговского театра, каждая встреча с этим режиссёром - огромное богатство в нашей актёрской жизни, которое падает, как в копилку, крупными монетами. 

Эта пресс-конференция и этот разговор с режиссёром и актёрами были до первого спектакля.

На следующий день вечером перед театром "Сити-центр", где собралась большая толпа зрителей, я увидел человек десять с плакатами "Позор Гуськову и Князеву, поддержавшим аннексию Крыма", "Мы рады всем, кроме подписантов Гуськова и Князева". Протестующие объясняли, что эти двое актёров поставили свои подписи в поддержку путинской агрессии, в поддержку нарушений прав крымскотатарского меньшинства, в поддержку войны против независимого соседнего государства. Одни зрители вступали с протестующими в полемику, другие соглашались с ними, брали с собой листовки.

А теперь впечатления о самом спектакле. 

Пафосно, чересчур значительно, скучно, долго. Актёров не могу обвинить ни в чём. Их вина ( а что им делать?) лишь в том, что они полностью доверились постановщику, пошли за своим поводырём, не видя, что он слеп. Верю, что в Москве, в России публика вернулась в театр Вахтангова и что это заслуга режиссёра Туминаса. Слышал я восторженные отзывы и русскоязычных американцев. Что ж, готов оказаться в меньшинстве. Меня и прошлогодний "Евгений Онегин", и нынешний "Улыбнись нам, Господи" оставили равнодушным, не тронули, не задели, даже не удивили трактовкой постановщика. У меня вызывает, мягко говоря, недоумение сегодняшняя тенденция в российском, и не только, театре, где режиссёр, как видится, озабочен прежде всего самовыражением, а не раскрытием мысли драматурга, озабочен "новым" прочтением, желанием удивить, поразить, показать себя.  Актёры говорили в интервью, что играют не еврея, а человека вне национальности. А, по-моему, одно другому не мешает. Можно ли играть Шейлока в "Венецианском купце" не евреем? Это всё равно, что играть Отелло не негром. Ну, допустим, таково прочтение Туминаса и такова его задача для актёров: играть человека вообще. Тем не менее, хотелось бы более точного произношения в еврейских словах, коль скоро их произносят. В слове "Иерушалаим" ударение принято ставить на букве "а" в предпоследнем слоге, а не на "и" в последнем слоге, то есть "ИерушалАим", а не "ИерушалаИм". Имя "Эфраим" произносится с ударением не на "и" в последнем слоге, а на букве "а". То есть у литовских евреев принято ашкеназское произношение "ЭфрАим", а не сефардское "ЭфраИм".

 Думаю, когда театр поедет с этим спектаклем на гастроли в Тель-Авив, такие ударения резко ударят по слуху русскоязычных израильтян. У театра, видимо, не было грамотного еврейского консультанта. К счастью, актриса Юлия Рутберг, игравшая бессловесную козочку, не сделала в ударении ни одной ошибки. И не толко в ударении. Единственная её ошибка в том, что она вообще согласилась играть эту роль. Трогательная шагаловская и шолом-алейхемовская козочка ("а цигеле") не получилась. Вместо неё получилась какая-то Айседора Дункан. Единственный актёр, сумевший, на мой взгляд, преодолеть нарочитую притчевость и фальшивую значительность, заданную режиссёром, это Виктор Сухоруков. Благодаря невероятной природной органике он создал живой образ, за которым было интересно наблюдать. Когда на сцене Сухоруков, хочется смотреть только на него, слушать только его. Он как кошка или собака, которая, если выходит на сцену, убивает любого актёра, потому что не умеет врать. Сухорукову удалось создать трагикомический образ, и в этом - сделаю комплемент актёру - он мне напомнил великого Вениамина Зускина, знаменитого шута при короле Лире-Михоэлсе и знаменитого Пиню Копмана из кинофильма "Искатели счастья". Или Ролана Быкова-скомороха в "Андрее Рублёве" и того же Быкова-Башмачкина в фильме "Шинель". Сухоруков сильно контрастирует с Гуськовым и Симоновым (Князева и Маковецкого в этих ролях я не видел). Но, опять-таки, никаких претензий к актёрам предъявлять нельзя: они действовали (вернее, играли) в предложенных режиссёром обстоятельствах, старательно выполняли поставленные им задачи.

Беда многих нынешних российских режиссёров и актёров в том, что они, говоря словами Панталоне из "Принцессы Турандот" (в исполнении Юрия Яковлева), "слишком много об себе воображают". Российские актёры и режиссёры очень уж серьёзно относятся к себе.

Не случайно Римас Владимирович говорил мне в интервью о своей миссии в театре и о миссии театра. И жаль, что он увидел беду вахтанговского театра в скатывании к концертности, к эстрадности. Разве не концертность, не эстрадность была в основе эстетики самого Вахтангова, которой создал свой собственный театр в противоположность слишком серьёзному МХАТу? У МХАТа была миссия, у театра Вахтангова была ярмарочность, зрелищность. У истинного вахтанговца Юрия Петровича Любимова в основе созданного им театра на Таганке был площадной театр. Вахтанговский театр раньше отличался лёгкостью. Вспомним такие спектакли, как "Дамы и гусары" с Юрием Яковлевым, "Миллионерша" с Владимиром Этушем, "На золотом дне" с Николаем Гриценко... Эталоном настоящих вахтанговцев остаётся "Принцесса Турандот" со Щукиным в роли Тартальи. Даже драму вахтанговцы всегда играли легко, воздушно. У Рубена Симонова при его актёрской приподнятости всегда проглядывала самоирония. Вспомним, как он играл в "Филумене Мартурано" с Цецилией Мансуровой!  

Когда я смотрел "Улыбнись мне, Господи", меня не покидало чувство, что я смотрю работу провициального театра, который описывал в своих пьесах ещё Александр Николаевич Островский. Какой-то ложный классицизм провинциальных трагиков. Нас пугают, а нам не страшно, нас поучают, а нам скучно, нас пытаются убедить, а мы не верим. Нет, не туда ведёт вахтанговцев Римас Туминас. Не туда идут вахтанговцы за своим кумиром, своим королём Римасом Владимировичем. 

Впрочем, может быть король голый только для меня?  

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки