А вы как к евреям относитесь?... Интервью с Наумом Вайманом

Опубликовано: 10 октября 2014 г.
Рубрики:

О том, что такое современный Израиль – в беседе с писателем Наумом Вайманом, вот уже три с половиной десятилетия живущим в этой стране, где война ежедневно граничит с миром, где крайняя религиозность уживается с такой же крайностью неприятия какой-бы то ни было веры, где стыкуются далекие друг от друга этнические и культурные ментальности и волей-неволей Восток сходится с Западом.

- О русскоязычных, которых очень много в Израиле, говорят, что это своего рода государство в государстве…

- На мой взгляд, это совершенно не так. Но тех, кого мы условно называем русскими, надо дифференцировать, чтобы быть точными. Есть евреи-эмигранты, а есть этнические славяне, русские, украинцы… И соотношение среди этих русских примерно такое: евреев где-то 700-800 тысяч, славян – тысяч 300-400.

- То есть общая численность русскоязычной эмиграции – с миллион?

- Миллион с хвостиком. Это одно разделение. И оно существенно именно для ответа на первый вопрос, потому что еще есть дополнительное разделение: по волнам. Одна волна была в 1970-е гг., её я застал уже на спаде, приехав в Израиль в 1978-м году. Эта волна в общем-то была идеологизированной: приехали сионисты в душе, антикоммунисты крутые. Вот в этой большой волне, первой, тоже была этническая составляющая славянская, примкнувшая – жены, мужья, другие члены семьи, которые поехали со своими еврейскими родственниками в их еврейскую страну, тем самым как бы взяв на себя определенную ответственность за свою будущую лояльность, скажем так. И эта их настроенность на лояльность была очень сильной. Часть из них приняла гиюр – перешла в иудаизм. И я знаю массу чисто житейских историй, когда семьи распадались – по причинам не национальным, а личным – и, как правило, славянский элемент оставался в Израиле, жены в основном, а еврейские мужья убегали в Америку – не нравился им Израиль. Такая реэмиграция тоже была достаточно существенным явлением. Статистически ее оценить трудно, но, думаю, из приехавших в 1970-е гг. эмигрировало в Америку процентов 20.

- Почему Вы не уехали в США?

- Я был сионист. И, надо сказать, им и остался. Такой убежденный консерватор – в том смысле, что считаю… ну, не то что люди вообще, а евреи в частности должны жить в своем национальном государстве. Если оно есть, надо в нем жить и всячески обустраивать и защищать. Это ключ к нормальной жизни. Существование еврея вне его национального государства, как показывает история, не нормальное, я даже не говорю о том, что оно трагичное во многих случаях. И я это вижу по тем евреям, которые остались в России сегодня и каким-то образом функционируют. Их позиция не то, что лживая, они сами с собой пытаются быть искренними, но я определяю их позицию как неестественную. А здесь я себя чувствую естественно.

- Вы говорили о гиюре – может быть, в чем-то это было формальностью? Чтобы влиться?

- Для первой волны – не формальность. Если эмигранты принимали гиюр, это было по собственной воле. Чтобы – уж если сделал себе обрезание – быть евреем до конца. А в волне, которая началась в начале 1990-х, народ только наполовину, ну, может, процентов на 60, был из евреев. И не из идейных, а из тех, которые бежали оттого, что Россия разваливалась. За 2-3 года приехала четверть миллиона людей, сюда хлынула Русь. И я сейчас встречаю людей, которые не то, что не имеют никакого отношения к евреям, я их даже видеть тут не хочу. Там навидался. Эти уголовные мордовороты – не понятно, что они здесь делают.

- За лучшей жизнью приехали?

- Да, за ней… Или вот недавно меня поразило: в своем родном квартале зашел я в магазинчик с утра молочко купить, смотрю: стоит такой упитанный мужчина и рядом с ним дама в коротком красном вязаном платье на больших каблуках – оба вида совершенно не еврейского, и он две бутылки водки Grey берет, большие, литровые такие. Видно, люди со средствами, положили водочку в пакетик, перешли улицу, скрылись где-то напротив. Как они сюда проникают?.. По этому поводу был в свое время анекдот: в аэропорту проверяют документы и пару одну оформляют как приехавших. А там даже по документам, что называется, ни в одном глазу. «А как вы к евреям относитесь?» - спрашивают их, «А мы к евреям очень даже хорошо относимся»… Вот в этой группе населения есть некоторый элемент замыкания на себе. И так как люди в массе своей не очень культурные, то замыкание идет не по культурному, а по религиозному принципу. Все православные израильские храмы после волны 1990-х расцвели. В Яффо, например, в храме Петра и Павла никого раньше не было. А сейчас толпы. И люди новые, которые прибывают, концентрируются в христианских центрах. Кроме Яффо, это Назарет, Иерусалим. Эти люди в государственном смысле, за редчайшими исключениями, – вполне лояльные. Но евреями они себя не осознают и осознавать не желают. Они готовы считать себя израильскими гражданами, выполнять гражданские обязанности и в то же время жить какой-то своей общинной жизнью. Это не гетто, а именно общинное объединение.

- Но таких общин в Израиле много?..

- Да, особенно среди арабов. Большой блок – мусульмане, в нем своя дифференциация,с разным отношением к Израилю, к соседям, к собственной национальной идентификации. Есть блок – христиане, где тоже масса различных групп, некоторые вообще себя к арабам не относят: хотя и говорят по-арабски, но считают себя потомками, скажем, финикийцев – какие-нибудь марониты… Мозаика очень пестрая и довольно любопытная. Но все же нельзя сказать, что какая-либо из этих групп – арабских, неарабских, славянских – является государством в государстве.

- Но русский еврей – это все равно не израильский еврей…

- Русских выделяет культурный бэкграунд. Как один мой приятель, писатель Аркадий Красильщиков говорит – рабство языка. Я, правда, так не считаю. Но не важно, как определять. Это люди, которые вынуждены потреблять культуру на русском языке. И ты можешь здесь функционировать на русском языке. Тебе никто не скажет: «Ты что, на каком языке говоришь? Давай говори на иврите, а не знаешь, иди учи!» Такого нет. Хотя какое-то раздражение, бытовые трения – этого было сколько угодно. Ведь приехало не просто огромное количество людей, а людей с другими повадками, другими реакциями на всякие вещи. Но я бы назвал это взаимной притиркой, трудностями первоначальными. Сегодня они во многом стерлись.

- В Израиле, куда ни зайдешь, везде русская речь…

- Ну, если бы здесь запретили русский язык, тогда, как в восточной Украине, люди бы возмутились. Но в принципе здесь все более-менее иврит, такой бытовой, знают. Молодежь вообще по собственному желанию либо двуязычная, либо переходит на иврит уже и в культурном смысле, телевизор смотрят на иврите. Правда, не знаю, потребление ли это культуры или что… Пожилым труднее, но, во-первых, есть русское радио, несколько каналов. Есть русский канал телевидения, его купил недавно один российский продюсер, газет, что говорится, некуда девать. На каждом углу… Есть некая русская культурная выделенность. Вынужденная. Но это проблема эмиграции… Другой бэкграунд, но все равно после трех-четырех стаканов русские будут вспоминать девочек в Москве, а израильтяне – девочек у себя в армии…

- Израильтяне пьют?

- Пьют, но гораздо меньше, хотя в последнее время тоже стали. А когда мы приехали, это было предметом русских насмешек: вот в Израиле жалкие и несчастные люди, пить не умеют. И, с другой стороны, это тоже было предметом удивлений и насмешек со стороны израильтян: русские – это водка и селедка. Про водку они вообще ничего не знали.

- Сейчас узнали?

- Узнали. Такое «культурное» вложение произошло. Но надо сказать, влияние русской волны совпало с общим изменением израильского общества. Оно было очень комсомольское в хорошем смысле – целенаправленное, мобилизованное, солидарное. Сейчас народ стал более разобщенный, есть открытость и к лучшему, и к худшему одновременно, ко всему. Эта раскрытость повлияла и на тему питья. Был один сорт пива израильского – Маккаби, жуткое совершенно. А сейчас пиво любое: бельгийское, чешское, польское, испанское даже. Пивные бочки во всех кафе, пивные заводики гонят пиво по лучшим рецептам. Пиво пьют, что принято в Европе. И в кафе все так, как в Европе или Америке. Люди стали ездить за границу – они видят, как там живут, и хотят здесь жить так же.

- Если возвращаться к теме «русского» замыкания, то где оно, на ваш взгляд, сильнее – в Америке или в Израиле?

- Насколько я знаю, эмигранты, которые живут в Америке, в американское общество вообще не попадают – ни с какого боку. Хотя на работе как-то общаются. Но в принципе не попадают. И не потому, что их не принимают, не любят, а просто в силу различий, не о чем говорить, на самом деле. Не газеты же обсуждать. Когда люди собираются, они чаще вспоминают что-то. А тут что вспоминать? Общих переживаний жизни нет.

- А в Израиле есть?

- Есть. Здесь есть уже общая история. И история настолько интенсивная, события жизни настолько быстро тебя затягивают! Вот люди, которые недавно приехали – у них в голове уже какие-то израильские новости. Потому что эти новости слишком серьезны. Всё вытесняется, что было когда-то. Ведь постоянно идут военные действия. Будни очень мощно затягивают тебя в круг общей жизни. Когда речь идет об обстреле или теракте, это переживается всеми. Как будто взрывают тебя – ты просто сегодня не подвернулся. Вот это и есть совместно переживаемая жизнь. Так что, когда собираются русские и, условно скажем, израильтяне, у них есть о чем поговорить.

- Многие русские считают, что израильтянам не хватает культуры, что наш бэкграунд перевешивает?

- Что касается бэкграунда и его «веса», то здесь есть категория русского культурного снобизма: вот мы приехали из страны такой большой культуры, а вы тут Африка вообще, Азия, лучше бы послушали других, а не учили бы нас своему дурацкому языку, на котором в мире только 3 миллиона разговаривает... Такая позиция есть, и в основном среди так называемых интеллигентов, писателей. Это и в статьях газетных может проявиться, и в общении.

- Вы так не считаете?

- Нет. Я считаю русскую культуру глубоко провинциальной. Это не мое мнение, и оно не связано с каким-то недоброжелательством к России. Вот я сейчас занимаюсь Серебряным веком, и, если говорить о символизме, декадентстве – откуда это пошло? От французов. Философия – от немцев. Россия болела Гегелем, который и натворил беду-то, я уж не говорю про Маркса. Шопенгауэром болела, Ницше. Никаким русским философом она не болела… Вообще русская культура, о которой мы говорим, – это культура 150-ти, ну, двухсот лет. Скажем, от Петра I до 1917 года. Петр просто зачеркнул культуру, которая была до него, и обучил Россию западным теориям, это потом уже постепенно начали появляться в России самостоятельные вещи. Но провинциальная культура не означает, что она не значительна. В определенный период она вложила свой очень существенный вклад в европейскую культуру. Тот же Чехов. Гоголь, хотя не знаю, как они его там переводят, но как-то переводят и даже как-то ценят. Достоевский – уникальное явление, «Преступление и наказание» на иврите в обязательном порядке изучается даже в израильской школе. Ну и, пожалуй, самый мощный вклад в мировую культуру – русский авангард. И тем не менее, это провинциальное явление. В этом нет ничего обидного. Хотя, конечно, для российского человека, который привык слушать с детства о первообразующем величии русской культуры, это звучит необычно.

- Вы упомянули об израильской школе. Многие русские не могут понять, чему дети там учатся и учатся ли вообще… А что касается Достоевского, так его, говорят, школьники сами не читают – учителя зачитывают им какие-то отрывки вслух…

- Я проработал учителем в системе израильского школьного образования 20 лет. Ну, это кошмар, должен сказать. Вспоминаю Розанова, Сологуба и других несчастных. В израильской школе дети совершенно отвязанные, ничего не боятся, абсолютно не воспитаны. Не знаю, как сегодня в российской школе – тоже, наверное, подослабла дисциплина. Но в свое время у нас были авторитеты. Да и на Востоке вообще учитель – это авторитет. Но Израиль – не Восток в этом плане. Анархия. Требуешь хоть какой-то дисциплины, а они в ответ: «Тут тебе не Россия...»

- Вы сказали, не Восток. А что?

- Евреи сами по себе – не совсем Восток, а так на границе, и географическая граница тут своего рода пролегает… То, что здесь произошло – в смысле культурной консолидации вокруг Библии – это не то, что произошло, скажем, в Персии или Вавилоне, которые в большей степени Восток. Ведь Восток – это моя личная концепция – прежде всего, связан с деспотизмом государственной власти. От Китая до Кавказа. Ну, опять же, чем ближе к Европе – в Турции, в Израиле – тем это больше сглаживается. Или взять арабские страны Средиземноморского бассейна, они тоже подпорчены западным влиянием, еще со времен Рима подпорчены, но в принципе - это деспотия и тоталитаризм. Вот я недавно изучал интересные материалы о шумерском царстве третьей династии Ура. Был такой город Ур Халдейский, из которого вышел ни больше ни меньше, как наш праотец Авраам. И там было построено супертоталитарное государство, где все было абсолютно обобществлено – не в пользу народа, конечно, а в пользу царя. Сталинизм чистой воды. И я вот думаю, что, может быть, Авраам ушел из Ура не потому, что Господь ему сказал, а потому что просто захотелось свободы... И из Египта евреи тоже ушли, Моисей их вывел из рабства именно на свободу…

- И этой любовью к свободе евреи отличаются от людей Востока?

- Да, хотя во многом другом евреи остаются восточными людьми. Но начиная с Авраама, они из рабства уходят. Кончая, собственно, советским рабством. Уходят. И не потому, что это хорошо или плохо, а, видимо, это какой-то существенный в характере момент. И, если я вспомню свои мотивации отъезда, то, наверное, гораздо более сильным был не мой сионизм, а антисоветизм, конечно. Я даже помню какие-то дилеммы моральные, когда я задавал себе вопрос – а честно ли, что вместо того, чтобы бороться с этими гадами, я трусливо убегаю?.. И, может быть, это для меня была защитная идеология, может быть, и нет, но я рассуждал таким образом: в чужом государстве я не должен участвовать ни в каких безобразиях: ни свергать правительства, ни учить людей свободе. Пусть сами разбираются – возможно, то, что они делают, это то, что они хотят. Поэтому-то я и говорил, что смотрю отсюда на российских евреев и нахожу их позицию неестественной, они продолжают активное участие в жизни, например, выступают на митингах, как писатель Быков, хотя дело не в нем лично. Пример другой – совершенно непотребный: как еврейская религиозная организация во главе с главным раввином России побежала в Крым сразу после присоединения, побежала освятить это, что называется, своим религиозным авторитетом. Вот это худший вариант, явно ты – обезьянка, тебя дергают за ниточку. При этом ты еще держишь фиг в кармане, понимаешь, что унизительно, когда тебя заставляют прислуживать, но ты говоришь – ладно, я тут уступлю, но мне тогда здесь дайте кусочек. Вот это деятельность неестественная. Вот это государство в государстве, на самом деле. Ну, это мы о России. А начали с Израиля…

- И, если продолжать об Израиле дальше, расскажите, что за уникальное явление – израильская армия, через которую должен пройти каждый. И в каком еще государстве увидишь столько вчерашних школьников, разгуливающих по улицам с автоматами…

- Из своего армейского опыта здесь скажу, что армия – совершенно удивительный плавильный тигель психологический: людей стискивают трудностями, причем не обязательно военными. Когда начинаются военные трудности, конкретно опасности, то это перетягивает так, что потом не разорвешь. Конечно, рядом с тобой люди разные, с кем-то ты конфликтуешь, кому-то готов морду набить... Тем не менее, когда это кончается, вдруг понимаешь, что не хватает армейской тесноты. Как с советскими коммуналками: с одной стороны – жуть, с другой – люди получали в конце концов отдельные квартиры, но им не хватало прежней обстановки, когда все ютились и каждый совал нос в чужую тарелку. То есть у людей есть некая склонность к единству, братству. И армия – самый лучший воспитатель братства. А что касается вчерашних школьников, то эти массы детей в армии сплачивают и народ тоже. Армия здесь как священная корова. Армия – это наши дети.

- А насколько эти дети понимают серьезность армии? Или это для них больше игра?

- К сожалению, армия здешняя недостаточно жесткая и дисциплинированная. Насколько армейцы при этом идейно подготовлены и готовы защищать родину? Ну, по крайней мере, большое число сильно мотивированных. Здесь есть военные части менее боевые, а есть боевые – они пока добровольные. И по количеству людей, которые вызываются на это добровольное служение, можно судить о мотивации. В воздушно-десантных частях конкурс 3-5 человек на место – добровольцев хоть отбавляй. И их отбавляют. Есть, конечно, люди, которые не хотят служить вообще, пытаются улизнуть, по возможности притвориться психом. Как правило, это левые идеологизированные, которые против насилия, захвата арабских земель. Но открыто эта позиция мотивируется редко: за уклонение сажают в тюрьму. В основном просто уклоняются по медицинским соображениям или религиозным, особенно женщины: они служить в армии не обязаны, если религиозны.

- А религиозные мужчины?

- Среди них разные категории. Есть «вязаные кипы»: они мотивированно служат. Есть харидим: в черных шляпах, сюртуках – не служат, а если кто из них в редких случаях на службу и идет, община их осуждает. Есть хасиды – ходят в таких же одеждах, но у них целый ряд отличий, и одно из них то, что они служат. Во всяком случае, у них нет общественной атмосферы против служения. В каком плане ни возьми, дифференциаций огромное количество – и это все на таком пятачке, как Израиль. Дифференциация выпирает и не без наглости, я бы сказал, выпирает.

- Это одна из причин конфликтов?

- Конечно. И возникают они по двум плоскостям. Конфликты нерелигиозных с религиозными – при их совместном проживании, а это дело достаточно трудное, у религиозных общин очень жесткие правила поведения: в субботу это нельзя, то нельзя, определенную одежду нужно носить, в автобусе женщины не могут сидеть впереди. Для человека нерелигиозного это все кажется диким. Вторая плоскость конфликта – евреев с арабами. Площадь совместного проживания в этом случае гораздо меньше: арабы живут замкнуто. Не то, что специально замыкаются, но просто живут в определенных городах, селах, евреи там не поселяются и не стремятся к этому. Если бы поселились, конфликты выперли бы. Однако некоторые арабы живут среди евреев. Как правило, христиане. Снимают квартиры в Тель-Авиве. Яффа – город арабский, здесь на набережной все время гуляют арабы, сидят на пляжах – не только у себя, но и в Тель-Авиве, где много туристок-блондинок. Пасутся там. Иногда даже не очень вежливо пасутся. Но ни одного конфликта я никогда не замечал. Хотя, конечно, борьба никуда не ушла. Она идет между двумя большими этническими группами и двумя религиями, что еще более существенно. Между огромным исламом и в общем-то небольшим иудаизмом. И каждый претендует на религиозное право владеть этой землей. В основе именно религиозное – вот нам тут Бог сказал жить. Такой конфликт существует. Какие формы он принимает? Арабы, допустим, раз в год выходят на большие демонстрации – в День земли, но, как правило, не в еврейских городах, а в своих арабских. В том же Назарете.

- Это как японцы с Курилами?

- Ну, что-то в этом духе… Демонстрации арабов достаточно мирные – если не попадаться им в это время на пути. Еще постоянно бывают волнения и беспорядки вокруг Храмовой горы. Там собираются толпы молящихся мусульман по пятницам – до 150 тысяч! Хотя, конечно, такое количество редко бывает, но несколько десятков тысяч там всегда. И когда много молодежи и еще ее подогреет мулла, она начинает бросать камни. Тогда вмешиваются специальные службы – пограничники этим занимаются, хотя это не те пограничники, что стоят на границе, это скорее такая военизированная милиция.

- Хотя есть арабы-мусульмане, которые и в армии израильской служат. Кто они?

- Прежде всего друзы. Это религиозное меньшинство во всех мусульманских странах всегда преследовалось, иногда довольно жестоко. Когда образовался Израиль, шейхи друзских общин приняли решение о союзе с евреями, а взамен получили полное отсутствие преследований по религиозному признаку. С тех пор друзы служат в армии, при полной мобилизации молодежи, без каких-либо «разногласий» с государственной идеологией, чем часто грешат евреи...

- Скажите, а почему евреев не любят?

- Сложный вопрос. У него есть поверхностная составляющая. Бытовая. И есть метафизическая… Ну, во-первых, существует серьезный конфликт между иудаизмом и христианством. Во II, III, IV веках, когда возникло павликианское движение, христианство, чтобы не считаться какой-то иудейской сектой, чтобы показать свою абсолютность, оттолкнулось от иудаизма решительно – вот, мол, иудаизм отжил, привел к христианству, большое ему за это спасибо, пророки еще предсказывали это всё – теперь мы пришли, пришел новый Израиль, и вы должны к нам присоединиться. Христос же для евреев пришел, а раз вы его не приняли – вы, ребята, крупно ошиблись; если же вы еще и упорствуете, то придется вас за это наказать и отделить. Христианство веками вело постоянную пропаганду, что евреи – это самые последние люди, которые, мало того, что убили Христа, – христианства не приняли. Это такие закоренелые сыны дьявола, вот и живите на задворках нашего общества… Так что христианство – основа антисемитизма современного. Хотя у Лурье есть очень интересная книжка – «Антисемитизм в древнем мире», где показано на фактах, что евреев не любили и до христианства… Ну, не любили и не любили. Значит, было за что. Свою особость и презрение к другим они проявляли постоянно.

- Почему при советской власти антисемитизм так расцвел?

- Многовековая пропаганда христианства против евреев сыграла свою роль. Еврей в глазах простого человека из деревни – какой-то рогатый зверюга, дьявол в общем-то… А если говорить о сегодняшнем дне, то, думаю, неестественное положение евреев в российской ситуации – это тоже антисемитизм. Ну, неприятно русскому человеку видеть все время какие-то еврейские физиономии в ящике, которые тебе еще что-то доказывают: что ты быдло, ничего не понимаешь в демократии, защищаешь какого-то Путина… Ну вот любит русский человек Путина, а Познера – нет. И я простого русского человека абсолютно понимаю. Как еврейский националист абсолютно понимаю русского националиста. Если бы ему русский человек доказывал что-то, он, может быть, и прислушался бы. А ему доказывает еврей, и, что меня в евреях возмущает, еврей, который сам не понимает, что вызывает чувство, мягко выражаясь, неприязни. Тебе не нравится – ну и катись в свою Америку! Я сам слышал без конца – если тебе что-то не нравится, катись в Израиль! Ну я и покатился… Да, евреев не любят. А кто кого вообще должен любить? Кстати, и русских не любят. И у русских, как у евреев, тоже наивный взгляд: совершенно не могут понять – за что их ненавидят?

- А Вы понимаете?

- За то, что они русские, сильные, при этом еще грубые – силу свою используют грубо. И все, на кого эта сила так или иначе направлена, их ненавидят, как ненавидят любую силу, которая пытается тебя поглотить…

- Если говорить о ненависти, то среди современных молодых израильтян это чувство иногда проявляется по отношению к самому Израилю. Основной их аргумент: весь мир, как мир, а мы – отсталое государство со своими религиозными субботами, почему мы должны это терпеть?..

- Протест против религиозного засилья есть, и сильный. Мне, допустим, все равно, если религиозные соблюдают свои религиозные обычаи. Но мне не хочется, чтобы они меня заставляли делать то же самое. Тем более что речь идет не просто о религиозных, а об ультрарелигиозных. Их общины замыкаются территориально, культурно и всех остальных считают недостойными общения. Они преследует собственные цели. И цели эти расходятся с целями всей страны. Это государство раввинов. Им руководит несколько человек, на этом капиталы делают. Все идет через них. Это примерно то же, что гетто в средневековой Европе: в нищих толпах вырастали какие-то богачи, которые снабжали королей, финансировали войны, сидели на денежных потоках. А кто сидит на денежных потоках, тому ручейки в кармашек отливаются. Деньги – это власть… И вот против всего этого борьба идет.

- В чем конкретно эта борьба выражается?

- Их лишают разного рода субсидий. Проблема в том, что, с одной стороны, они антигосударственники, принципиально не признают государство Израиль, считают, что оно как бы не по божьему велению создано. Но при этом пользуются всеми социальными благами да еще их активно требуют. Например, чтобы государство субсидировало жилищное строительство, давало пособия на учебу. На вечную учебу, потому что они идут в ешиву с 5 лет и в 70 лет ее заканчивают. И при этом еще с десяток детей плодят. И все это государство должно оплачивать. А что такое государство – это те, кто работает. Но люди не хотят им все это оплачивать и зовут их паразитами. И не такие уж ультраортодоксы тихие-мирные. Если в субботу вы сунете нос в их квартал, они могут по носу и дать и выгнать оттуда. Если въедете на машине, камнями закидают. Но где-то вы и не въедете – они цепями иногда обвешивают свои кварталы… Так что вот где – настоящее государство в государстве.

P.S. И в заключении разговора Наум Вайман коснулся еще одного конфликта, военного, который стал одной из главных информационных тем недавних месяцев, и в связи с которым по отношению к Израилю не раз звучали осуждающие слова…

- Если кто в мире всерьез и осуждает Израиль, то скорее за «превышение пределов необходимой обороны», за жертвы среди гражданского населения Газы. Хотя немало и обвинителей «вообще и всегда», это, прежде всего, арабы-эмигранты в Европе и Америке; левые-интернационалисты, которые считают Израиль националистическим образованием (и это так), а значит и своим идеологическим врагом... Главный антиизраильский лозунг – «государство-детоубийца». Звучит призыв к Израилю – «снять блокаду». Но насчет «блокады» можно сказать, что почти все необходимое для жизни Газа получает из Израиля через контрольно-пропускные пункты. Оружие же ХАМАС получал по подземным туннелям между Газой и Египтом. Их насчитывалось больше тысячи и некоторые были так широки, что через них провозили автомобили. Эти туннели – главный пункт контрабанды в Газу, через бедуинов Синая, извечных контрабандистов. Но с приходом к власти в Египте президента Сиси, свергнувшего режим братьев-мусульман, идеологических братьев ХАМАСа, египтяне повели борьбу с туннелями. Поэтому главное требование ХАМАСа теперь – дать возможность построить морской и авиационный порты. Но дать ХАМАСу ввозить оружие через эти порты - это вооружать своего врага. Если бы ХАМАС открыто и декларативно не ставил своей целью уничтожение Израиля, никто не препятствовал бы ввозу товаров на территорию Газы, как никто не блокирует Палестинскую автономию на Западном берегу. Вот такая «механика» конфликта. Что касается «осуждения», то оно базируется не на фактах – все решают интересы. Тот же Египет, арабская и мусульманская страна, в силу изменившейся политики сегодня действует в союзе с Израилем, и в египетских СМИ уже нет прежнего «осуждения». Нет его и в России, некогда главном крикуне против «израильских агрессоров»… Времена меняются. Меняются и интересы.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки