Нечаянно родившись заново,
Я снова начал этим летом
Читать Георгия Иванова
И спать с невыключенным светом.
Во всем, что мы считали будничным,
Открылся творчества источник,
По сретенским невзрачным улочкам
Сквозила вечность между строчек.
Там, где случайного прохожего
В урочный час не чаешь встретить,
Лучей причудливое крошево
На нас раскидывало сети.
Жара под крыши горожан гнала;
Но ты, без преувеличенья,
И в зной казалась краше ангела,
Увиденного Боттичелли.
И облака — благие вестники —
Струились высью голубою
От Сухаревки до Рождественки,
Благословляя нас с тобою.
Замоскворечье
Последним воскресением зимы
По узким улочкам Замоскворечья,
По тем местам, где вместе были мы,
Пройтись, наружу
вырвавшись из тьмы,
И не отчаяться, и не отречься.
Казалось бы, всего на полчаса
Нам стоит оказаться на Ордынке,
И снова ты поверишь в чудеса —
Прекрасна, как весенняя роса
На тоненькой нетронутой травинке.
Часы застыли. Тиканье пружин
Прервалось на последнем обороте.
Я снова жив. Но снова здесь один,
Как будто безраздельный властелин
Всех проходных дворов и подворотен.
Мы знали тайну. В предрассветный час
Они, как музыкальная шкатулка.
Их звук с тобой мы слышали не раз,
И не было волшебнее для нас
Замоскворецких сонных закоулков.
Я не могу поверить, что сюда
Ты больше никогда не возвратишься.
Что я один — невелика беда,
Но нет страшнее слова — никогда,
Из словаря посмертного затишья.
И каждый день, как грешник, по утрам
Я нашему молюсь Замоскворечью.
Брожу по переулкам и дворам
И жду, что небо улыбнется нам,
И ты — нечаянно шагнешь навстречу.
♦
С тех пор, как, долистав последний том,
В последний раз
за мной закрыла дверь ты,
Я день за днем ловлю себя на том,
Что постепенно привыкаю к смерти.
Я ни за что тебя не осужу,
Ты для меня все тот же ангел сущий.
Что смерть! Теперь я даже нахожу
В ней ряд неоспоримых преимуществ.
Мне не грозит дожить до старика,
С болезнями уже не страшно слечь мне.
Пусть жизнь сладка,
но слишком коротка,
А смерть, по крайней мере, бесконечна.
Ты напоследок бросила — прости,
Лучась сияньем ангельского света.
Напрасно я молил меня спасти,
Мой голос оставался без ответа.
Ну что с того? Тебя я упрекну ль,
Что ты мне ничего не отвечала?
Я умер в феврале. Теперь июль.
Для вечности лишь самое начало.
Занятно знать, что сможешь все успеть,
Всего достичь, смеясь всего добиться.
Мне повезло при жизни умереть,
Чтобы внезапно в смерти возродиться.
Я бы мечтал тебя вернуть назад,
Но я себя ничем не обольщаю;
И все, что в жизни не успел сказать,
Теперь тебе посмертно посвящаю.
Я больше не страдаю, не молю
И тщетно не взываю к милосердью.
Но тем сильнее я тебя люблю,
Мой кареглазый ангел — ангел смерти.
♦
Его стая для славы растила,
Он привык побеждать. Но теперь
Кровь сочится в траву, и насилу
Рыщет по лесу раненый зверь.
На мгновенье он выпал из круга,
И, стыдливо потупив глаза,
От него отвернулась подруга,
От него отказались друзья.
Только смерть где-то рядом, все ближе
Шаг за шагом. Чего ожидать?
Он матерый, он знает, как выжить.
Он не знает, зачем выживать.
Лишь мучительно чует, что это
Исключительно волчий вопрос,
И пока не получит ответа,
Он не сможет бороться всерьез.
На границе звериного лога
Он приляжет на хвойный настил.
Он поверил бы в волчьего Бога,
Если б тот за него отомстил.
Он не станет зализывать раны,
Гнать страдание, гордость и стыд,
И умрет оттого, что упрямо
Пораженья себе не простит.
Париж
Москвою снова правит листопад.
Почти тысячелетие подряд
Усталая листва под ветром сохнет.
Пускай непритязателен, но храбр, —
Берет палитру с красками октябрь
И сурик густо смешивает с охрой.
День-два — и город тяжело узнать;
Едва ли это можно оправдать
Издержками сезанновского взгляда.
Он был замысловат, лукавый галл,
Но сам себе при этом он не лгал,
И, стало быть, его винить не надо.
Париж всегда был тайной под замком,
И все ж казалось, — нас туда пешком
Вела географическая карта.
Уж за семь лет с тобою как-нибудь
Небрежно мы преодолели путь
От Крымской набережной
до Монмартра.
Там тот же листопад во всей красе;
Но все под дебаркадером д’Орсе
Предпочитают черпать впечатленья.
А я, набрев на игроков в шары
На пятачке у сада Тюильри,
Был счастлив,
как участник приключенья.
Я смог припарковать «Рено» на спор
У самой базилики Сакре-Кёр,
Как будто выиграл пари на тыщу.
Сведя на полушепот разговор,
Мы не спеша с тобой прошли в собор,
Кощунственно не подавая нищим.
Перед тобой рассеивалась тень;
Степенно, со ступени на ступень
Ты восходила, словно королева.
И верилось, что мир — неразделим,
И нас хранит Саровский Серафим,
Как нас хранит святая Женевьева.
Через три дня, на праздник Покрова
Нас будет ждать осенняя Москва,
Дождливых улиц дрожь и ветер колкий.
Но вновь Парижем станет воздух пьян,
Когда с тобой нас позовет Сезанн
К Цветаевскому дому на Волхонке.
♦
Спешить — и не достигнуть цели,
Сражаться — и не победить.
Жить – на пределе, но на деле
Так жажду и не утолить.
Любить — до дна, не зная меры,
Не оставляя про запас.
Креститься — с безрассудством веры,
Так – словно бы в последний раз.
И в час, когда тебя к ответу
Трубящий ангел вознесет,
Поднять глаза навстречу Свету
И поблагодарить за все.
Добавить комментарий