The Bridge w.jpg
Я люблю вас, люди!
Ах да, простите — забыл представиться. Меня зовут Голден Гейт, иначе говоря — Золотые Ворота. Я — Мост. 27 мая нынешнего, 2012 года, я отмечал свое 75-летие.
Не один миллион любознательных и любопытных прошел за три четверти века по моим тротуарам, стоял у перил, восхищался панорамой залива и города. О чём только ни говорили между собой эти люди, находясь на высоте птичьего полета над водой! Я стал невольным слушателем их бесед и высказываний. Порой они делились увиденным и прочитанным, иногда бывали очень доверительны и откровенны. Многое осталось в памяти. Я даже узнал всё про себя — каким образом я появился на свет. Совершенно необычная, хотя, как и остальные рассказы, чисто человеческая история.
Ее корни уходят на полтора столетия назад. Тогда, на пике золотой лихорадки, из ничего возник город-сказка Сан-Франциско. А вокруг него — еще множество городов поменьше. Вскоре наплыв золотоискателей иссяк, и выяснилось, что местные жители нуждаются в постоянной связи с новым бурлящим и развивающимся центром Западного побережья. Но Сан-Франциско с трех сторон окружен водой — океан, залив и связывающий их пролив. Естественно возникла мысль о постройке мостов. Но поскольку ее высказал городской сумасшедший и была она явно из разряда мечтаний, то посмеялись — и забыли. Идея ушла на дно залива. А вынырнула оттуда только в 1916 году.
Ситуация к тому времени выглядела так. Уже много лет работала Южная Тихоокеанская железная дорога. Ее отдельная ветка вела от Сан-Франциско на юг. А на запад и северо-восток пути по-прежнему не было, что представляло массу неудобств для всех. Владельцы железнодорожной компании организовали перевозку через залив на паромах — для своих пассажиров и местных жителей. К концу второго десятилетия ХХ века население Сан-Франциско достигло полумиллиона. Паромная переправа стала крупнейшей в мире, что усложнило ее работу. Тогда-то и появилась в San Francisco Call Bulletin статья с призывом построить мост через пролив. Ее автор, он же издатель газеты, Джеймс Вилкинс, инженер по образованию, прикинул, что строительство обойдется в 100 миллионов долларов. По тем временам — деньги почти немыслимые.
Статья, однако, привлекла внимание штатного городского инженера Майкла О`Шонесси (O’Shaughnessy). Он обратился к ведущим специалистам Америки с вопросом: осуществим ли такой проект, и во сколько он может обойтись? Большинство заявило однозначно: это невозможно! Остальные ответили уклончиво: если попытаться, то в строительство придется вложить не менее всё тех же ста миллионов. Нашелся, однако, один чудак, который сообщил, что готов построить мост, причем всего за два-три десятка миллионов. Звали этого оригинала Джозеф Стросс. О`Шонесси пожал ему руку: «О кей!»
Проект
28 июня 1921 года Стросс представил городскому инженеру предварительные эскизы и расчет стоимости — 27 миллионов. Плюс к этому, он утверждал, что его мост не только осуществим — он еще и окупит сам себя. Достаточно ввести плату за проезд. Официальные лица были покорены, сердца жителей наполнились энтузиазмом. На этом торжественная часть окончилась. Начались суровые будни. Как все на этой Земле, я рождался в муках.
Джозеф Стросс попросил федеральные власти выделить нужную сумму. Ему растолковали, что имевшиеся для такой цели средства уже выделены — на разработку проекта другого моста, связывающего Сан-Франциско с Оклэндом, то есть, с западом. В ближайшее время новые расходы не предусмотрены. Иными словами, — засуньте ваши эскизы в самый дальний ящик стола и забудьте о них. Моя жизнь висела на волоске.
Но тут О`Шонесси вместе со Строссом и секретарем сан-францисского мэра придумали ловкий маневр, который в истории США еще не применялся. Они решили объединить заинтересованные графства в специальный округ для строительства моста. В 1923 году законодатели штата Калифорния идею одобрили — новая организация получала право брать в долг деньги, выпускать облигации и собирать плату за проезд.
Тем не менее, фактически округ, включивший в себя шесть графств, был создан только в 1928 году. Пять лет шла нешуточная борьба — не на жизнь, а на смерть. Разрешение на строительство моста могли дать только военные. А не будет ли новая структура мешать проходу кораблей в залив и вообще навигации? Проверки устранили сомнения. И в декабре 1924-го временное разрешение было получено.
Joseph Baermann Strauss w.jpg
Не дремали и конкуренты моста как транспортного средства. Главными среди них стали, конечно же, владельцы паромов. У них хватало денег для организации шумной антиголденгейтовской кампании. В суды были поданы 2300 исков и заявлений против того, чтобы перекинуть через пролив дорогу для людей и машин. Протестовали из каких-то своих соображений лесорубы. Возмущались любители природы — они обозвали будущий мост перевернутой вверх ногами мышеловкой, которая осквернит естественную красоту залива.
Впрочем, самым действенным оказался несколько неожиданный довод: 30-минутная поездка на пароме через пролив дает возможность людям расслабиться, пообщаться, отдохнуть от повседневных забот. Однако скоро и этот довод показал свою несостоятельность. Вместе со стремительным ростом населения увеличилось количество пассажиров, и приятная прогулка всё чаще оборачивалась получасовым мучением на переполненном корабле.
Я не осуждаю моих противников, я их понимаю. Под угрозой был их бизнес. Хотя, с другой стороны, мост означал благо для десятков и сотен тысяч таких же, как они, людей. И, защищая свои интересы, небольшая группа паромщиков проявляла эгоизм чистейшей воды. Вместо того, чтобы искать либо компромиссы, либо иные способы приложения сил, они хотели свернуть голову неизбежному прогрессу.
Но в итоге все препоны были преодолены, и 23 января 1929 года назначенный округом Совет директоров собрался на свое первое заседание. 11 ведущих американских мостостроительных и инженерных компаний приняли предложение участвовать в проекте. Подобрали трех консультантов. Двое из них, изучив чертежи 1921 года, призвали изменить концепцию и создать гибрид консольного моста и подвесного. Я тогда лежал еще в пеленках-эскизах на столе у Стросса, но, услышав это предложение, чуть не свалился на пол. Это же как неприглядно и тяжеловесно я буду выглядеть! Я не хотел быть гибридом лани и бегемота. Консультанты настаивали: подвесить пролет длиной в 1280 м — такого в мировой практике еще не было. Но третий консультант, Леон Моисеев, доказал, что теоретически это возможно.
11 августа 1930 года военное министерство выдало окончательное разрешение на строительство. 27 августа Джозеф Стросс подписал последний вариант плана. Осталась мелочь — найти деньги. Хочу напомнить — пока судили да рядили, на Америку обрушилась Великая Депрессия.
4 ноября 1930-го на голосование в округе поставили вопрос о выпуске облигаций на сумму 35 млн. долларов для финансирования строительства моста. Большинством в 76 процентов народ предложение одобрил. Но в разгар экономического кризиса покупать облигации могли лишь немногие. Дело застопорилось. Выручил сан-францисский Bank of America. Чтобы осуществить проект и помочь городской экономике, он в 1932 году закупил все оставшиеся облигации. А другой — банк Wells Fargo обеспечил финансовую поддержку нескольких строительных фирм. 5 января 1933 года, спустя 13 лет после появления первых эскизов, строительство началось.
Строительство
Это был научный и человеческий подвиг. Разработчики бросили вызов известным законам физики. Каждая составная часть проекта явилась прорывом — технологическим, техническим, социальным. Всё делалось впервые.
Джозеф Стросс предпринял невиданные доселе меры безопасности. Он протянул под будущим мостом — от одного конца до другого — защитную сеть. Впервые на стройках всем рабочим выдали твердые шлемы-каски, закупленные в сан-францисской фирме, которая изготовляла их совсем для других целей. Все получили защитные очки, гасящие отблески яркого света. Строителей снабдили специальным кремом для рук и лица, спасающим от вредного воздействия ветра и солнца. Для питания рабочих разработали особую диету, предупреждающую головокружение. И, наконец, каждый день для каждого работника начинался с проверки на алкоголь.
Надо сказать, что из печального опыта строительства крупных сооружений, особенно мостов, к тому времени сложилось неписаное правило: на каждый миллион затрат приходится один погибший от несчастного случая. Таким образом, собранные для меня 35 млн. долларов могли бы обернуться фатальным исходом для 35 человек.
К 11 февраля 1937 года на стройке погиб всего один человек. Но именно в этот день случилось несчастье: на одном участке обрушились леса — и пробили сетку. Из 12 рабочих двое спаслись, остальных поглотил океан. И всё же итог — только 11 потерянных жизней был неоспоримым успехом. Для сравнения — на закончившемся на 6 месяцев раньше строительстве другого моста из Сан-Франциско — на Окланд — погибло 24 человека.
А я день ото дня крепчал, рос, становился весомее. Это такие приятные ощущения — когда тебя сверлят, сбивают, подвешивают! Каждая заклепка доставляла море удовольствия — а их вколотили в мое тело более миллиона — по 600 тысяч в каждую из двух опор. И вскоре я уже мог любоваться своим отражением в волнах и делать это с самых высоких точек — верхушек опорных башен, взметнувшихся на 227 метров над уровнем воды.
Наконец, настал момент, когда всё было готово, осталось покрасить меня. Моряки потребовали, чтобы опоры покрасили в черные и желтые полоски — под пчелу. Армия предложила чередовать красные и белые полосы. Они считали, что это поможет лучше видеть мост в тумане. Но главный архитектор, Ирвинг Морроу, который всё сооружение, включая башни, выполнил в стиле ар-деко, решил иначе. Он и помогавшая ему его жена Гертруда выбрали красно-оранжевую киноварь. Яркий цвет без всяких полос отлично гармонирует с заливом и окружающим ландшафтом и хорошо заметен издалека, когда верхушки опор выглядывают из туманного облака.
27 мая 1937 года состоялось торжественное открытие. На меня хлынул людской поток. В этот день двухкилометровую прогулку от одного моего въезда до другого совершили 200 тысяч человек. А назавтра в полдень в Вашингтоне президент США Франклин Делано Рузвельт нажал на телеграфный ключ, чтобы передать миру весть о пуске самого замечательного моста на планете. И одновременно с его нажатием через пролив устремились тысячи автомобилей. Эти два дня были самыми замечательными в моей жизни — я появился на свет и стал служить людям. Я гордо смотрел на Залив — он перестал быть препятствием, он стал другом.
Я — Мост! Представитель самой благородной профессии на Земле! Разве это не замечательно — соединять города, людей, прошлое и настоящее? Иногда — даже то, что соединить казалось невозможным.
И покатились годы, наполненные работой. Но безмятежной жизни у мостов, как и у людей, не бывает. Я еще только-только вступил в подростковый возраст, когда природа устроила мне первый серьезный экзамен. В субботу, 1 декабря 1951 года, штормовой ветер со скоростью 110 км/час решил смести меня с лица Земли. Мой более чем километровый пролет раскачивался на семь с половиной метров со стороны в сторону и на полтора метра вверх-вниз. Пришлось на 3 часа закрыть движение. Но я выдержал атаку! Всё обошлось мелкими царапинами. Мудрый Стросс так и спроектировал, допустив даже большую раскачку при более сильном ветре.
Создатели
Как я благодарен своим создателям! Они были такими разными в команде — физики, геологи, инженеры и многие другие. Я хочу выделить главных — великолепную семерку. Все — американцы, все — иммигранты, все — неординарно мыслящие люди.
Первый — Майкл О`Шонесси. Он родился в Ирландии, в фермерской семье. В 1885-м О`Шонесси эмигрировали в США. Майкл стал инженером, работал на железной дороге, занимался водоснабжением на Гавайях и в Калифорнии. Открыл свою фирму. Мэр Сан-Франциско пригласил его на должность главного инженера города. Здесь О`Шонесси разработал уникальный проект, добился его одобрения президентом США. Построив плотину в Йосемитском заповеднике, он создал водохранилище Hetch Hetchy и соединил этот резервуар с городом системой тоннелей, трубопроводов и насосных станций общей длиной 240 километров. Уже почти 100 лет она бесперебойно снабжает Сан-Франциско водой. А потом О`Шонесси занялся мостом...
Следующий — Джозеф Стросс, именно ему я обязан своим существованием. (На своей бывшей родине, в Германии, его фамилия — Strauss — звучала бы как «Штраусс», но в английском ее звучание изменилось.) Сын немецких иммигрантов, он родился в Цинциннати, Огайо, в 1870-м. Его отец был писателем и художником, мать — пианисткой. И хотя он не пошел по их стопам, а стал инженером, творчество, музыка были заложены в его генах. Не случайно газета «Сан-Франциско Кроникл» в 1937-м назвала меня, его детище, «стальной арфой ценою 35 миллионов долларов».
Уже в студенческие годы Джозеф мыслил нешаблонно. Его дипломный проект — железнодорожный мост длиной 89 км через Берингов пролив. Может, когда-нибудь он будет построен. После университета Стросс начинает работать в офисе Ральфа Моджеского. Он строит отличные мосты через большие реки в штатах Орегон и Вашингтон и массу мелких мостов. Затем пришла моя очередь. Жаль, он прожил только один год после моего рождения.
shaugnessy w.jpg
Автор дизайна опор и всего моего внешнего оформления — Ирвинг Морроу. Благодаря ему, мой облик приобрел особый шарм и привлекает людей со всего мира. Английский американец, он окончил Беркли, а затем знаменитую парижскую Школу изящных искусств. Ему принадлежит много интересных архитектурных решений — театров, школ, офисных зданий и других.
Пятый из семерки, Чарльз Эллис — тоже из «старых» американцев. Профессор математики и разработчик инженерных проектов, он провел все расчеты, необходимые для строительства. Правда, Стросс обвинил его в медлительности и трате денег, потому что тот постоянно консультировался с Леоном Моисеевым и посылал ему телеграммы.
Леон Моисеев в те годы — крупнейший специалист по висячим мостам. Он родился в Риге в еврейской семье, начал учиться в политехническом институте, а закончил обучение уже в США, куда его родители эмигрировали из Российской империи. Являясь одним из первых разработчиков стальных мостов, он создал теорию провисающих тросов, на которых держатся их пролеты. Именно на этом принципе сконструировал меня Джозеф Стросс.
И, наконец, личность, не имевшая отношения к строительству, но без нее картина была бы неполной. Речь идет о человеке, который придумал мне имя. Его звали Джон Фримонт. В 1846-м он впервые попал в залив Сан-Франциско и завороженный его красотой, назвал узкий, изящный вход в него — Голден Гейт (Золотые Ворота). Потом и мне досталось это имя, когда я поднялся над проливом. Фримонт — иммигрант-француз, армейский капитан-топограф, неутомимый исследователь — проложил путь через горы Тихоокеанской железной дороге. А в 1856-м молодая Республиканская партия, выступавшая против рабства, выдвинула Джона Фримонта своим первым кандидатом в президенты США. Но Демократическая партия, опора рабовладельцев, заявила, что если изберут республиканца, начнется война. Народ войны испугался...
Спасибо великолепной семерке и всем, кто в меня поверил сразу! Был ведь такой случай с Бруклинским мостом, построенным еще в 1883 году и первым подвешенным на тонких тросах. Нью-йоркцы испугались, что он обвалится, и отказались им пользоваться. Пришлось взять из цирка 21 слона и провести эту колонну по мосту, чтобы народ убедился в его безопасности. А со мной слонов не понадобилось. Более того, когда в мае 1987-го праздновали мое 50-летие, по мосту прошли 300 тысяч человек.
Мост самоубийц
И все-таки... И все-таки люди подготовили мне безжалостное, суровое испытание. Я стал известен в мире еще и как Мост самоубийц. В разных странах есть места, притягивающие тех, кто хочет свести счеты с жизнью. Но у меня печальная слава — я рекордсмен. В среднем, каждые две недели один человек бросается вниз с моих перил. Всего за 4 секунды он пролетает 75 м до поверхности океана и врезается в воду. Скорость в последнее мгновение — около 140 км в час, а это — конец.
Что влечет ко мне этих несчастных? Темная магия глубины? Быстрый результат? Почему из всех возможных способов покинуть белый свет они выбирают прыжок в пролив с романтическим названием Золотые Ворота? У меня стальные нервы — тросы толщиной 92 см, длиной 2 км 330 м и каждый сплетен из 27572 проводов. Но и мои нервы не выдерживают. Я пытаюсь отговорить взбирающихся на перила, я внушаю: «Остановитесь! Посмотрите вокруг! Ради этой красоты стоит жить!» И всё же большинство решает, что ради этой красоты стоит умереть.
В 2004 году Эрик Стил получил разрешение снимать в течение нескольких месяцев мост, то есть меня, для документального фильма. За время съемок его камеры зафиксировали 23 случая самоубийств.
Мне всегда казалось, что чаще всего это происходит импульсивно: человек принимает мгновенное решение, уже глядя с высоты в манящую мглу океанской пучины. Хотя, конечно, многие знают заранее, зачем они ко мне пришли. Случалось, кто-то выживал. Случалось, кто-то из выживших возвращался. Я не могу понять, что происходит; нам, мостам, сознательное саморазрушение не свойственно.
Между тем, убедившись, что штормом меня не проймешь, природа почти на 30 лет оставила меня в покое. А затем подкралась снизу. 17 октября 1989 года, вечером, она вдруг затрясла меня с силой 7,1 балла. Где-то рушились дома и гибли люди. Но я устоял. Вскоре меня укрепили, и сейчас я способен выдержать 90-секундное землетрясение мощностью 8,3 балла.
Вместо послесловия: оккупанты
И жить бы мне спокойно, но на 75-м году своего существования я столкнулся со странным явлением. С высоты своих башен я заметил в центре Сан-Франциско группу людей, которые что-то кричали, мешали движению, пытались вломиться в здания. На площади стояли палатки, рядом валялся мусор. Я оставался в неведении несколько недель, пока не узнал из разговоров, что нарушители спокойствия называют себя оккупантами. А цель их — заставить банки разделить всё, что у них есть, между 99 процентами населения. Когда я это услышал, то даже покачнулся от удивления. Как это — разделить?
То, что таится в банковских закромах, — не личное состояние их владельцев. Люди, в том числе из 99 процентов, внесли туда свои деньги — на хранение. Одни — накопленное на старость, другие — отложенное на учебу детей. Предприниматели собирают сумму, нужную для развития своего дела. Фирмы держат на счетах зарплату для своих работников. А еще — неприбыльные и благотворительные фонды, пенсии и социальные пособия и т.д. Есть, конечно, и средства самих банкиров. Отобрать это всё и разделить? Обыкновенный грабеж под соусом равенства.
Оккупанты рвались и в Bank of America и в банк Wells Fargo. Но без этих банков не было бы и меня! И еще многого на свете. Говорят про 1 процент богачей. Неправда — их меньше. Это те, кто добились успеха в жизни потому, что обладают талантом, умением уйти от шаблонов обыденного мышления. Все люди равны в этическом плане, перед законом, в социальной среде. Но не все имеют равные способности. Те немногие, которые являются воплощением разума и таланта, энергии и воли, обеспечивают прорыв в будущее. Таким был мой создатель — Джозеф Стросс.
Но чтобы воплотить в жизнь неординарный замысел, создать сложнейшие вещи и сделать их достоянием масс, в наш век нужны деньги. Большие деньги. Не понимать этого и пропагандировать уравнительный грабеж могут, по-моему, только разрушители и профессиональные любители дармовщины. Что ими движет?
Много лет назад возле одной из моих башен отец рассказывал сыну обо мне. И начал он с давнего мифа. «Когда-то древнегреческому герою Одиссею надо было на корабле проплыть со своими спутниками через узкий пролив. У одного его берега со страшным грохотом бурлила вода, втягивая в свое чрево всё, что появлялось поблизости. Это была Харибда. А на противоположной стороне, на скале, ждало путников ужасное чудовище — Сцилла, с шестью громадными пастями, а в каждой три ряда зубов. Она пожирала свои жертвы мгновенно. Одиссею удалось провести свой корабль, но он потерял шесть человек. Мост Голден Гейт перекинут над проливом, высоко над водой, и благодаря ему, нам не страшны ни Сцилла, ни Харибда».
Да, гордо подумал я тогда, защитить от главных океанских чудовищ — коварной глубины и сокрушительного ветра — это подарить мир и покой. Но сейчас я понял, что ошибался. Увы, преодолеть человеческую природу намного сложнее, чем буйство стихий. Каждый день, каждый час людям приходится преодолевать узкий пролив между Сциллой Зависти и Харибдой Эгоизма. Это самое трудное испытание, и немногим удается пройти его без потерь. Те, кто превращает прекрасные площади Сан-Франциско в загаженный бивуак, кто рвется крушить и отбирать — надолго застряли в этом проливе.
Я не знаю, как им помочь, как вырвать их из лап зловещих чудовищ. Я — не человек. Я всего лишь Мост. Но я не хочу, чтобы однажды неразумная толпа перекрыла мои въезды для тех, кто спешит на деловую встречу или свидание, чтобы исковеркала моё тело молотками и надписями.
Я хочу еще долго служить вам.
Я люблю вас, люди.
Добавить комментарий