Святочный рассказ

Опубликовано: 14 декабря 2001 г.
Рубрики:

В Уральской консервато рии на якутском отделении учился бас Илья. У него, как и у всех людей была фамилия, но мало кто из студентов знал ее. Педагоги называли его Ильей, а студенты Ильей Якутом, полагая, что это и есть его фамилия.

- Якут - мой артистический псевдоним, - шутил он. Я уважал этого спокойного всегда выдержанного парня - чемпиона Свердловска по стрельбе из "мелкашки" (к мелкокалиберной винтовке он относился с долей иронии).

Илья был профессиональным охотником, и мы с интересом слушали его рассказы, но особенно любили занимательную историю о том, как он оказался в консерватории. Слышали мы ее неоднократно и поражались, как Илья каждый раз находил новые интонации, новые краски. Казалось, что мы слышим все это впервые.

- В роду у нас все охотились, - неторопливо начинал он. - Деда я хорошо помню. Всю жизнь в тайге да тундре провел, а отец и по сей день охотится. В семь лет я взял без спросу дедово ружье и убил куницу. Радостный принес добычу. Думал дома похвалят. Дед покачал головой: "Что ты принес? - говорит, - это же не шкурка, а решето дырявое. Не тем патроном стрелял! Куницу надо бить одной дробинкой в глаз. Лучше промахнись, однако, но научись! Мех не порти!"

- Я научился. Шкурки только по первой категории сдавал. Платили нормально. Охотился я один. Уходил месяца на два. Муку, соль, чай брал с собой, а остальное тайга добавляла. Жизнью я был доволен и даже жениться собрался...

Якутия - холодная земля, - шибко холодная, - подымая первый стакан на студенческих попойках под кислую капусту, каждый раз говорил Илья. - Сорок пять - у нас не мороз, А в зиму, о которой я говорю, часто и пятьдесят и пятьдесят пять бывало, а неделя почти шестьдесят держалась. В тот особенно холодный месяц в Якутске мало кто работал. На улице ни души. Все больше по домам сидели. Я весь день, от нечего делать, пульки отливал, хоть у меня их запасено было на целый год. В общем - бездельем маялся.

Время шло к вечеру. Неожиданно в окно постучали. Кто, думаю, в такой холод? Не иначе, как Дед Мороз! Время-то к Новому году шло. Открыл дверь. Стоит на дороге черный правительственный "ЗИМ". От окна идет ко мне, укутанный в мех человек. И вправду Дед-Мороз, только без мешка.

- Илья-охотник, ты? - спрашивает.

- Я, - говорю,- в чем нужда?

Прошли в комнату. Человек снял шапку, опустил высокий воротник, улыбается во все широкое лицо.

- Не помнишь меня, Илья? Охотились как-то вместе. Я из министерства культуры. Тебя к нам консультантом присылали. В сауне мылись. Выпивали потом.

- Помню, помню, - говорю, - как не помнить? Хорошо тогда поддали! А сейчас-то зачем я понадобился? Охотиться не пойдешь. Холодновато, вроде.

- Да нет, - говорит. - Какая охота? Тебя министр вызывает.

- Смешное дело! Зачем я ему? - даже заволновался.

- Вот сам у него и спросишь. Поехали!

Я сроду в министерстве не был. Любопытно, да и делать все равно нечего. Сели в машину. Едем.

- Ты, правда, не знаешь, зачем я ему? - спрашиваю.

- Откуда я могу знать? Министр! Мало ли, что ему в голову пришло? Может познакомиться хочет?

- Темнишь, начальник. Ведь знаешь? По глазу твоему хитрому вижу.

Смеется, ничего ни говорит. Приехали. На вешалке пусто.

- Что? - спрашиваю у гардеробщика, - выходной у вас?

- Да нет, - говорит, - какой выходной? Холодно. За весь день вот четвертую шубу принимаю. Скукота.

Я разделся, пригладил волосы и в валенках пошагал по красной ковровой дорожке прямо в министерский кабинет.

Министр вышел из-за стола, подал руку, улыбнулся.

- Рад, - говорит, - лично познакомиться. Референт мне о тебе много интересного рассказывал. Садись охотник-Илья, грейся! - Потом подошел к столу, нажал кнопку на селекторе и сказал:

- Я занят. Меня не ни с кем не соединяйте. Попросите зайти референта.

Министр сел в кресло напротив меня и спокойно сказал:

- Давно хотел увидеть тебя, Илья. Я, правда, не охотник, но как-нибудь в сезон съезжу с тобой и сам посмотрю, какой ты в деле, а то много забавного о тебе говорят.

Он улыбнулся стоявшему у его кресла референту. И безо всякого перехода, неожиданно спросил:

- Скажи, Илья. Правда, что ты можешь много выпить?

Вопрос этот меня удивил, но врать я не хотел.

- Истинная правда, товарищ министр.

- Бутылку выпьешь?

- Обижаете! И мараться не стоит!

- А сколько выпьешь?

- Кило двести вот сейчас при вас и приму!

Министр кивнул референту. Тот ушел в соседнюю комнату и тут же вернулся с подносом на ладони, который он держал привычно легко, как заправский официант. На подносе рядками лежали маленькие, на один укус, бутерброды - квадратики с икрой, разными колбасами, сырами и рыбой. Появились две поллитры с чекушкой...

- Это уже позднее, в консерваторское время, - смеясь, продолжал Илья, - я узнал, что выпить поллитру с чекушкой - значит: "Раздавить хромого".

Илья перевернул бутылки и показал, как шагает подвыпивший мужик, пытаясь удержаться на двух протезах, одним из которых была поллитровка, а вторым - маленькая чекушка. Он как-то очень смешно шевелил губами, пропуская сквозь них воздух и создавая почти естественный скрип деревянных протезов-култышек. Пьяный сначала ступал короткой "ногой", словно проваливаясь, затем подтягивал длинную "ногу". На какое-то время его "тело" выравнивалось, а затем снова проваливалось в пропасть. Бедолага пытался удержаться, опираясь на костыль, которым служила алюминиевая вилка, мало ему, впрочем, помогавшая. Показывал все это Илья естественно и забавно, и мы весело смеялись.

- Жаль, что этого я тогда не знал, - говорил Илья, - и не мог показать министру, а было бы весьма кстати... А тогда я взял бутылку, небрежно ногтем сковырнул пробку, раскрутил поллитру и просто опрокинул ее в горло. Я чувствовал себя артистом. Какая-то досада промелькнула, что делаю напоказ, но увлекся, хотя и злился, удивляясь, что у министра не нашлось дел поважнее, чем выяснять, сколько я могу выпить... Водка булькала в горле, но прошла мягко. У министра округлились глаза. Референт кивнул на поднос. Я взял бутербродик, понюхал и положил обратно. Референт откровенно радовался, что не обманул ожиданий министра. Это придало мне куражу. Вторую бутылку я разлил, как на троих, и выпил стаканы один за другим с короткими тостами:

- За министра, развивающего культуру Республики, за референта, замечательно помогающего ему в этом и за Октябрьскую Революцию, которая прекратила все существовавшие до неё безобразия, и позволила мне - простому охотнику - выпивать с самим министром. Иронии они или не поняли, или просто промолчали. Ведь не дураки же они на самом деле...

- Больно ты уж высокий темп взял, Илья, - улыбнулся референт.

- Правда ваша, - ответил я. Немного передохну. Чекушку я выпью, коли обещал, не волнуйся. Но почему я пью один? Вроде как в цирке. Давайте и вы по маленькой.

Референт налил министру, затем себе. Я опрокинул чекушку в тонкий стакан.

- За встречу! - сказал министр.

Чокнулись, выпили... Я куснул от бутербродика и на миг забылся. Вспомнил покойную маму. Она утонула в ледоход, переходя реку. Мне было тогда лет восемь. Куда-то исчез министерский кабинет...

Я плыву по реке. В лодке молодые отец и мать. Они сидят на корме, обнявшись, и ласково смотрят на меня. Я услышал свежий чуть гортанный голос матери. Как-то сама возникла песня далекого детства...

Пелось в той песне о молодом охотнике. Пошел он в тайгу добыть зверя для крутобровой красавицы своей Чемиты. В тот день везло парню. К нему на выстрел подошел сначала роскошный песец, а затем горностай, но охотника тянуло куда-то в глубь тайги. Еще красивее зверя хотелось добыть. Он увлекся и не заметил, как началась пурга. Замело тропинки, мгла окутала лес и закружила охотника стылая тайга. Он пытался выбраться на тропку, но окончательно сбился с пути. Мороз сковал тело.

- Конец, однако, - мелькнула невеселая мысль. Но тут внезапно что-то сверкнуло. Охотник обернулся и увидел впереди стройную девушку. Она легко скользила на своих тонких лыжах, едва касаясь снега, не оставляя за собой лыжни. Парень устремился за ней.

- Неужто я девки не догоню? - с вызовом подумал он и бросился в погоню. Парень не отрывал взгляда от белой малицы, едва различимой в беснующихся хлопьях пурги. Девчонка удалялась. Охотник прибавил хода. От быстрого бега разогрелся, разгорячился, но сильно устал.

- Стой! Дай передохнуть малость! - закричал он, но гордая даже не обернулась, продолжая свой неудержимый бег.

Она вывела охотника на тропу. Светлая малица ее сверкнула напоследок тусклым серебром в лучах бледной луны и истаяла в белом тумане.

Все песни, что пела мне в детстве мать, непостижимым образом сохранились, толпились во мне и требовали выхода. Я пел не в силах остановиться. Я боялся обидеть мать, которая сидела рядом и слушала.

Остановился лишь, когда протрезвел. Сколько я пел? Не знаю. Думаю, что долго. Я был смущен. Министр с референтом молча сидели, опустив голову. Потом министр сказал:

- Илья!.. Растрогал ты нас. Тебе учиться надо. Голос замечательный, душевный. Мы пошлем тебя в Уральскую консерваторию. Там наше отделение. Пока выучишься, - оперный театр достроим. Уже начали. Прекрасный проект. Группу молодежи посылаем учиться. Лыткину, Пирогова. Слыхал, наверно, по радио?

Весь хмель сразу прошел. Голова ясная стала.

- Что вы, что вы, товарищ министр? Я же охотник. Простор люблю. Тайга, ружье, лыжи - вот моя жизнь. А там в городе... Общежитие. Четыре стены - это плен для меня.

- Разве пленники так живут? - улыбаясь, пропел министр, (он окончил институт культуры и оперный репертуар знал). - Стипендию дадим республиканскую - 500 рублей. Соглашайся, Илья, - вдвоем уговаривали они. Твой голос - национальное достояние Якутии.

- Мы подняли стаканы за мой голос. Затем выпили за искусство. Потом много пили просто так. Пилось в ту ночь легко, и каждый превысил все свои личные питьевые достижения. К утру я сдался. Я согласился ехать в Свердловск, выторговав себе право в охотничий сезон приезжать в Якутск и проводить его в тайге с ружьем.

* * *

Последние три года Илья уже не ездил на охоту. Он занимался у хорошего педагога Александра Васильевича Новикова и делал заметные успехи. Илья стал завзятым театралом. Из оперного театра не вылезал. Его часто видели в филармонии. Он много читал и собрал приличную библиотеку.

На выпускном экзамене пел Кончака в опере Бородина "Князь Игорь". "Разве пленники так живут?" - звучал его красивый, густой бас.

Я слушал Илью, вспоминал его удивительный рассказ и еще более удивительное превращение.

На сцене профессиональный артист пел великую музыку.

Как может перевернуть жизнь человека незначительный случай...

В предновогоднюю ночь!

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки