Когда просыпаешься в три пятнадцать, в самый темный час ночи от ноющей боли в плече, рассвет еще не думал заниматься, а за окном отчаянно кричат птицы в черных пугающих кронах, понимаешь, что они совсем не приветствуют восходящее где-то далеко светило или ясную зорю будущего дня, а просто вопят от страха перед этой темнотой и безнадежностью глубокой ночи. И если не удастся немедленно повернуться на другой бок и заснуть, в голову начинают напористо лезть черные, как сама ночь, безнадежные мысли. Весь мир за краями мятого сбившегося одеяла представляется темной ледяной пустыней. Ты в ней - одинокий заблудившийся странник, и никто не идет тебе навстречу, потому что все бредут в одном направлении, но каждый отдельно. Даже кошка злобно шипит на тебя спросонья. Ты выбираешься из-под спасительного одеяла и шлепаешь, поджимая босые ноги, на кухню пить горькую невкусную воду, куришь у окна, пока снаружи не посереет, не появится слабая надежда на новый день и обезумевшие птицы не перестанут голосить, как по покойнику. Тогда можно спрятаться опять под остывшее одеяло, накрыться с головой и с ненавистью ждать звонка будильника, облизывая сухие губы, чтобы опять зачем-то все начать сначала.
Но в этот день будильник не зазвонил, потому что было воскресенье. Промаявшись в пустой постели до восьми, некая Нюся, рано располневшая, вроде бы умная, но разочарованная жизнью (сначала в Советском Союзе, а потом и в Америке) женщина встала с головной болью. Она бы не вставала до десяти или вообще не поднялась, если бы не пообещала легкомысленно за день до того Жоржу поехать с ним по воскресным дворовым распродажам. Раз обещала - нужно выполнять, так ее воспитали.
И вот Нюся стоит задумавшись перед покосившимся садовым столом, заваленным кучей разнообразного ненужного хлама. Перед ней громоздятся надбитые кружки, разнофасонные тарелки, потрепанные игрушки, ящики, футляры и коробки неизвестного содержания, пахнущие пылью, сыростью, мышами - одним словом, обычная гараж-сэйловская дребедень. Что за дурацкая идея проводить выходной день, разъезжая по распродажам? И двор этот дурацкий, возле старого деревянного дома, облинявшего от многолетних дождей. Не поймешь - не то он голубой, не то зеленый. Для Жоржа шастанье по разным помойкам - наслаждение с профессиональным интересом. В своей маленькой комиссионке на северной окраине Чикаго (мутная витрина и два покосившихся прилавка) он умудряется выгодно продавать любую заваль безумным любителям старины. На таком сэйле нет-нет, да и попадется что-нибудь занятное по дешевке, что можно починить, почистить, подлатать и перепродать втридорога как антиквариат. Вот он и роется волосатыми руками в мусоре, пыхтит и рассматривает близоруко, тычась носом, свои находки, будто хочет их клюнуть. А чего невеселая, не выспавшаяся Нюся за ним потащилась - непонятно. Потрепанное барахло ее совершенно не интересует, так же как и сам стареющий Жорж, с его паучьими мохнатыми руками. И весь он, высокий, с твердым выпирающим животом и покатыми плечами, какой-то мутный, как витрина его комиссионки. Говорит много, но невнятно, и редеющие волосы торчат блеклым пушком. Единственное, что в нем хорошего - непонятная, но упорная, слепая кротовья привязанность к Нюсе, к которой никто больше не привязывался.
Они, эта толстая Нюся и упорный престарелый Жорж познакомились пять лет назад на бесплатном концерте в библиотеке, и с тех пор он и начал ходить за ней, как пришитый. Звонил, звонил, надоедливо рассказывал о своих делах, хотя никто об этом не спрашивал, и вежливая безвольная Нюся слушала часами, безнадежно слоняясь по квартире с переносным телефоном и гулом в ушах, не зная как прервать, как спастись от назойливого, но все-таки лестного внимания, все-таки мужчины, которыми так небогата была ее жизнь. Все-таки можно было сказать невзначай подруге: "Опять звонил этот несносный Жорж, как он надоел! Чего-то добивается, хотя, казалась бы, и коню ясно, ничего между нами не будет". И это поднимало ее как бы на более высокую ступень по сравнению с той же подругой, которой как раз в данный период никто не звонил, хотя она была моложе и не такой полной. Когда выдавался пустой бессмысленный выходной день (а это случалось часто), когда пойти некуда и не с кем, а дома сидеть одной совсем тошно, Нюся сдавалась и соглашалась встретиться с постылым Жоржем. Чтобы потом другой подруге, тоже не очень, но более удачливой, которая бестактно жаловалась на своего любовника, зная, что у Нюси никого вообще нет, небрежно заметить: "Опять потеряла день с этим противным старым Жоржем". Как будто, если бы не потерянное время с Жоржем, она, толстая невеселая Нюся развлекалась бы и танцевала до упаду где-нибудь с писаными красавцами, пила игристое шампанское и била хрустальные бокалы в порыве неудержимого веселья!
Но стоило сегодня Нюсе увидеть утром его нескладную длинную фигуру, боком выползающую из потрепанного "Бьюика", услышать носовой голос с одышкой, как густая горько-соленая волна раздражения захлестнула ее с головой. Даже имя Жорж показалось настырным, пошлым, надоедливым, как вода текущая из неисправного крана. Сама виновата - не нужно было встречаться!
Нюся сердито засопела, как разъяренный носорог, резко повернулась на хрустнувших каблуках и отошла от стола. Хотела прислониться к косому забору, но испугалась, что забор не выдержит, завалится, уж больно хлипким он выглядел, а она все-таки за триста фунтов дама. От нечего делать принялась рассматривать старые одежки, вывешенную на продажу прямо на заборе, долго носившиеся, а теперь опустевшие, обвислые, как шкурки убитых животных, еще хранившие смутную форму бывших обитателей. Плащ из полинялой джинсовой ткани понравился необъятным размером и фасон подходящий, вроде как палатка или чехол на танк. Нюся примерила, засунула короткие руки в карманы и прошлась, энергично вдавливая копытца каблуков по зеленой травке. Удобно, только подмышками чуть-чуть жмет, но к этому она привыкла, ей любая одежда казалась тесной (может быть потому, что она всегда пыталась обмануть себя и покупала одежду на размер меньше).
День выдался ясный, прохладный, и по синеве неслись шкодливые тучки. Может быть, он еще не совсем испорчен неудачным утром? Нюся глянула на свое отражение в оконном стекле и развеселилась. В белом свитере, красной юбке и синем плаще она - ни дать ни взять российский флаг, только двуглавого орла не хватает. Наконец Жорж набрал полную коробку хлама и расплатился, бормоча что-то невнятное. Нюся тоже купила необъятный плащ за трешку, с облегчением попрощалась с надоевшим кавалером и пошла домой, бодро стуча каблуками. Даже подвезти на машине не позволила. (О чем, безусловно, будет упомянуто в разговоре с подругой при любовнике: "Жорж хотел проводить, но я отшила...", что добавит Нюсе несколько очков. А подруга заметит с ядовитым намеком: "Ничего, тебе полезно ходить пешком". На то она и подруга...)
Дома развеселившаяся Нюся, не снимая плаща, прошлась по комнатам, посмотрелась в зеркала. То, что в прихожей, отразило только ее правый бок, а в трюмо она вообще не поместилась. Так, фрагменты, как на абстрактной картине - плечо, красное яблоко щеки, локоть... Пошарила в кармане и обнаружила нечто круглое холодное. Нюся разжала руку и подошла к окну. На ее широкой шершавой ладони лежало медное зеленоватое от старости колечко с ярким желтым камешком. Наверное, простое стекло, но как сверкает! Натянула колечко на мизинец, любуясь янтарным блеском, но тут зазвонил телефон. Опять Жорж, чтоб ему... Решил похвастаться своими покупками. Нюся вполуха слушала его напористое кудахтанье и маялась. Дождалась короткой паузы, когда тот сморкался, ринулась в нее очертя голову, энергично пожелала, чтобы ему повезло, попалось нечто исключительное, ценное, уникальное, и, не дожидаясь ответа, с облегчением брякнула трубку.
Но хорошее настроение растворилось, пропало, его вытеснили неотложные нужды и заботы. Довлеет злоба дня. Нужно подкраситься перед работой. Темные корни волос, как бурьян стремительно поднимались в гуще Люсиных белокурых голливудовских кудрей. Она достала флакон с краской, резиновые перчатки, завернулась в старую пятнистую простыню и попыталась стянуть колечко с мизинца, но не тут то было. Темная медь плотно застряла, въелась в живую мякоть, ни мылом, ни водой ни даже проверенным методом облизывания напухшего пальца Нюся ничего не добилась. Так и пошла краситься с зеленым кольцом.
И не успела размазать вонючую жидкость по волосам, как опять зазвонил телефон. Капая на облезлый ковер и проклиная все на свете, залитая краской Нюся бросилась к аппарату, спотыкаясь о кошку. Конечно же, опять, опять звонил постылый Жорж. На этот раз он хрипел и задыхался больше обычного: "Твое пожелание сбылось, дорогая! (Чего это она пожелала старому хрычу, чтоб язык у него отсох?) Среди всей рухляди, купленной сегодня, я нашел изумительную камею, грязную. Хозяйка-дура думала - она пластмассовая, а это - чистый антиквариат, восемнадцатый век! Я даже приблизительно не могу назвать цену, бесценное сокровище..." Он бы еще долго шипел и булькал в Нюсино грязное ухо, если бы та не положила трубку рядом с телефоном на столик и, плюнув на последствия, ушла в ванну докрашиваться. Вот как! Ему повезло, он купил нечто бесценное, а она застряла в этом дурацком копеечном колечке, ни туда, ни сюда. Хоть бы он вовсе пропал и не звонил, зануда.
Нюся еще долго переживала обиду на свою неудачливую судьбу. Пока сохла под феном и красила короткие ломкие ногти розовым лаком, мысленно перечисляла свои невзгоды. Она помянула недобрым словом и толщину, и возраст, бесконечные диеты и вечное чувство голода, и настырного Жоржа, и отсутствие стоящего мужчины в жизни. Не обращают на нее внимания мужики, хоть умри. Разве на работе близорукий бухгалтер окинет рассеянным взглядом. Вот сейчас постучал бы в ее дверь красивый, высокий, молодой брюнет и...
В дверь постучали. Нюся открыла и остолбенела - красавец-араб, похожий на всех киноартистов сразу протягивал ей что-то через порог. Парень лучезарно улыбнулся, а у Нюси громко екнуло в животе и показалась, что она летит вверх тормашками неведомо куда. Тяжело дыша, она приняла дрожащими руками теплую коробку с пиццей, автоматически расплатилась, дала ему пятерку на чай (и сотни не жалко для такого смуглого Аполлона!), закрыла дверь и только на втором куске сообразила, что пиццу-то она не заказывала. Араб, видать, по незнанию английского перепутал адрес. Но как все совпало одно к одному? Хотелось есть - и вот она - любимая пицца с грибами. Хотела встретить красавца, и он возник на пороге, как в волшебном сне. Нюся энергично жевала пиццу и рассуждала сама с собой: все сегодня выходит удачно, как по щучьему велению. Исполнилось даже ее вежливое пожелание Жоржу - найти нечто замечательное на распродаже. Не хотела, чтоб он звонил, и вот уже вечер, почти ночь, а он как сквозь землю провалился. А раньше надоедал ей каждые полчаса. Не иначе, как волшебное зеленое кольцо как талисман изменило ее жизнь. Чего бы еще пожелать? Ну конечно больше всего на свете толстой невеселой Нюсе хотелось похудеть и стать красавицей. Вот черты лица у нее хорошие, все говорят, если бы не вес... Она отложила последний кусок пиццы (уже не лезет), выкупалась, фыркая в горячей воде и душистой пене, смывая все тревоги и волнения прошедшего дня, и пошла спать с тихой радостью в душе и приятной тяжестью в желудке от чужой заблудившейся пиццы.
Утром на работу поднялась Нюся позже обычного, не успела даже позавтракать. Есть не хотелось. "Может, я простыла вчера? Что-то странное со мной происходит..." размышляла она, натягивая тесный зеленый свитер. Раз уж не смогла стянуть кольцо, то хоть оденется в зеленых тонах. В офисе она металась вихрем и одна сотрудница даже спросила, нет ли у нее температуры. Какая-то она красная и необычная. "Вроде нет!" - беспечно бросила Нюся, но ей и впрямь нездоровилось. "Ты бы лучше ушла сегодня пораньше. Полежала. Вот ты и ланч пропустила", - заметил очкастый Сэм из финансового отдела. Они иногда пили вместе кофе в перерыв. "Правда, такого со мной не бывало раньше. И есть совсем не хочется". "Это - желудочный грипп, даже не спорь, - разволновалась пожилая сотрудница. - У моей племянницы был такой недавно. Три дня маялась, не могла куска проглотить. Все шло обратно. Тебе нужно полежать. И пей много кислого". Нюся так и сделала, ушла с работы, и весь остаток дня лежала на диване в тесном свитере, пила лимонад и с ужасом поглядывала на чудесное кольцо. А когда раздевалась перед сном, свитер легко снялся, будто она резко похудела за эту короткую невольную голодовку.
На следующий день Нюся глянула в зеркало и не узнала себя. Щеки заметно опали, побледнели, и живот легко поместился в прошлогодние брюки, которые не могла натянуть с прошлой весны. Вот, что значит не объедаться! Она выплеснула нетронутую кашу с молоком в кошачью миску и отправилась на работу. В ланч с трудом проглотила несколько сухих галет и выпила пол чашки черного кофе - есть все еще не хотелось. Сэм предложил шоколадное печенье, но она, прежде неприлично жадная до сладостей, равнодушно отказалось, и он только головой покачал: "Ты бы к врачу сходила!" Но Нюся чувствовала себя отлично. Грипп, не грипп, а сделал свое дело. Через неделю все на работе восхищались Нюсей в новых джинсах (она резко усохла на три размера) и умоляли поделиться секретной диетой. Через месяц ее не узнала на улице лучшая подруга, та, что не очень, но при любовнике. Когда Нюся ее окликнула, подруга сделала стойку, как борзая, потом подбежала, осматривала, обнюхивала, даже щупала Нюсю, будто не доверяя своим глазам. Расспрашивала недоверчиво - это была операция или как? И почему ей, лучшей подруге, ничего не сказали, а в заключение заметила ядовито, что теперь Нюсина жизнь пойдет по-новому, и она не будет нуждаться ни в каких подругах.
Только что Нюся вернулась домой, телефон разразился ей в лицо истерическим звоном. Она быстро пробежала через коридор, отметив непривычную легкость и плавность движения, и молча порадовалась. Звонила вторая подруга, когда-то она была худее и помоложе, но теперь осталось только "моложе". Первая, главная подруга ей уже настучала, все рассказала в деталях, теперь и она предъявляла свои претензии за недоверие и хотела убедиться лично в волшебной перемене. Кончилось тем, что все трое встретились через час в любимой пиццерии. Под градом вопросов и упреков преображенная Нюся, недоевшая первый кусок, когда подруги прикладывались по третьему разу, наконец, сдалась и рассказала им все, все. Про гараж-сэйл в Найлсе, и ненужный теперь огромный не по размеру джинсовый плащ, и зеленое кольцо... "Не верим! Сказки! - в один голос отчаянно закричали подруги, пугая влюбленные парочки за соседними столиками. - Ты просто нам мозги пудришь. Покажи кольцо!" Первый раз они в чем-то оказались единодушны.
Нюся высоко подняла правую руку, но на похудевшем пальце остался только грязный зеленоватый след. Кольцо свалилось, потерялось, бесследно растворилось в неведомом мире, откуда раньше пришло. Они ползали под столом, шарили руками по затоптанному полу, даже бегали к машине. Все безрезультатно. Кольцо пропало. "Ну, ты и клуша, такую ценную вещь потерять! Я бы его в банк положила", - возмутилась та, что была моложе и простодушнее. А вторая, более опытная и потрепанная жизнью, только улыбнулась ехидно: "Не хочешь говорить правду, твое дело. Только это свинство - не поделиться опытом с подругами. Может быть, это было специальное кольцо для похудения? Я читала про такие в журнале, но не верила. И не верю! И ходить мы к тебе больше не будем. Ты худая и красивая. Нам с тобой делать нечего". Она дернула простодушную, и обе скрылись в тумане чикагского вечера, даже не предложили подвезти, и Нюся пришлось топать домой пешком.
Раньше в любой час дня и ночи она чувствовала себя на улице в безопасности. Разве что кто-нибудь толкнет локтем и пробормочет "Посторонись, корова!" Не то было теперь. В их более чем сомнительном плохо освещенном районе мужчины догоняли ее, трогали за руки, бормотали что-то на разных языках. Хорошо, что ей стало теперь легче бегать, и она делала каменное лицо и ускоряла шаг до позорной трусливой рыси. Теперь на нее засматривались в автобусах и в магазинах какие-то посторонние, чужие мужья и любовники, в большинстве потертые и немолодые. Почему-то среди них не было ни одного красавца-брюнета. Араб, мелькнувший как мимолетное виденье, ей больше не встречался и кольцо, утраченное безвозвратно не могло помочь. У Нюси появилось чувство, будто до сих пор она ходила в шапке-невидимке и вот теперь вдруг оказалась выставленной на всеобщее обозрение, голая.
На работе после долгих приставаний насчет диеты, пожилые сотрудницы, так любившие прежнюю неуклюжую толстую Нюсю, резко к ней охладели. Особенно когда начальник, хитрый, лысый, разведенный и бурно догуливающий свою третью молодость, стал задерживаться у Нюсиного стола и класть ей на спину потную шкодливую руку. Даже очкарик-Сэм начал избегать ее, грустно отвечал на энергичные приветствия и спешил улизнуть в свой отдел. Вскоре преображенной Нюсе дали повышение.
Сначала она обрадовалась, как дурочка. Денег не хватало, ведь пришлось покупать все шмотки заново в меньших размерах. Хотелось одеться понаряднее, отпраздновать свое чудесное перевоплощение. Еще бы, все на нее смотрят, все завидуют (так ей казалось). Косметика тоже дорогая. Нюся начала активно краситься, а раньше было вроде и не к чему. Правда, на еду уходило совсем немного, не хотелось есть. Но и это было не в радость. Раньше еда доставляла ей острое, грешное удовольствие, каждый съеденный кусок обжигал недозволенным наслаждением. Как замечательно было объедаться втихую пирожными или шоколадом, воровато поглядывая на дверь: вдруг кто заглянет и выругает, мол опять не следишь за собой. Как прекрасно было махнуть на все рукой и зайти с подругой в кондитерскую, съесть изрядный ломоть "наполеона", сладкого, как яблоко познания. Теперь ни подруг, ни "наполеонов"... и вкус у них не такой, Нюся пробовала.
Когда обойденные повышением сотрудники перестали с ней здороваться и начали громким шепотом в спину обсуждать подробности воображаемых оргий с лысым начальником, Нюся сдалась. Она начала поиски новой работы, и сама позвонила Жоржу. Тот немедленно приехал, расселся на диване, далеко выставив стоптанные гигантские кроссовки, и попросил горячего чаю. Он совсем как будто и не обрадовался, увидав похудевшую похорошевшую Нюсю. Сказал, что раньше было лучше, все при ней, а сейчас и смотреть не на что. Прихлебывая чай, Жорж добавил, что такие похудения плохо сказываются на здоровье. Вот его двоюродная сестра тоже худела-худела, а через три месяца пошла к врачу и - здрасьте - рак желудка. Сгорела за полгода, и операция не спасла. А у одной соседки, наоборот, оказался диабет, но та все толстела. Жорж еще долго сопел и хрюкал, напугал Нюсю до дрожи в коленках, посоветовал ей срочно сделать рентген, выпил три чашки чая, съел все печенье и уехал, а она опять осталась одна.
На новой работе к Нюсе относились хорошо, но равнодушно. Никто не знал о ее волшебном перевоплощении, и к лучшему. Мало ли бродит по свету симпатичных, стройных и одиноких женщин в переломном возрасте, тоже, между прочим, разочарованных? Теперь Нюся стала одной из них. В жизни ее мало что изменилось, только стало еще более одиноко. Подруги перестали звонить, даже настырный Жорж не показывался. Нюся узнала почему, когда преодолела обиду и позвонила той подруге, что помоложе. Они поговорили недолго, как едва знакомые, о погоде и газетных новостях. Потом подруга глупо хихикнула и сказала, что ей пора, она торопится на концерт... с Жоржем. И все стало ясно.
Несколько раз Нюся пробовала сходить в соседний бар для одиноких. Ее мутило от выпивки, сигаретный дым ел глаза. Она чихала и жмурилась, терла покрасневшие веки, размазывая тушь. И мужики к ней клеились какие-то негодящие, полупьяные и нахальные. Разговор не вязался. После первых фраз о том, что вот такая интересная женщина одна, и какой у нее красивый акцент, очень эротический, беседа усыхала. На предложения сходить в мотель или навестить искателя в домашней обстановке Нюся отвечала испуганным отказом, по куриному окуная голову. Насмотрелась американский фильмов ужасов об извращенцах и маньяках. Искатель тут же отваливал и шел на поиски более сговорчивой добычи, а она плелась домой, усталая, тревожно оглядываясь и проклиная высокие каблуки и пропавший зря вечер. Нечего было и ходить!
Подумывала о том, чтобы дать объявление в газету "не очень молодая, но интересная ищет..." А кого она искала? Волшебного принца? Любовь до гроба? Как это глупо прозвучит в газете! Набранное мелким шрифтом, размноженное тысячным тиражом, изорванное, смятое, несомое ветром вдоль грязных улиц... Так и не решилась. Прошел год, пустой и тревожный. Нюся просидела всю зиму затворницей со своей рыжей кошкой Тишей, а потом съехала с квартиры, растворилась, исчезла в большом американском городе.
Мы потеряли Нюсю на время из виду. Может быть, она переехала в пригород или в другой штат? Неизвестно... Бывшие подруги изредка вспоминали о ней и даже говорили, что видели ее в белом лимузине с немолодым, но богатым американцем. Жорж утверждал, что один знакомый встретил ее в Лас-Вегасе в кожаной мини-юбке с компанией пьяных мексиканцев, и она выигрывала тысячи на рулетке. На прежней работе пожилые сотрудницы шептались, что Нюся поступила танцовщицей в стриптиз бар, а потом вышла замуж за африканского принца. Все охали и качали головами то ли завистливо, то ли с осуждением, а Сэм из финансового втягивал голову в пухлые плечи и спешил проскочить мимо сплетников, пугливо озираясь. И один вечно пьяный мужчинка, завсегдатай того бара, где Нюся появлялась пару раз, рассказывал своим приятелям байки о безымянной красавице из России, которая пила с ним водку-Смирновку ведрами и пыталась его захомутать, да не вышло. Он человек независимый, а так - пожалуйста...
Через три года в одно прекрасное майское утро Нюся опять появилась в Чикаго, запарковала свою неказистую "Тойоту" на окраине и пошла по адресу, вычитанному в объявлении из газеты. В этот выходной день она встала рано, быстро оделась и решила отправиться по дешевым дворовым распродажам. Одна. Никаких фантастических перемен с ней больше не происходило, просто она опять поменяла работу, купила подержанную машину и однокомнатную квартиру в тихом пригороде, где такая звенящая тишина, что уши закладывает. Начинался новый сезон, и ей взбрело в голову поискать приличную летнюю одежду по дешевке. Хотелось подышать свежим воздухом, побывать в городе, посмотреть на людей, вспомнить прошлое. В своем пригороде она так ни с кем и не познакомилась за это время, кроме почтальона.
На третьем по счету гараж-сэйле Нюся столкнулась с Сэмом из финансового отдела, с прежней работы. Обрадовалась ему, как первому человеку, встреченному после кораблекрушения на необитаемом острове. Он тоже просиял, увидев ее. "Я думала, ты со мной после перевоплощения и говорить не захочешь", - брякнула Нюся после первых приветствий. "Какого перевоплощения?" Нюся смутилась: "Ну, раньше я выглядела иначе, толстая была..." "Не замечал. Я всегда считал, что ты очень интересная женщина, замечательная, только побледнела последнее время. У тебя здоровье в порядке?" "Далось им мое здоровье! - Нюся поморщилась, и чтобы перевести разговор спросила. - А почему же ты избегал меня на работе в последнее время?"
Теперь смутился Сэм, даже очки у него запотели: "Так говорили разное, что ты с мистером Смиттом... выдумывали, наверное. И в обед ты больше не ходила пить кофе со мной, и печенье не брала, когда я угощал. А я специально, между прочим, каждую неделю покупал новую пачку, разные. То с орехами, то с шоколадом, даже с карамелью. Думал, что в печенье дело. И когда ты ушла, даже не попрощавшись... вспоминал о тебе каждый день. Вот теперь мы встретились таким чудесным образом! Я никогда не хожу на гараж-сэйлы, а сегодня меня как ударило. Пойду, думаю, может быть найду подержанные гантели. Мне врач советует сбросить вес, потому что сердце..." Нюся слушала зачарованно и только кивала. Сэм, ободренный ее поощрительным молчанием, рассказал, что на работе все по старому, но без нее стало скучно и пусто. Смитт уволился и переехал во Калифорнию, говорят, у него там подружка с собственным домом недалеко от океана. Пожилая сотрудница, с которой Нюся дружила, ушла на пенсию и переселилась в Массачусетс поближе к дочке. (О слухах, он понятно, не упоминал.) Во время рассказа Сэм сначала нерешительно, а потом смелее трогал ее за локоть, заглядывал в глаза. Расхрабрился и отчаянно предложил пойти в кино на новый фильм с Мэлом Гибсоном: "Ты когда-то говорила, что он тебе нравиться, как актер... И еще Майкл Дуглас". "Удивительно, ты запомнил это?" "Я помню все, что ты говорила. Твой любимый цвет - желтый. Любимые цветы - мимозы. Тебе нравится итальянская и китайская кухня, но только без риса, одни овощи. Музыка - предпочтительно классическая и рок-н-ролл семидесятых". Он покраснел, вспотел и кончик носа у него залоснился от волнения. Значит, и в ее, Нюсиной жизни был таинственный роман, а она даже не догадывалась!
Нюся с раскаяньем подумала, что ничего не знает о Сэме, кроме финансового отдела и очков. По дороге в кинотеатр задавала ему наводящие вопросы о жизни и семье. От такого внимания он оживился, налился радостью, как чернослив наливается сладким соком в теплом компоте, и разговорился. Оказалось Сэм никогда не был женат, у него есть два старших брата, младшая сестра, все со своими семьями. Он остался жить в доме своих родителей, в пригороде, после того как те вышли на пенсию и переехали во Флориду. У него тоже были свои мечты и планы, у этого помятого Сэма. Он мечтал стать летчиком, но не получилось из-за плохого зрения. Любит собак, старые фильмы о ковбоях и добрых людей. В этом месте он так выразительно и благодарно посмотрел на Нюсю, что у нее подступили слезы и защипало в носу. Она взяла его под руку и уже не отпускала весь сеанс.
После фильма они гуляли по набережной Мичигана, и он пытался заслонить ее от прохладного ветра. Ужинали в китайском ресторане (только овощи, без риса), и Сэм проводил ее до самого дома. Он купил у подозрительного потрепанного черного парнишки привядшую красную розу и подарил ее Нюсе. Оживленно жестикулировал, рассказывая нечто несвязное. То забегал вперед, то заглядывал на нее сбоку, нещадно наступая ей на ноги, но даже не замечал этого. А Нюся только морщилась, но не жаловалась. Возле подъезда они остановились.
- Хочешь, я подарю тебе что-то? Мелочь, я когда-то нашел на улице и ношу с собой, просто так, на счастье. Ничего особенного, но для меня это будет иметь символический смысл, если ты возьмешь... - Сэм не договорил и достал из кармана позеленевшее медное кольцо с ярким желтым камнем, то самое.
Не веря своим глазам, Нюся взяла кольцо и задумчиво надела его на указательный палец. Чего пожелать? Она подняла глаза на близорукого неловкого Сэма, полнеющего, невысокого в мятых сползающих брюках и стоптанных ботинках, на Сэма, глядевшего на нее с восхищением и волнением, и подумала: "Пусть уж он останется таким, как есть. Навсегда!"
Добавить комментарий