*** Обрядна аки серебро фраз вязь букеты рвутся в натюрморт из ваз рождает винограда гроздь восторг но обратил его Господь в острог печален был туда предтеч визит кокетливый дамоклов меч висит та ветвь которой имя мирт остра не красота спасает мир а страх *** Пусть спутаются устье и исток, пусть рыцарь перед дамой — на колени, а ты представь себе, что одинок, и наслаждайся этим представленьем. Пусть нотами твоя бунтует плоть, но «Травиату» пусть напишет Верди, а ты представь себе, что ты — Господь, сиречь Создатель Неба, Света, Тверди. Пусть плавен в реверансах менуэт — ретроспектива музы Терпсихоры, а ты представь себе, что ты — Поэт, и только вплавь пересекаешь горы. *** Не могу воспарить, не дано, если даже пари и пьяно. Тянет яблоком вниз устья груз, куртуазность кулис — лишь искус. Воспарания над — не хочу, может это одна из причуд. И не то, чтоб аскет искони, в силиконность дискет — ни-ни-ни. Даром что ли — седой, дам газку, вот покину сей дом и ку-ку, ибо память дискет, вот те крест, как следы на песке, вирус сьест. БЕЗВРЕМЕНЬЕ Безвременье — как время, свалявшееся в ком, есть в каждой теореме ядро из аксиом, вокруг которых фронда, пейзане и король, слагаясь про — и контро — лишь циферблатят ноль, провиснувший, как бремя, в которое впрягли. Безвременье — есть время в картине у Дали, где стрелки, как живые свидетели интриг, повиснувших на выях безвременных вериг, манящих, как в Каноссу искомый компромисс. Уж лучше б в руку посох, да лёгкий, в спину, бриз, да камень на распутье, да стрелки у столба, да тряпочки лоскутик для утиранья лба. *** Единожды исчез хаос, стал день сменяем ночью, мир вырос из метаморфоз Овидия и прочих. Он не инертен, как аргон, и не сонлив, как сторож, один — герой, герой — другой, а прочие — чего уж! Дойдёт ли дело до Суда или Доски Почёта тому, кто строил города, но убивал бессчётно. Не уменьшая ни на гран бездумный зуд палачий, Идуменянин создал Храм, по коему мы плачем. *** Евгению Гангаеву АРЛАЗОРОВА, 3 Струнами спутана гамма тугая и, словно пружины — внутри, ропщет гитарами группа Гангаева на Арлозорова, 3. И создаётся субстанция некая, дикая, как ирокез, то ли элегия, то ли энергия — метафизический всплеск. Эхо — не делится, эхо — слагаемо из исторических вех, на Арлазорова с группой Гангаева — Сартр, Маккартни и Брехт. Истина в джинсах, а может нагая, как новорождённый эскиз, на Арлазорова — группа Гангаева, группа, где каждый — солист. Бард легендарен своим прикасанием, бард — словно нейрохирург скальпель — мелодия, скальпель — сказание, скальпель — отьявленный сюр. Вот и окрестности полнятся слухами — На Кармиеле костры — Может от Бога, а может от Духа, но — Всё с Арлазорова, 3. В. Зубаревой ПСАЛМЫ ЦАРЯ ДАВИДА Что им фраза и лозунг, что знамён бахрома, осязаю занозой визуальность псалма. Регулируя лиру, нашалят шенкеля шквал полёта Валькирий, вязь полёта шмеля. Уютится сюита всласть своё отшумев сольной лирой Давида, на Библейском холме став обрядом и бродом. Так смешались в строках лапидарность полёта с хлорофиллом стиха. МАЛЫЙ НЬЮ-ЙОРКСКИЙ КОЛЛАЖ 1. Cкульптуре «Перекуём мечи на орала», подаренной ООН. Не надвигался эпилог. Просторно было во Вселенной. Я аплодировал полену, поскольку верил, что тепло своё в нём солнце собирало, как ноты в таинство хорала. Но надвигался эпилог. И, неизвестностью чреватый, итог, неназванный расплатой, в означенное место лёг, перековавшись из орала обратно в чресла генерала. 2. Вознесеньем осиян поцелуй Искариота в Боро-парке — терракота снова ожидает плода непорочность на сносях стонет в клавишах киборда несвобода небосвода раз бе га ю ще го ся 3. Диалог Я — бывший Ваш. И Вы, как тетива, натянутый двумя прямыми прогиб, даёте жизнь возвышенным словам, вальяжным, словно ментор в апологе. Она в ответ: не Ваша я, неВа шаГреневая, реневая, рене, а, чем вальяжней, тем витиева — тей я, поскольку — рукавов кущенье даёт возможность течь то там, то там, и лишь не там, где вижусь я спросонья, когда сюжеты Ваших мелодрам Вы норовите выловить в Гудзоне. Так стоит ли скорбеть, что скарабей отнюдь не эвфемизм для сибарита, как родовспомогательный Бродвей прорвавший плевы авеню и стритов. Ни мне, ни Вам не угражает швед, но, всё-таки из всех известных фраз та, где вспоминают Суету — сует, одну из первых фраз Экклисиаста. 4. «Быть может, лучший путь прожить свой день…» К.Бальмонт Кончая день, поставьте чайник! Эпикурейство Слова — пиетет к соитью смысла и звучанья. Двуполость мысли либреттирует поток сознания. Он, словно в комедии дель арте — арлекин, пусть балагур, не суеслов, но когда-нибудь способен вопреки названью танца, в одиночку, обалеринить pas de deux. Лишь срифмовать хотя б две строчки — «быть может, лучший путь — прожить свой день». 5. Громогласье ли, писк ли, всё равно — нарасхват отвисевшихся мыслей карантинный расклад. Стыдно, если постыло то, что было — ажур, в свой знакомый затылок напряжённо гляжу. Наподобие плена, находясь взаперти, облучаюсь рентгеном, за который — платить. Проецирую ретро на экран, как в кино, там презумпций букеты и сомнений венок, там Прокруста мерило, миролюбия гимн для невышедших рылом или чем-то другим. Тут сутана и талес и Таймс-Сквера плюмаж — всё вписалось, вписалось в обнажённый пейзаж, где словесного флёра отфильтрована суть, доминирует Город у мостов на весу, где Бродвея персона — реверансом Тверской, меж уездным Гудзоном и Восточной Рекой.
1937 год. Сталинская Россия. Четыре колхозных агронома присуждены к расстрелу за «вредительство». Жены трех из них едут в Москву: в их городке никто не взялся защищать заведомых смертников, один из местных адвокатов указал на московского защитника Седова, мол, поезжайте к нему.Три несчастных женщины добираются до квартиры Владимира Седова в 10 вечера. Седов и его жена пьют чай, о чем-то разговаривают. И вдруг – звонок. Этот поздний звонок мог перевернуть их жизнь - такое тогда случалось повсеместно, но пока пришли не за Седовым...
Добавить комментарий