Ольга Романова: Сесть в России. Интервью

Опубликовано: 1 декабря 2010 г.
Рубрики:
Алексей Козлов в лагере

Много лет я слежу за творчеством этой замечательной журналистки. Пять лет назад наш журнал опубликовал наше первое интервью. Второе пришлось на грустную пору ее жизни...

 

-Оля, за пять лет много воды утекло. Тогда вы были обозревателем (или как это называется?) РЕН-ТВ, но, я знаю, ушли оттуда. Причина вашего ухода и где вы сейчас работаете?

— После принудительной смены владельцев, практически на следующий день после того, как Ирена и Дмитрий Лесневские были вынуждены продать свою долю людям, которых принято называть "знакомыми Владимира Путина", меня уволили. Это было в декабре 2005 года. Я была не сильно против увольнения — понимала, что мне там все равно не жить, однако сделано это было грубо, с применением физической силы. Свеженанятая охрана меня просто выкинула из студии, с моего рабочего места. Я подала в суд. Через несколько месяцев суд принял решение, что охранник действовал законно, поскольку я человек для телевидения посторонний, а никто, кроме работников эфира, не может находиться в студии. Новые владельцы просто предоставили суду и прокуратуре справку, что я никогда в эфире не работала! Вот и все. А в то, что я дважды лауреат премии ТЭФИ, что я на протяжении семи лет каждый вечер вела на канале сорокаминутную программу, суд не поверил, сообщив мне, что я в доказательство этого предоставила суду... хоум-видео.

Сейчас я работаю редактором в журнале Forbes Russia.

— Значит, правильнее РЕН-ТВ называть теперь ХРЕН-ТВ (редакция не согласна с репликой автора, телевидение РЕН сегодня — одно из самых независимых в России. — Прим. ред.)?

— Я перестала следить за тем, что показывает советское ТВ.

— Осталось ли в путинской России хоть одно независимое СМИ? Что же получается? Одна правящая партия, никакой реальной оппозиции — времена культа, только гладковыбритые, безусые, да?

— Ну почему же? Вот Forbes Russia — вполне себе независимое СМИ, с российской лицензией. "Ведомости" продолжают оставаться независимым изданием, а уж то, что творит русский "Эсквайер", радует нескончаемо. Другое дело, что это всё, конечно, хоть и средства информации, но явно не массовой. Народу это не надо. Это читает элита, которая и так все понимает.

— Теперь поговорим о горестном событии, произошедшем в вашей семье: об аресте и осуждении на 8 лет лагерей вашего мужа бизнесмена Алексея Козлова. У вас ведь есть, кажется, общий ребенок? Сколько ему лет?

— Нет, общих детей у нас нет. Должен был родиться 3 года назад, но не получилось.

— Расскажите немного, пожалуйста, чем занимался Алексей, о его партнерах по бизнесу. Несколько слов и о пресловутом господине Слуцкере.

— Господин Слуцкер Владимир Иосифович — капитан КГБ в отставке. Птенец гнезда Крючкова. Известен тем, что все партнеры, с которыми он работает, в итоге или погибают, причем вместе с семьями, или оказываются за решеткой. А их деньги остаются в бизнесе Слуцкера. Мой муж уверяет, что Слуцкер имеет самое непосредственное отношение к убийству генерала ФСБ Анатолия Трофимова и его жены в апреле 2005 года, но это никого не интересует. Мой муж был одним из партнеров Слуцкера, а Трофимов после отставки из ФСБ руководил службой безопасности видного российского сенатора (кем долгое время Слуцкер и был). Именно после убийства Трофимова мой муж решил выйти из бизнеса. Оно и понятно — даже я знаю фамилию исполнителя и организатора убийства, не говоря уже о заказчике, что уж говорить о моем муже. Впрочем, это знают все, кто хочет знать — а следствие не хочет.

Я всегда была против того, чтобы мой муж работал со Слуцкером. Однако муж мой был легкомыслен. Слуцкер — внук Соломона Мильштейна, одного из руководителей КГБ в 40-50 годах (во всяком случае, он себя выдавал за внука), а мой муж — внук Наума (Леонида) Этингона, больше известного как "карающий меч Сталина" (Непосредственный организатор убийства Троцкого. — В.Н). Такие дела. В общем, мой муж почему-то думал, что внук Мильштейна не будет убивать внука Этингона. Сейчас мы с мужем оба радуемся, что прошли через то, что пришлось пройти: у него развеялись иллюзии, а я очень рада, что в нашей семье навсегда, я надеюсь, закончились споры о "честных советских разведчиках".

— Мерой пресечения вашему мужу была избрана тюрьма, конкретно — Бутырка. Говорят, именно вы едва ли не в приказном порядке заставили мужа фиксировать все происходящее вокруг и с ним и его записи забирали при свиданиях. Вам и ему это ничем не грозило?

— Да, инициатива была моя. Но я не предполагала ничего публиковать. При аресте я успела сказать мужу: записывай всё, что с тобой происходит, веди дневник, это важно. Я просто подкинула ему мысль, как не сойти там с ума. Свидания нам не разрешало следствие, но я покупала нелегальные свидания: мне оформляли пропуск певчей церковного хора и я заходила в церковь, которая расположена внутри Бутырок. А мужа приводили как бы на исповедь. На этих свиданиях муж и передавал мне дневники. Час такого свидания стоил 60 тыс. рублей, то есть 2 тысячи долларов. Деньги я отдавала церковному старосте, но знала, что он несет их кому-то наверх, тюремному начальству.

Когда я прочитала первую тетрадь Алексея, сразу стало понятно, что это надо публиковать. Я не спрашивала об этом мужа: мы с ним это обсуждали на свиданиях — до того, как я увидела текст. Мы оба понимали, чем нам обоим это грозит.

И действительно, мужа стали жестко прессовать в Бутырке после появления первых его постов в Интернете. Он писал и об этом, и находил способы, все время разные, передавать мне свои записки, и они тут же появлялись в Интернете. В конце концов от него отстали. А ко мне так и вовсе почти не приставали. В итоге я сейчас написала заявление в Генеральную прокуратуру, последнее уже, наверное — я их слишком много написала. Задала простой вопрос: "Правильно ли я понимаю, что Генеральную прокуратуру все это не интересует?" Жду теперь ответа — просто интересно, что они ответят.

— Книжка Алексея Козлова называется "Бутырка". Каков ее тираж, есть ли отзывы критики, будет ли она продаваться в Соединенных Штатах?

— Книга называется "Бутырка", потому что мы провели там наш первый год в заключении. Пока не назвала вторую книгу, но она уже написана мужем — про второй год, который мы провели на зоне в тамбовской области. Ровно на той зоне, где погиб мой дед. Третья книга пишется сейчас, она будет называться "Пермский период" — сейчас мужа перевели в колонию под Кунгуром, это Пермский край.

Никаких официальных отзывов нет, и не было такой книги. Зато мой муж получил престижную награду "Дойче Велле" за лучший блог на русском языке, книга попала на выставку "Нон фикшн", но это все, так сказать, неофициальная реакция. Хотя она мне, естественно, не то, что дороже — а только такая и нужна. Да и не лезем мы с мужем в писатели, у нас у обоих другие занятия по жизни. Просто так получилось.

А про продажи в США или еще где-то я ничего не знаю — издательство АСТ, с которым у меня контракт, не поддерживает со мной тесную связь.

— Осуждение мужа, надеюсь, не повлияло на отношение к вам начальства на работе? О друзьях и коллегах по перу не спрашиваю — среди них, уверен, нету гомо-советикус...

— Ну, слава всем богам, наша с вами профессия очень цеховая и сплоченная, к начальству это тоже относится. А вот у мужа-бизнесмена, да еще и с лубянскими корнями, проблемы были. От него отвернулись почти все, остались только немногие. И никого из "друзей семьи". Эти первыми побежали. Мой муж много лет помогал материально ветеранам внешней разведки, платил стипендию в Академии СВР имени другого своего деда, разведчика Василия Зарубина, — а как пришла беда, все эти хреновы разведчики немедленно перестали быть с нами знакомы. Я очень рада. Жаль, что люди познаются только в такой ситуации, однако хорошо, что все же познаются. Ведь если бы не это, можно было бы всю жизнь рядом с ними прожить и рядом умереть, так и не поняв, кто они. Вот было бы на том свете обидно!..

— Вы сказали, что скоро поедете на свидание с мужем в Пермский край. Это в первый раз? Если нет, каковы ваши впечатления о постсоветских лагерях? Контролируется ли переписка, разрешается пользоваться телефоном, Интернетом?

— О чем вы, Володя, какой Интернет? Там электричество то не везде! Я только что вернулась из пермской колонии, там ничего не изменилось со сталинских времен. Я снимала избу за 300 рублей в день, топила русскую печь. Это — все удобства.

Телефон, правда, есть. К нему нужно покупать карточки. Стоимость разговора с Москвой — 12 руб. минута. Конечно, разговор контролируется. Переписка тоже.

— Подлежит ли Алексей условно-досрочному освобождению? Что может этому помешать?

— Да, у Алексея УДО чуть больше, чем через год. Помешать этому может все, что угодно, но вряд ли его публицистическая деятельность. Любой лагерь или тюрьма, куда мы попадаем, мечтает от нас поскорее избавиться. Потому что, даже если Алексею запретят каким-то образом писать — я-то на свободе, тут же об этом напишу.

— Считаете ли вы арест и осуждение вашего мужа местью власть предержащих вам, вашей семье за вашу профессиональную деятельность?

— Вы знаете, любого человека в России можно посадить, были бы деньги. Другое дело, что за большие деньги можно тихо договориться и выйти. Понятно, что со мной тихо бы не получилось. Хотя я заплатила следствию (продав дом) полтора миллиона долларов взяток, причем это была предоплата. В общем, за выкуп мужа. Поняв, кто я, они взяли деньги и его... не выпустили! прекрасно понимая, что если я начну вопить — а вопить я начала — то никто мне не поможет: я ведь журналист, разоблачающий взяточника. То есть враг власти, которая вся из взяточников и состоит.

— Как вы с мужем планируете дальнейшую жизнь вашей семьи? Не приходили в голову мысли об эмиграции?

— Нет никаких сомнений, что мы уедем. Я не знаю, куда и зачем — так далеко мы не планируем, но твердо знаем одно: мы уезжаем. Я эмигрировала из СССР 20 лет назад, но потом, в 1991-м, вернулась, поверив в перемены. Учился в американском университете и муж — тоже хотел строить новую Россию. Не думаю, что всё было зря, наоборот — жизнь получилась яркая. Хотя почему это я — получилась? Получается. Мужу только будет 37, он совсем молодой человек. Можно еще несколько раз начать с нуля. Хотя, опять же, почему с нуля? У нас очень ценный жизненный капитал имеется. Везде пригодится. Но Медведеву с Путиным предлагать его не будем. Им такой капитал не нужен, они всё больше насчет бабок...

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки