Окончание. Начало в №20 (16-31 окт. 2010 г.)
Началась следующая стадия. Времени было мало, пришлось работать вечерами, в уикенды. Motion был готов через три недели. Я написал два аффидавита от имени Ефимова и Езерской и legal brief - юридическое обоснование. Среди прочих аргументов я включил в него довод о том, что срок давности по делу о клевете - один год с момента публикации - ко времени подачи иска истек. ("Мастера" были опубликованы в феврале 1989-го, иск возбужден а в мае 1990-го).
Оппоненту дается две недели на письменные возражения (opposition) и еще неделя - ходатаю, то есть мне, на ответ. Этот ответ я дописывал, уже сидя на чемоданах. Улетел в Германию, не дождавшись решения.
Оглядываясь назад, могу сказать, что этот motion - одно из лучших моих юридических "произведений" за эти двадцать лет. Я и сейчас им горжусь. Мы все знаем, какое удовлетворение нам приносит то, что удается профессионально.
Решение суда (в таких случаях всегда письменное, подробное) мы ждали три месяца. Оно пришло ко мне уже в Германию в октябре. Это весьма интересный, даже уникальный документ. Вот выдержки из него:
"Истец - художник, по-видимому, пользующийся определенным признанием в Советском Союзе... Он считает, что "занимал в России положение лидера, выражавшего стремление народа к политическим реформам...". Он заявляет, что "[его] уникальное положение представителя широких масс, голос которых иначе не будет услышан, накладывает [на него] великую ответственность. Любой поступок, приписываемый [ему], влияет на убеждения множества людей во всем мире. Поэтому крайне важно, чтобы все сообщения о [его] словах и поступках были максимально достоверными".
"Шемякин считает, что в книге "Мастера" подзащитные его оклеветали... Он утверждает, что "Письмо десяти"не подписывал. Далее он жалуется на то, что вслед за "обвинением" в подписании "Письма"Езерская процитировала его слова, осуждающие это "Письмо", выставив его лицемером. Издатель Ефимов утверждает, что подпись под "Письмом", возможно, приписана Шемякину по ошибке, но что подобное сообщение клеветническим не является. Он заявляет, что из 1000 экземпляров "Мастеров" в книжных магазинах в странах Запада находится не более тридцати. Езерская утверждает, что процитировала отрицание Шемякиным подписи под "Письмом", чтобы дать объективную картину".
"На судебное слушание 1 июня 1990 г., по своему прошению о preliminary injunction истец, проживающий в Нью-Йорке, не явился. Его адвокат не объяснил, почему ему понадобилось больше года, чтобы обратиться в суд".
"Заслушав показания обоих подзащитных, суд постановляет истцу в предварительном запрещении книги отказать".
"Со своей стороны, подзащитные подали ходатайство о закрытии дела и о наложении на истца штрафных санкций".
"Езерская - русская эмигрантка, журналист, интервьюировала истца в 1988 году... Ефимов - эмигрант из России, владелец "Эрмитажа". В своем аффидавите он утверждает, что не знал о планировавшейся Шемякиным выставке в Москве и не имел оснований сомневаться в достоверности утверждения Езерской, что истец был "в числе" тех, кто подписал "Письмо десяти". Как член русской эмигрантской общины Ефимов считает, что подобное утверждение не может опорочить истца. "Наоборот, поддержка этого Письма в глазах русской эмигрантской общины была достойным, вызывающим уважение актом. Получить приглашение поддержать такой призыв к правительству три года тому назад, когда гласность только начиналась, было честью для любого эмигранта из России".
"Адвокаты истца признают, что срок давности иска о клевете истек. Кроме того, их возражения на ходатайство подзащитных о закрытии дела совершенно неубедительны. Они, по-видимому, считают, что жалоба, срок давности которой истек, может, тем не менее, быть основанием для запрещения книги".
"Кроме того, в opposition истца нет ответа на главный довод подзащитных о фатальном дефекте иска, а именно: судебная жалоба не демонстрирует, что утверждения Езерской являются ложными и клеветническими. Суд считает, что сообщение Езерской о том, что Шемякин подписал "Письмо десяти", скорее всего, недостоверно, но клеветническим не является. Ее сообщение о том, что Шемякин отрицал подписание "Письма", не является ни ложным, ни клеветническим. Аргумент г-на Констама, что противопоставление этих двух сообщений "выставляет истца лжецом", юридически недостаточен для установления факта клеветы. Предположение Езерской, что портрет отца художника раньше в его студии не висел, - не более, чем воспоминание журналиста и не может быть основанием для судебного преследования".
"...Поскольку срок давности истек, поскольку в жалобе истца нет убедительных примеров клеветы и его адвокаты не в состоянии оспорить факты, приведенные в motion подзащитных, - в частности, отсутствие злого умысла или намеренного безразличия к истине при написании и публикации якобы порочащих истца сообщений, - суд постановляет закрыть дело без права возобновления. Кроме того, явно беспочвенный характер этого иска и исключительно некачественный анализ его юридических оснований требуют наложения на адвокатов истца штрафных санкций. Суд обязует их возместить Езерской юридические расходы в сумме 10 270 долларов".
"Дело закрыть без права возобновления. Решение - в пользу подзащитных.
Кеннет Конбой, 9 октября 1990 года".
Победа! "Возмещение расходов"в такой сумме было для нас, конечно, сюрпризом, ведь реальные расходы Езерской не привышали 600 долларов. В сумму 10,000 была оценена моя работа. То есть Езерской присуждалось возмещение стоимости адвокатских услуг, но на самом деле мою работу должны были оплатить адвокаты истца. Это был двойной успех!
Но оказалось, радоваться было рано. В ноябре Езерская в панике сообщила мне, что Констам подал апелляцию. Начался второй акт этой драмы.
Белла прислала мне апелляционный brief адвокатов Шемякина - аргументы в пользу отмены решения федерального суда. Он был подан от имени не только Шемякина, но и его адвокатов - как пострадавших от наложенных Конбоем санкций. Они писали, что отказ суда в preliminary injunction (т.е. в предварительном запрещении книги) неправомерен, что обвинение в клевете отклонено незаконно. Но главный упор (15 страниц из 25) делался на несправедливости санкций - обязать их оплатить мою работу адвокаты Шемякина считали, конечно, полным безобразием. В этой части я, не веря своим глазам, прочел сенсационное заявление Констама, что мой motion не мог быть написан мною. "Мы пришли к этому выводу, исходя из наших переговоров с г-ном Драновым и его выступления в суде 1 июня 1990 г., - писал Констам. - Знания, способности и коммуникативные навыки (?) г-на Дранова вызывают сомнение в том, что он - автор юридического обоснования закрытия дела". "Кроме того, - писал Констам, - работа Дранова не стоит 10 000 долларов, а Езерская, будучи, по ее словам, малоимущей, ему этих денег не платила и никогда не заплатит". А значит, не должен платить и он, Констам!
Никогда, ни в одном деле - ни до, ни после - мне не приходилось сталкиваться с такими низкопробными аргументами. Что называется, ниже пояса. Нужно было нанести ответный удар - то есть писать апелляционный бриф in opposition. Кто мог это сделать кроме меня, к тому же бесплатно? Опять отсылать Езерскую неизвестно куда, к кому? Однако, будучи за границей, я не имел доступа к американской юридической литературе. Персональные компьютеры еще не были так распространены, а интернета не было. Не было и времени - я был занят на работе. Но оставить аргументы Констама без ответа я не мог.
Снова пришлось работать вечерами и по уикендам. Опираясь на мой motion, который, по счастью, я захватил с собой в Европу, оперируя решением Конбоя, а также аргументами самого Констама, с помощью жены, печатавшей на следующий день написанное мною накануне вечером, выкраивая часы и минуты, я все-таки написал и отправил Езерской ответный brief. По моим телефонным инструкциям она составила увесистое приложение. Это была для нас обоих исключительно трудоемкая работа - шутка ли, через океан, по почте, без юридических источников. Я писал brief и всю аргументацию от имени Езерской, поскольку официально из дела вышел при отъезде. Таким образом, на апелляции она выступала как бы самостоятельно (это называется pro se). В брифе, написанном мной от ее имени, говорилось только о моей "помощи" в его написании. Эта "помощь" давала право требовать не только утверждения решения Конбоя, но дополнительных штрафов - на этот раз за необоснованную апелляцию (frivolous appeal). От имени Езерской я потребовал оплаты моей работы.
По просьбе Констама апелляционный суд дал ему возможность oral argument - личного выступления перед судьями. Такое тоже бывает нечасто. Oral argument - перед тремя апелляционными судьями - происходил 27 марта 1991 года. Как мне хотелось там быть в этот день! Но вместо меня на Мэдисон авеню 26 - неподалеку от Юнион-сквер, в Нижнем Манхэттене, пошла Белла. Выступать на этом суде она не могла, это дело только адвокатов. Пришла послушать и посмотреть.
Я не знаю, что там происходило - об этом знаменательном дне Езерская, плохо понимая происходящее, рассказала мне лишь второстепенные детали. Но победа была за нами! Решение - полностью в нашу пользу, опять-таки с подробным юридическим обоснованием - было опубликовано в сборнике постановлений апелляционного суда штата Нью-Йорк за 1991 г. (932 F.2, стр. 124). Желающие могут с ним ознакомиться. Это тоже замечательный документ. Суд писал:
"Апеллянты (т.е. Шемякин и его адвокаты) утверждают, что иск истца имел основания, и суд не должен был его отклонять, что судья Конбой неправомерно назначил санкции, что он должен был провести специальное слушание по вопросу о реальной стоимости услуг, оказанных Езерской адвокатом Драновым, что сумма его услуг завышена. Со своей стороны, Езерская, выступающая теперь pro se, просит решение федерального суда утвердить и наложить на апеллянтов дополнительные санкции за frivolous appeal" (п. 3).
"Работа адвокатов истца в этом деле была исключительно низкого качества... В свете обстоятельств дела штрафная сумма 10 270 долларов не является чрезмерной. Мы подтверждаем решение судьи Конбоя об оплате апеллянтами услуг адвоката Езерской" (п.34).
"В судебных правилах о санкциях нет требования проводить специальное слушание для проверки стоимости адвокатской работы. Александр Дранов представил счет с подробным перечнем своих услуг на первой стадии дела; Езерская подтверждает этот перечень и затраченное ее адвокатом время... Что касается утверждения апеллянтов о том, что "знания, способности и коммуникативные навыки г-на Дранова вызывают сомнение в том, что он - автор юридического обоснования motion о закрытии дела", то это заявление является беспочвенным и представляет собой неэтичную атаку на коллегу по профессии. Добавим, что апелляционный бриф Езерской, написанный с помощью г-на Дранова, - весьма высокого качества... Мы утверждаем санкции в сумме 10 270 долларов" (п.35).
"Переходим к вопросу об апелляционных санкциях. Адвокаты истца находятся в незавидном положении: им удалось убедить нас не в том, что суд недооценил жалобу истца, а в том, что он не должен был ее рассматривать вообще" (п. 36).
"Ввиду того, что апеллянты проглядели отсутствие у суда юрисдикции, а также ввиду слабости их апелляционных аргументов по существу дела, мы налагаем на них дополнительные штрафные санкции: оплата услуг адвоката Езерской по апелляции и возмещение ее судебных издержек в двойном размере, плюс 2500 долларов в качестве компенсации морального ущерба подзащитных, понесших значительные потери времени и сил. Очень жаль, что это дело зашло так далеко. Возмещение нанесенного подзащитным ущерба, расходов на адвоката и судебных издержек в двойном размере поможет частично компенсировать понесенные ими потери" (п. 37).
"Мы постановляем, что эти суммы должны быть выплачены подзащитным напрямую адвокатской фирмой истца. Она несет основную ответственность за юридические ошибки, которыми переполнено это дело от начала до конца" (п.38).
Как уже было сказано, это решение вошло в анналы Апелляционного Суда штата Нью-Йорк за 1991 г., и любой желающий может его прочитать.
Отдельным решением - 5 июня 1991 г. - апелляционный суд отклонил просьбу Ефимова о возмещении ему расходов на адвоката - по причине отсутствия у него такового.
Но на этом дело не кончилось. Апелляционный суд не определил суммы, причитающейся Езерской за мою работу по апелляции, передав этот вопрос обратно в федеральный суд тому же судье Конбою. Потратив на эту работу более 40 часов, я послал Езерской подробный перечень моих апелляционных услуг и счет на 5.850 долларов. Она приложила то и другое к составленному мною аффидавиту, подтвердив их правильность. Вот, что постановил Конбой:
"Езерская представила счет своего адвоката на сумму 5.850 долларов. Адвокат Шемякина ставит и этот счет под сомнение, утверждая, что он завышен и не соответствует проделанной работе. Суд с этим не согласен. Мы считаем, что этот счет соответствует проделанной работе, особенно в свете решения апелляционного суда, что "бриф Езерской, написанный с помощью г-на Дранова, - весьма высокого качества"".
"Поэтому суд постановляет присудить Езерской возмешение расходов на адвоката в сумме 5850 долларов, двойных издержек и нанесенного ущерба в сумме 2500 долларов".
"Федеральный судья Кеннет Конбой. Нью-Йорк, 2 августа 1991 г.".
Общая сумма санкций составила, таким образом, около 20 000 долларов. Фирма Констама выплатила все до копейки. Невероятно, но Ефимов написал Езерской письмо, прося поделиться. Белла ответила ему ироническим отказом, напомнив, что он от моих услуг отказался.
Так закончилось это дело. Думаю, что адвокаты Шемякина сообщили ему о поражении, но сомневаюсь, что они доложили ему о санкциях, которые выплатили мне и Езерской.
В эмигрантской прессе об этом деле не было ни слова. Как написал в другом письме Ефимов, "и в эмиграции есть неприкасаемые". Недавняя статья Беллы Езерской в "Вечернем Нью-Йорке" - первое в русскоязычной прессе в Америке сообщение об этом знаменательном процессе.
А теперь подумаем. Героем этой истории является, мне кажется, еще одно действующее лицо - американское правосудие. Медлительное, крючкотворное, дотошное. Суд оказался на страже закона о свободе слова. Его решение пресечь безумную попытку (в Америке!) запретить книгу, отмести обвинение в клевете и наказать истца за необоснованный иск - справедливо. Почему иск не имел серьезных шансов на успех? Только ли потому, что срок давности по нему истек? Ведь Шемякин действительно мог считать, что его репутация пострадала или могла пострадать из-за ошибки журналистки и построенных на ней выводах и комментариях. Слабость иска заключалась в том, что по закону о свободе печати public figure - общественная фигура, в отличие от частного лица, не имеет права судить автора за клевету даже если слова журналиста действительно подрывают его репутацию. То, что Шемякин - общественная фигура, к тому же всемирно известная, утверждал он сам, и уйти от этого заявления было невозможно. Доказать, что слова журналиста были не просто ошибкой, а злонамеренной клеветой, тоже было крайне трудно, и адвокаты Шемякина это знали. У них не было доказательств. Они вышли на суд с пустыми руками, голословными утверждениями. Американский закон в этом смысле строг: если ты - истец, ты должен доказать свои обвинения, если ты - общественный деятель, то должен доказать не только злонамеренность публикации, но и понесенный тобою конкретный ущерб. Не потенциальный, не предположительный - реальный! Вот почему политические и общественные деятели в Америке практически беззащитны от журналистов, которые могут мыть им кости, сколько и как угодно. Некоторым такая свобода не нравится. Но Америка потому и славится на весь мир свободой слова, что на ее страже стоит закон. Чего бы она стоила, эта свобода, если бы ее можно было задавить через суд?
О чем думали адвокаты Шемякина, затевая это дело, не знаю. Не берусь гадать. Может быть, они верили в его правоту. А может быть, о ней и не задумывались. Но мы, эмигранты, могли бы извлечь из этого процесса хороший урок, если бы узнали о нем из прессы. Однако наша пресса в те годы, увы, не решилась об этом писать.
Добавить комментарий