Я так давно живу в Америке, что лишь сейчас с удивлением узнал, что "Аполлон-Союз" всегда называли в России "Союз-Аполлон".
Американских шпионов можно ловить в России на том, что они говорят "Аполлон"-"Союз" и "на интернете" вместо "в интернете".
В июле 1975 года я работал на этом проекте в космическом центре им. Джонсона в Техасе и на космодроме на мысе Канаверал во Флориде, получая баснословные 75 долларов в день.
Учитывая, что нью-йоркская подземка тогда стоила 35 центов, почтовая марка лишь недавно подорожала с 5 до 8 центов, а за сигареты брали столько же, сколько за галлон бензина, то есть 40 центов, 75 долларов были огромными деньгами. Поэтому когда телекомпания Эй-Би-Си предложила мне переводить на запуске "Аполлона", я, если выразиться словами Мандельштама, был счастлив, как татарин, укравший 100 рублей.
Я быстро понял, что НАСА не особенно нуждалось в сотрудничестве с отсталой космической программой СССР, и что стыковка в космосе была главным образом задумана Вашингтоном как тогдашний вариант обамовской "перезагрузки". Попыток перезагрузить отношения с Москвой в истории было несколько, и они обычно кончались не очень хорошо.
Через четыре года после "Аполлонa"-"Союза", например, советские войска вторглись в Афганистан, и Джимми Картер, который до этого призывал американцев избавиться, наконец, от "чрезмерных страхов по поводу коммунизма" и лобзался с Брежневым, был сильно обескуражен.
В студии Эй-Би-Си стояли макеты "Аполлона" и "Союза", сделанные в одном масштабе. По сравнению с американской махиной тощая советская ракета-носитель выглядела как карандаш, и Эй-Би-Си приняла принципиальное решение никогда не показывать макеты рядом, чтобы не колоть глаза новым американским друзьям в Москве.
С другой стороны, Эй-Би-Си не вполне доверяла новым друзьям и именно поэтому наняла меня переводчиком. Идея была в том, что если в космосе что-то случится, а Советы начнут это скрывать, то я пойму, о чем говорит "Союз" с землей, и Эй-Би-Си сможет первой сообщить, что же на самом деле произошло.
Но в космосе тогда ничего плохого не случилось, и мои услуги не понадобились. Так что я просто сидел в фургончике Эй-Би-Си на космодроме, либо прохлаждался в бассейне отеля в Коко-Бич или на роскошном флоридском пляже. Тогда как раз на экраны вышла первая серия кинофильма "Челюсти", и пляж был совершенно пуст. Публику так напугали акулами, что она еще долго избегала заходить в морскую воду. В этом смысле "Челюсти" нанесли флоридской туриндустрии такой же урон, как прохудившаяся скважина в Мексиканском заливе 35 лет спустя.
Я приехал в Америку из Союза незадолго до этого, и меня изумляло то, что в отеле, стоявшем практически на пляже, все равно был бассейн с подогретой водой. В Америке тогда практически невозможно было встретить русских, особенно в такой глуши, и меня еще больше изумило, что в бассейне плескались вместе со мной несколько советских женщин. Может, это были жены советских космических начальников. Я не спросил, опасаясь, что они в ужасе отпрянут. Купаясь, они хором пели русские песни.
Я был здесь человек свежий, но уже знал, что от американок хорового пения в такой ситуации не дождешься. С другой стороны, я приехал из страны, в которой почти все было в единственном числе, и мне казалось расточительным, что на космодроме стояли фургончики всех трех тогдашних телекомпаний. "Не дешевле было бы поставить всего один, если они все равно будут показывать одно и тоже?" — думал я, не прочувствовав еще прелестей конкуренции.
К тому времени лунная программа была уже не в моде, но на космодроме еще валялись отсеки совершенно гигантских ракет "Сатурн", на которых американцы летали на Луну. Ракета-носитель "Аполлона" была поменьше, особенно на расстоянии, потому что трибуны для зрителей стояли довольно далеко от пусковой площадки.
Места на трибунах были ограничены, но зрителей было навалом: дороги в окрестностях космодрома были заполнены тысячами зевак, которые всегда специально приезжали туда на запуски. Местность там плоская, и ракету было видно за десятки миль.
Я был очень молод и, рассказывая знакомым о впечатлении от космического запуска, неизменно сравнивал его с оргазмом. Поразительно, но огромная ракета, на вершине которой притулился крошечный корабль с человечками, шла вверх, не столько ревя, сколько треща, как мотоциклетный двигатель. Go, baby, go! — бормотал мужик рядом со мною, когда эта махина медленно поползла в небеса.
Я работал на научного корреспондента Эй-Би-Си Джульса Бергмана, в одной комнатке со знаменитым диктором компании Питером Дженнингсом, который был канадцем и поэтому показался мне интеллигентным человеком. Бергман умер довольно скоро после нашей встречи, Дженнингс — сравнительно недавно. Оба не застали конца американских пилотируемых полетов в космос, которые убил Обама, и начала очередной перезагрузки, которую он затеял.
Добавить комментарий