Михаил Туровский: У искусства Украины есть будущее!

Опубликовано: 16 сентября 2009 г.
Рубрики:
Михаил Туровский. Фото: cosmic naught / Flickr.com

"Нет пророка в своем отечестве..." Художник Михаил Туровский опроверг это грустное правило: стал академиком живописи и народным художником Украины, много лет прожив в Соединенных Штатах Америки. Долгое и трудное признание творчества выдающегося художника на его второй родине на наших глазах превращается в триумф.

 

— Миша, начнем беседу с поздравления: недавно вы стали народным художником Украины и действительным членом ее Академии искусств. От имени наших читателей поздравляю вас с этими высокими званиями. Какие чувства вы испытали, их удостоившись?

— Несомненно, я горжусь этим. Потому что это — признание итогов жизни, признание того, что я сделал в искусстве за 55 лет.

Моя работа — любимая, трудная, непредсказуемая, зависящая от самых разных обстоятельств.

Неожиданным для меня стало то, что академиком живописи я избран единогласно. Это было волеизъявление моих коллег — людей разных, в том числе тех, кто не разделяет моих взглядов на искусство. Удивительно, что они оказались единодушны в оценке моего мастерства. Обычно ведь кто-то обязательно голосует против...

— Для торжеств в вашу честь вас с женой Софией пригласили в Киев. Как сегодня выглядит, чем жива матерь русских городов? Куда вообще движется Украина? Извините, Миша, что втягиваю вас в разговоры о политике, но куда от них денешься?..

— В политическую жизнь Украины я не вовлечен, хотя внутренне никогда не рвал связей ни с Украиной, которая является моей родиной, ни с Киевом — моей колыбелью.

Я родился в этом городе, женился, нарожал детей, а потом его бросил — эмигрировал. И оказался в чужом пространстве... Но Киев для меня остался Киевом. Он — государство в государстве, впрочем, как и Одесса.

Культура Киева — тончайшая смесь. В одном только территориальном треугольнике, где я обретался, жили два моих тезки: Михаил Врубель и Михаил Булгаков.

— Неплохой получается треугольник: Врубель, Булгаков, Туровский...

— Это добавляет ответственности! Что касается Украины вообще, то она всего лишь два десятилетия назад обрела независимость, о которой мечтала всегда — в бореньях, страданиях, в ошибках и заблуждениях, в сонме внешних и внутренних предательств, в полной 300-летней зависимости от России. Ее язык абсолютно не уступает русскому языку — ни по красоте, ни по возможности передать любые человеческие ощущения.

Однажды в Москве я попал в компанию русских интеллектуалов: художников, литераторов, искусствоведов. Один из них принялся шутить по поводу провинциальности украинского языка: что, мол, у вас там есть такое, своеобычное, чего нет в русском языке? Это, повторяю, был очень известный искусствовед; обернувшись ко мне, он сказал:

— Ну, вот есть там у вас Шевченко. Ты можешь что-нибудь из него прочитать?

Я пожал плечами: близкие языки очень трудно переводятся, поэтому прочту по-украински лишь одну строчку из поэмы Шевченко "Кавказ":

Сонце сiдае, гори чорнiють...

Искусствовед просит перевеcти, я говорю, что перевод не даст ничего:

Солнце садится, горы темнеют...

Музыка исчезла! Перевод в данном случае похож на обратную сторону ковра: можно узнать рисунок, но цвета никакого нет, как нет тождественного по высоте звучания!

— Что произошло с украинским искусством за 300 лет объединения с Россией?

— Украинские художники абсолютно зависели от России, но если бы только от России! Она сама получила европейское изобразительное искусство лишь после Петра Первого!

Он любил Голландию, в Амстердаме учился строить корабли и понавез в Россию второстепенных иностранных художников. В лавках стали продавать их картины, не имевшие отношения ни к российской, ни к украинской художественной культуре. Об этом у Гоголя здорово написано в повести "Портрет", помните: "Господин, господин, купите картину! Смотрите, какая зима нарисована! И одна рама о пяти рублях..."

Михаил Туровский. "Скрипач в лагере" — картина из большой серии работ о Холокосте

Украинское живописное искусство проявило себя в парсунах, в величайших достижениях в иконе, портрете. Но оно всегда было скрыто, не становясь центром притяжения и внимания, поскольку Украина была Малороссией, провинцией империи. И главные художественные ценности украинской нации оказались в так называемых второстепенных собраниях некоторых магнатов, не живших в Киеве: на Волыни, в Подолии, на Львовщине. Теперь эти ценности, к счастью, собраны в музеях. Появившись 10 лет назад на выставке византийской живописи в Метрополитен музее, украинские иконы потрясли мировую художественную общественность своей наполненностью, особой эмоциональностью.

Украине свойственно главное, что свойственно ее гениям — Шевченко и Гоголю: преувеличение, идущее от южного характера, от благодатной, сказочной природы. Она, природа, гиперболизирует ваши ощущения, и в иконах или в парсунах (портретах) видна эта приподнятость, преувеличенность — не литературная, где выступают черты характера, а — художественная.

Украинское искусство не умерло, хотя после Богдана Хмельницкого попало в крепостническое состояние. Вы, конечно, знаете, что Богдан Хмельницкий променял свободу своего народа на 45 тысяч дворянских званий для высшего эшелона казачества, после чего искусство Украины стало подражательным по отношению к великодержавному. Но лучшие представители украинского искусства пронесли его самобытность до наших дней. И есть все основания говорить, что у искусства Украины есть будущее, потому что у него есть прошлое и есть настоящее.

— Ну а что вы все-таки думаете об общественной жизни нынешней Украины, ее государственном устройстве?

— Украинское общество практически пребывает в колыбели. Родившись 19 лет назад, государственность еще не обрела опыта разговора с самою собой. Она все еще чувствует себя Запорожской сечью, когда можно было орать, потрясать саблями, устраивать кулачные побоища.

Нечто подобное было и в Польше. Сейчас она обрела интеллигентную, что ли, форму правления, а ведь что, бывало, кричали поляки:

— Усрамся, але не дамся!

Ясно без перевода, да? (Смеется).

Оказаться после советских феодальных отношений в условиях дикого капитализма XXI века, будучи, по сути, проходным двором Европы и предметом всеобщей заинтересованности — не просто! Конечно, хотелось бы видеть более умных руководителей Украины — каждый чтобы был Марком Аврелием, на худой конец — Юлием Цезарем, но где их возьмешь?

Свобода слова на Украине существует, можно молиться на еврейском языке, можно — на украинском, можно ругать кого угодно: русских, американцев, евреев.

Я, конечно, на все смотрю как художник. Я вижу, что в этой стране можно жить, она — великая, равная по территории Франции, начиненная всеми элементами таблицы Менделеева. Будущее Украины не светло, но и не темно: половина — дней, половина — ночей.

— Из Киева перенесемся, Миша, в Нью-Йорк. В январе текущего года в ООН прошла ваша выставка "Холокост". Другие ваши выставки мы скоро сможем увидеть?

— Выставка в ООН была для меня важным событием. Художник может себе все представить, даже свою выставку в Лувре. Но выставку в организации, созданной человечеством для поддержания жизни на земле, он представить себе не в состоянии.

К сожалению, выставка в ООН оказалась недоступной для широкой публики: она проходила в дипломатической, что ли, части здания, где работают делегации стран — членов ООН, в том числе стран, не соглашающихся с самим фактом существования "отдельного малого народа", как его назвали Игорь Шафаревич и Александр Солженицын.

Другая моя выставка — Memento — будет открыта в самом большом в мире соборе The Cathedral Saint John the Divine, что в Верхнем Манхэттене, с 10 по 24 октября текущего года.

В последний день работы выставки состоится ежегодный концерт симфонической музыки, посвященный памяти жертв Холокоста.

Дирижировать оркестром будет замечательный дирижер, мой большой друг Аркадий Лейтуш.

И еще у меня есть мечта: сделать выставку такого рода в Ватикане. Почему именно в Ватикане? Потому что это ближе к Тому, у кого мама была еврейка, а папа — плотник...

В Париже должна состояться выставка трех художников, в том числе и вашего покорного слуги, но подробно говорить о ней я пока не буду.

— Хорошо, Миша. Я давно собирался спросить вас: почему большие художники, как правило, и большие художники слова? Примеров — хоть отбавляй: Ван Гог, Роден, Репин, Пастернак, Нестеров...

— В жизни настоящего художника главные действующие лица, о которых он в начале своего пути и не подозревает, — время и Бог. Самые интересные художники оказывались, как правило, и самыми интересными мыслителями в области искусства. Никто и никогда не мог написать об искусстве более интересно, чем это сделали художники. Ни один искусствовед не равен по силе художественного проникновения художнику!

Микеланджело абсолютно идентично выразил свое художническое мироощущение в своей поэзии. Некоторые считают, что его поэзия явление вторичное, однако она на многое открывает глаза.

В кажущейся успешной жизни Микеланджело — он ведь дожил до воплощения своих замыслов! — и стенания, и молитвы страждущего человека, почти проклятия, посылаемые жизни за трудности, которые ее сопровождают. Поэзия была отдушиной для плача, а остальное творчество — это время, свободное от плача, для того, чтобы довести жизненную задачу до конца.

Я думаю, Ван Гог не стал бы таким гениальным художником, и, главное, с ним не случился бы такой феномен гиперславы, если бы нe его письма. Его всемирный успех буквально записан в его письмах! Он рано умер, но всю его короткую жизнь ему помогал брат Тео, которому Винсент писал письма.

Эти письма меня потрясли, открыли глаза на живопись. Я и до этого любил Ван Гога, но когда впервые увидел в Москве, в Пушкинском музее, его картину "Пейзаж в Овере после дождя", я плакал как ребенок. Никогда больше я не плакал при виде произведений искусства! Это не было живописью, это была просто жизнь.

Ван Гог пишет в одном письме: "Мы подъезжали к Брюгге. Возле дороги стояли темно-бронзовые деревья по колено в фиолетовой жиже грязи". Я восхитился точностью и интересностью увиденного, переворачиваю страницу — и как будто впервые вижу "Дорогу в Брюгге": вот эти бронзовые деревья, эта грязь, описанные в письме Тео. Он выразил это в живописи точно так же! Никакого разделения ощущений, которые он получает от живописи, и ощущений, оставленных словом!..

Картина М.Туровского с выставки во французском Лионе 2007 года.

Письма произвели настоящий фурор. Они были опубликованы вдовой Тео в Англии, чтобы обратить внимание на мощь литературного таланта Ван Гога, на его душевное благородство. И это был первый шаг к знакомству с его живописью, тоже гениальной — то есть никакого противоречия!

— Но в книге Ильи Ефимовича Репина "Далекое — близкое" нет ни слова об искусстве!..

— И это естественно, ибо он был далек от поисков своего стиля. Он был настолько погружен в жизнь своей страны и вовлечен во все ее перипетии, что художнику отводил второстепенную роль.

В книге есть замечательные наблюдения над людьми, природой, но нет колоссальной наблюдательности над живописью, присущей Ван Гогу. Талант Репина был самодостаточен — вот в чем дело!..

Роден, которого вы упомянули, мыслил потрясающе, но писать не умел — в смысле физическом. Не умел и не любил это делать. За него это делали другие, в частности, молодой человек, однажды пришедший к нему и попросившийся поработать. Это был великий немецкий поэт Райнер Мария Рильке!

Он два года записывал за Роденом его мысли о форме в искусстве и его содержании, о соотношении формы и содержания. Форма в скульптуре — это не форма, в которой отливают. Это — видение формы, то есть понимание того, какие деформации может позволить себе художник, как он может управлять формным осуществлением своей идеи. Все это сложно, опосредованно, многометафорично — и Рильке все это до нас донес.

— Вы тоже не избежали "двойственности" своего творчества: неотъемлемой его частью стало сочинение афоризмов. Когда появится новая книжка, предисловие к которой написал Игорь Губерман?

— Рукопись, наконец, готова, она включает в себя тысячу фраз или афоризмов. Я думаю, в текущем году сдам ее в печать в издательство "Эксмо", которое в 2003 году в серии "Сатира и юмор XX столетия" выпустило том афористики, и в нем мне предоставили 13 страниц!

По выходе той книги я испытал огромное счастье и понял, что всю жизнь занимался не своим делом: живопись надо было бросить лет в восемь, тогда предстоящая книга афоризмов была бы вдвое толще (смеется).

— Несколько новых афоризмов, Миша, для наших читателей...

— С удовольствием.

Редкие памятники отбрасывают не тень, а свет.

Только интимные связи художника с жизнью дают живые плоды.

Книги — переносчики душевных заболеваний из одной эпохи в другую.

Вся материя ушла на брюки. На крылья уже не хватило.

Умный полиглот все языки держит за зубами.

Вглядись! На стройной шее свободы — тонкая золотая цепочка.

Жизнь создает для нас не только безвыходные положения, но и безвходные.

Хлеб затыкает любой рот.

В рог, из которого пьют, уже не затрубишь.

Ничто так не мешает понять жизнь, как небольшие удачи.

— Остается пожелать вам, Миша, огромных удач!

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки