Скажите слова: "Где-то на белом свете, там, где всегда мороз", — и все вокруг подхватят продолжение. Все знают эту незамысловатую, но яркую и веселую песню. Едва прозвучав в исполнении Аиды Ведищевой, она сразу же стала шлягером. Как и многие другие ее песни. У них счастливая судьба, они пережили свое время. Артистическая жизнь Аиды тоже счастливая, потому что на ее долю выпали любовь и признание зрителей. Но в то же время судьба щедро разбрасывала на ее пути тернии. Впрочем, она никогда не сдавалась и не унывала.
У Аиды светлый, богатый интонациями и очень оптимистичный голос. И такой же оптимистичный характер у нее в жизни. Знаю ее много лет, часто встречался в эфире, созванивался, и ни разу я не помню, чтобы она была в плохом настроении, пусть даже она и очень устала, и не все у нее ладится.
Особо запомнилась встреча с Аидой и Радмилой Караклаич. Многие читатели, наверное, помнят такую замечательную югославскую певицу. Они приходили ко мне на передачу в нью-йоркскую студию, и было такое ощущение, что студия озарена каким-то особым светом от присутствия этих обаятельнейших женщин, в чем-то разных, совершенно не похожих, но одинаковых в своей любви к музыке, которую они пронесли через свои жизни.
И сейчас настроение у Аиды просто великолепное. Она только что вернулась в свой ставший ей родным Лос-Анджелес из поездки в Москву. Здесь, в Америке, ее помнят и любят. Очень многим нравятся ее песни на английском языке. В архиве Аиды множество благодарственных слов от поклонников ее творчества. Есть среди них и весьма именитые. Она получила письма от Джорджа Буша-старшего и Джорджа Буша-младшего. Президенты бывший и нынешний поздравили ее с новым диском, в котором звучали песни об Америке, и писали о том, что семья Бушей очень благодарна ей за ее творчество. У Аиды есть очень теплое письмо и от Рональда Рейгана и его жены Нэнси, где есть хорошие слова о ее песнях. У нее огромное количество наград за творчество. Среди них и премия с таким экзотическим названием как "Киноватсон". Эту награду она получила в Москве.
— Это национальная премия, которая уже не первый год вручается за музыку ретро. Вместе со мной ее получали Максим Дунаевский, Михаил Танич и другие известные композиторы, исполнители, поэты-песенники. "Киноватсон" — это очень красивая фигура, изображающая скрипичный ключ. И надпись "Аиде Ведищевой за выдающийся вклад в музыку кино". Такое признание радует, дает артисту настрой на продолжение полета.
— А чем вы объясняете, что ваши песни живут столько десятилетий? Вроде бы новая мода на шлягеры, множество ансамблей и звезд, которые, вспыхнув на мгновение, быстро гаснут. Чем же берут за душу ваши песни, почему они продолжают звучать, хотя, как говорят, новые времена — новые песни.
— Миша, вы сами ответили на этот вопрос. Действительно, эти песни берут за душу, волнуют. Это была прекрасная музыка с настоящей поэзией. Микаель Таривердиев, Александр Зацепин, Леонид Дербенев, Онегин Гаджикасимов, другие музыканты и поэты создавали такие песни, которые становились событием. Эти песни помогали нам жить. Кстати, одна из моих песен так и называлась — "Помоги мне". Этой песни из фильма "Бриллиантовая рука" четыре десятилетия, а она до сих пор звучит. Живет так, будто спели ее вчера.
— Странная у вас была судьба. Песни ваши были у всех на слуху. Наверное, не было ни одного человека в стране, который если не пел, то хотя бы не знал ваших песен. И в то же время многие не ведали, что эти задорные, оптимистичные песни исполняет Аида Ведищева. Я, например, поначалу не сомневался, что в "Кавказской пленнице" поет Наталия Варлей.
— Как это так — не знали. Кроме вас, Миша, все знали. У меня тираж пластинок перевалил за 30 миллионов. Во всех фильмах меня обязательно упоминали в титрах. Кроме "Кавказской пленницы" и "Бриллиантовой руки", то есть тех картин, которые поставил Леонид Гайдай.
— Почему именно Гайдаю вы не угодили? Впрочем, здесь речь не идет о том, нравится или нет. Раз поставил песню в картину, значит понравилась. И обязан был указать, кто же эту песню поет.
— Композитор Александр Зацепин за меня бился с Гайдаем, говорил, что тот несправедливо ко мне относится. Но ничего у него не вышло. Он потом извинялся передо мной, говорил, что никак не может убедить режиссера, который, не знаю почему, относился ко мне неприязненно.
Я, кстати, случайно исполняла эти песни. Понятия не имела, что идет конкурс на лучшее исполнение. Мне позвонила знакомая редакторша из передачи "С добрым утром", попросила прийти на запись песенки. Я понятия не имела, что это для кинофильма. Слова простые, мелодия тоже. Я записала все за полчаса и забыла об этом. Через неделю мне звонят и говорят, что именно моя песня попала в фильм "Кавказская пленница". Пели тогда Мондрус, Бродская, другие пробовались. Но, как мне сказали, Гайдай влюбился в мой голос. Он искал певицу, голос которой был похож на голос Наталии Варлей.
— Влюбился, вы говорите. Недостаточно, наверное, если даже не сослался на вас в титрах.
— Да, непонятная получилась история. После этой песни я стала знаменитой. Пластинку выпустили тиражом семь миллионов. Меня послали в Сопот на фестиваль. Помню, он начинался в тот день, когда советские танки вошли в Прагу. Чехословацкие певцы Хелена Вондрачкова и Карел Готт сразу уехали с фестиваля. Я стала там лауреатом.
А примерно через год поздно вечером звонит мне Александр Зацепин. Я только переступила порог, вернулась с гастролей, была на Дальнем Востоке, устала ужасно. "Где ты была, — говорит он мне, — мы тебя повсюду разыскиваем. Фильм "Бриллиантовая рука" готов, а песню некому исполнять. Приезжай немедленно".
И я оказалась в полночь на киностудии "Мосфильм". Помню, посреди студии большой красный ковер, на нем бутылка водки и закуска, а вокруг сидят Леонид Гайдай, Юрий Никулин и Андрей Миронов. Никулин записал только что песенку про зайцев, а Миронов — песню про остров Невезения. Они мне предложили выпить. А я сурово была настроена, говорю, зачем я сюда в полночь пришла — петь или пить? Уже к пяти утра все было готово. Хотя Гайдай и не хотел, чтобы я пела "Помоги мне". Он не верил, что я смогу спеть эту песню, ему понравился мой мягкий, лиричный голос в "Кавказской пленнице", а здесь он сомневался, — не сможет она исполнить такую знойную песню, вулкан страстей, порывы женщины-соблазнительницы. Но Зацепин хотел, чтобы именно я пела. А мне только показали на экране то, что происходит — я ведь не только певица, но и актриса — и я сразу нашла интонацию. С первого же раза все и записали. Один дубль — и столько лет он уже звучит.
— Гайдай был очень талантливым режиссером, но на меня он произвел странное впечатление, человека не склонного в жизни к юмору. Я однажды брал у него дежурное интервью на три минуты для выпуска новостей. И затем спросил про его фильм "Пес Барбос и необычайный кросс". Там играли замечательные артисты Никулин, Вицин и Моргунов. Так вот, я поинтересовался, а почему в титрах не указано, что сюжет почти полностью заимствован у Джека Лондона. Есть у него такой рассказ "Луннолицый". Все таки, вежливо осведомился я, Джек Лондон — классик, неудобно увести сюжет у классика и его даже не упоминать. Тем более, что он пожаловаться не может, давно уже умер. Гайдаю эта моя скромная эрудиция явно не понравилась, он ничего не ответил, просто поиграл желваками на лице. Ничего себе, думаю, плагиатор, еще обижается.
— Я и не знала о таком заимствовании. У нас все можно было сделать. Если даже Джека Лондона позабыли упомянуть, то что же церемониться со мной. С нами никто не считался.
— Вы в Америке уже три десятилетия. Что вас побудило тогда уехать? Кажется, вы были на гребне популярности, ваши пластинки распродавались, вас можно было услышать по радио, увидеть в телеконцертах.
— Все и так, и не так. Да, были пластинки, выступления по радио и телевидению. Но мое творчество не вмещалось в рамки официального искусства, я не пела песен, которые воспевали партию, была независимой, пыталась создать программы, которые в последнюю минуту отменяли без всякого объяснения причин.
Когда в Гостелерадио председателем стал Лапин, он многим перекрыл кислород. Первой уехала Лариса Мондрус, потом Эмиль Горовец, Нина Бродская, Вадим Мулерман, многие другие. В Гостелерадио и в Министерстве культуры появились списки, кого можно давать в эфир, а кого нет. Это были очень тяжелые времена, никакого воздуха для творчества.
— Это время я прекрасно помню. Тогда я не знал лично этих певцов, но с Бродской, Горовцом и Мулерманом познакомился здесь в Америке и сделал с ними множество радиопередач. А в те времена наши музыкальные редакторы заглядывали в эти проскрипционные списки неугодных властям исполнителей и скорбно объявляли, что с сегодняшнего дня такой-то певец или такая-то певица находятся под запретом. Причем вспоминаю, что, хотя музыкальными редакторами, как правило, работали у нас очень симпатичные девушки, когда речь заходила о запрете, они возмущались и при этом жутко матерились. Но ничего поделать не могли под угрозой увольнения. Вы же знаете. У нас с вами множество общих знакомых, некоторые из моих коллег из Москвы сейчас живут в Америке.
— Да, встречалось немало порядочных людей, но они были бессильны что-то изменить. А у меня был в Москве свой персональный Сальери. Это был один видный чиновник в Министерстве культуры, не буду сейчас называть его фамилию. Он меня преследовал с самого начала моего творчества и до самого дня моего отъезда в Америку. Помню, была первая тарификация. Я купила себе новое красивое платье, вся взволнованная пришла на прослушивание. Я только что кончила институт иностранных языков, пела, начала выступать с оркестром Олега Лундстрема, потом с оркестром Леонида Утесова. Я была счастлива, у меня были самые идиллические представления об искусстве. Я думала, какая красота везде. В жизни, за кулисами и на сцене. Оказалось все иначе. Он меня увидел и сказал секретарше, потом мне это передали — конфетка хорошая, но ничего, оберточку с нее мы снимем.
Пытались с меня снять обертку, но ничего у них не получалось. Со мной беседовали, меня уговаривали. Но ни пластинками, ни деньгами никто не мог меня заманить, если у меня сердце не лежало. Я никогда не боялась и тех медведей, которые трутся о земную ось, и тех, кто настоящие — четвероногие или двуногие. Я о некоторых эпизодах своей жизни тогда вспоминаю как о дурном сне. Успокоилась только тогда, когда уехала вместе с мамой и сыном.
— А как сложилась ваша американская жизнь? Там вы были известной певицей, а здесь, наверное, как и всем, пришлось начинать с нуля. Хотя с нуля никто не начинает. Привозят с собой талант, знания, характер, если, конечно, они есть.
— Вы же сами как-то говорите, что никто с нуля не начинает, все привозят свой самый дорогой багаж — знания, умения и характер. Я тоже. Трудности начались уже на таможне. Тогда были чуть ли не тотальные запреты на вывоз вещей. Мне не разрешили провезти даже мои концертные костюмы, сказали, что они принадлежат к ценностям, которые якобы не подлежат вывозу из страны. Ладно, костюмы. Можно сшить новые. А вот то, что невозможно восстановить — это старые записи. Мне запретили таможенники вывозить фонотеку. Помните мою песню "Помоги мне" из фильма "Бриллиантовая рука"? Так вот, я ее запела так, что все в аэропорту ее слышали. Тогда все меня узнали, и таможенники смилостивились, разрешили провезти фонотеку. Так что эта песня меня действительно выручила.
Я не ехала сюда с иллюзиями. Я знала английский, с этим у меня не было проблем, я ведь закончила институт иностранных языков. Я знала, что мне надо пройти немало, прежде чем я смогу заниматься любимым делом. Одно время работала медсестрой. Доктор был из наших эмигрантов, человек весьма неряшливый. Родители-врачи были для меня всегда примером очень ответственного отношения к делу, и меня шокировало, что доктор позволял себе, например, не всегда мыть руки после приема пациентов. Он, естественно, злился на мои замечания. Такая у меня была работа.
Пошла в колледж учиться, узнала американскую жизнь, изучала американское кино, музыку, танец. Училась весело, радостно. Я ведь по натуре оптимистка. Я всегда вижу стакан наполовину полным, а не наполовину пустым. Забыла про свою звездоманию, сказала себе, что надо идти по новой, незнакомой дороге. Но при этом не унывать, потому что опыт предыдущей жизни наделил меня хорошими качествами, такими, например, как упорство и настойчивость. Мне очень помогло то, что я владела английским, умела устанавливать контакты с людьми.
Через два года я сделала свою программу "Лучшее Бродвея и Голливуда", стала петь для американского зрителя. Первый концерт дала в Карнеги-холле. Потом купила дом на колесах и ездила с гастролями по Америке. Пела только на английском, здесь русские песни не воспринимают.
Потом было пять лет простоя. Жила в золотой клетке из одиннадцати комнат в роскошном доме на Беверли-Хиллз. Вышла замуж за миллионера. Он ходил на мои концерты, посылал записки, ухаживал и не успокоился, пока на мне не женился. Я с ним много путешествовала, но потом затосковала. Он был категорически против того, чтобы я пела, а быть домохозяйкой я не хотела. Я с ним развелась.
— Почему практически никто из наших исполнителей не находит себя на американской эстраде? Вы в какой-то степени нашли здесь себя. Но ведь американской звездой не стали, к сожалению.
— Очень трудно эмигранту, приехавшему сюда в далеко не юном возрасте, стать в Америке звездой. Мы не родились здесь, мы не знаем основ, у нас другое мышление, которое сложно сломать в одночасье, другие традиции. Музыкальные традиции в генах заложены, их трудно в себе воспитать. Вы представьте, например, певца из Монголии в России, как ему там придется. Звездой стать невозможно, но, тем не менее, есть работа, интересная, находящая отклик.
Одна из моих программ называлась "Я песней, как ветром, наполню страну". Есть у меня песни про веру, надежду, любовь. Всю мою жизнь песни меня вели. И сейчас ведут.
Добавить комментарий