Нас исполняет музыка по нотам...

Опубликовано: 1 сентября 2008 г.
Рубрики:

Фестиваль "Mostly Mozart" нынешнего года в манхэттенском Линкольн-центре — сорок второй по счету. Он традиционно культовый, при этом восторг и постоянство поклонников вряд ли требуют объяснений: мы ведь не задаемся вопросом, почему не приедается хлеб и не становится надоевшей вода.

Посещение этого события в течение многих лет позволило заметить определенную тенденцию, граничащую, на мой взгляд, с некой милой странностью: всякий раз устроители добросовестно пытаются найти специальную тему, доказывающую связь гения с современной жизнью. Например, в прошлом году это было сформулировано как "изучение духовности в музыке", отыскивание единства триады "дыхание — душа — духовность". В этом поиске вычурно усложненной истины мне тогда почудилась некая искусственность: зачем музыке расшифровка? Оказывается, без нее просто никак не обойтись: программа нынешнего года называется "Потеря и метаморфозы" — и художественный директор фестиваля Джейн Мосс нашла нужным внести пояснение: "Существует коллективное бессознательное Юнга. Темы возникают, эволюционируют — и сегодня более, чем когда-либо, зритель жаждет эмоционального вовлечения в противовес пассивному слушанию..."

Видимо, для того, чтобы категорически исключить эту самую "пассивность", в программу был включен хореографический "Реквием" постановщика из Самоа Леми Понифасио, созданный по мотивам знаменитого моцартовского "Реквиема", но имеющий в основе экзотические ритуалы Океании — такая вот преемственность... Вовлечению зрителя в процесс постижения музыки Моцарта и его творческих наследников должна была, по замыслу художественного руководителя, способствовать и видеоинсталляция Линетт Воллворс в холле театра "Роуз", где проходила часть выступлений. Называлась инсталляция "Невидимое к ночи" и подразумевала, что освобожденный от условности простого сидения в кресле зритель может лично поучаствовать в представлении... Войдя в темную комнату, я немедленно получила в руки некую тарелку из матового стекла, с помощью которой предлагалось отразить и спроектировать падающий откуда-то свет на плоскость и проанализировать свои ассоциации. Слушатель сугубо консервативный, я немедленно поблагодарила, вернула подручное средство и откланялась, решив, что музыкой в исполнении барокко-оркестра из немецкого города Фрайбурга проникнусь без прикладных атрибутов...

...Немцы привезли в Новый Свет любопытную программу — точную копию существовавших когда-то моцартовских "Академий" — специальных абонементных концертов, которые проводились в небольших салонах, а иногда в бальных залах, примыкающих к гостиницам. Программа таких концертов составлялась достаточно эклектично, хотя определенная композиция прослеживалась: как правило, исполнялась одна симфония — но не вся подряд, части ее перемежались вставными вокальными номерами. Обязательным был также фортепианный концерт, где композитор блистал как солист — и он же темпераментно дирижировал из-за клавиатуры.

Свои "Академии", предназначенные более для содержания семейства, чем для высокого искусства, Моцарт начал проводить в аристократической Вене, куда он перебрался в 1781-м году, отринув надежный заработок и всевластие зальцбургского патрона. Став свободным от жесткого распорядка (а от больших денег он был категорически свободен всегда...), композитор вынужден был давать уроки, сочинять на заказ, бегать на выступления "по поводу". Идея вечеров по подписке сулила неплохой заработок, но то был тяжелый хлеб: маэстро-вдохновителю, и без того вечно взмыленному и загнанному, пришлось взять на себя несметное множество ролей, от импресарио до кассира. Правда, успех пришел сразу: "пестрые" программы отвечали всем вкусам и запросам, столичные меломаны вдохновились, количество представлений быстро выросло: если в 1783-м году был лишь один подобный концерт, то в 1785-м — уже добрых десять. На репетиции хронически не хватало времени, и бывали случаи на грани гениальных курьезов: иногда Моцарт, написав партию солирующей скрипки, играл свою фортепианную по незавершенным наброскам только что сочиненного произведения.

А потом интерес публики к "Академиям" несколько угас...

Через два с лишним века перенесемся на сцену манхэттенского театра "Роуз", где акустика не вполне совершенна, но зал потрясающе красив. Завсегдатаи нью-йоркского фестиваля уже не раз слышали Тридцать Шестую симфонию Моцарта "Линц". История ее необычна. В июле 1783 года композитор поехал из Вены в Зальцбург с молодой женой Констанцией, чтобы познакомить ее со своими родными. Семья Вольфганга не особенно обрадовалась такой партии для сына, но смирилась: молодожены остались с семейством Моцартов до осени. В конце октября супруги двинулись назад в Вену и по дороге остановились в городке Линце, где у Моцарта остались друзья и поклонники. Они были готовы прийти на представление, но исполнять в спешно организованных концертах оказалось на удивление нечего — срочно потребовалась новая симфония. Композитор довел себя до полного изнеможения — и священная жертва была вознесена за четыре дня!..

В исполнении очаровательного оркестра, ведомого всемирно признанным дирижером (он же скрипач-виртуоз) Готтфридом фон дер Гольцем, симфония "Линц" прозвучала сугубо камерно, хотя и необыкновенно просветленно, в соответствии с первоначальным замыслом. Баритон Кристиан Герхагер, выступавший с соотечественниками, был великолепен — и чередование частей симфонии с зажигательными ариями из "Свадьбы Фигаро" не принизило величественности крупной формы, не сделало вокальные партии "вставными" и малозначащими.

Симфония, звучащая камерно — не странно ли? Но оркестр, представляющий публике весьма разнообразный репертуар, от классики до модерна, более двадцати лет хранит в названии старомодное слово "барокко", а в арсенале — антикварные инструменты, непривычные уху современного слушателя. Музыка этой эпохи, при всей своей "нарядности", не была рассчитана на гигантские современные залы: у скрипок — приглушенный звук, духовым не свойственна "трубность", фортепиано, лишь внешне напоминающее рояль, очень условно соответствует человеческому голосу. Для исполнения Двадцатого фортепианного концерта — одного из самых скорбных произведений композитора — вышел круглолицый, коммуникабельный, очень смешливый молодой человек по имени Кристиан Безуденхаут, которому, на первый взгляд, играть бы да играть в одном ликующем мажоре! Но раздался синкопированный ритм горького, до последней ноты знакомого вступления, которое сменилось такой мелодической тоской приглушенной клавиатуры, что веселье кончилось не начавшись — осталось смятение, которое потом разрешилось безмятежностью, но обретенное спокойствие не было сродни легкости и наиву: просто уставшее сердце рано или поздно перестает плакать после потери. И слушателю, знававшему музыку помощней, совсем не хотелось, подобно зрителю в барахлящем кино, вопить: "Зву-ук!" — хотелось перестать дышать.

Уроженец Южной Африки Кристиан Безуденхаут получил образование в Австралии. Настоящего серьезного успеха добился в двадцать один год, завоевав Первую премию на престижном фортепианном конкурсе в Брюге.

В другой вечер на сцене Эвери-Фишер Холла царил пианист, которого американские зрители, без различия этноса и верований, называют "наш". Гаррик Ольссон, победитель конкурса имени Шопена 1970-го года, исполнитель с мировым именем, не утратил своей редкой способности делать из самых нехитрых мелодических построений "музыку неба". (Как тут не вспомнить, что гений в пушкинском "Моцарте и Сальери" говорит о своем творении "безделица"...)

Двадцать пятый концерт До-мажор был создан Моцартом в тот же венский период, когда подписные вечера шли чередой, и творить новое нужно было почти в конвейерном темпе. Но ремесленником композитор не стал: с каждым последующим произведением форма усложнялась, мелодический рисунок становился изысканней, тема противостояния света и тьмы обозначалось резче и глубже. Закончив работу над принесшей славу, но опять-таки не великие деньги "Свадьбой Фигаро", Моцарт вернулся к организации вечеров по абонементу. Тогда и появился Концерт До-мажор — зрелый, совершенный, выверенно-классический. Однако венская публика — видимо, пресытившаяся — восприняла его как нечто очередное, не особенно взволновалась. В результате количество выступлений резко пошло на убыль, а собственно в жанре фортепианного концерта композитор почти перестал выступать.

Мы, нью-йоркские зрители, спустя два с лишним века оказались благодарнее. Мы получали ни с чем не сравнимое наслаждение, когда Ольссен рассыпал широкие расцвеченные пассажи. Первая часть Двадцать пятого — самая длинная из всех вступительных частей моцартовских концертов — названа музыкальным критиком Полом Шиаво "грандиозностью без суеты".

...Вечер третий. На сцене, не единожды уступаемой приезжим, снова воцарился дирижер-гость — чешский маэстро Джири Белоклавек, главный дирижер Пражского симфонического оркестра. Его палочка летала так вдохновенно! Но, к сожалению, "Серенада номер два" его соотечественника-чеха Бонуслава Мартиньо прозвучала досадной и необязательной "вещью" не для слушателя. А вот моцартовская Симфония-Кончертанте Ми-бемоль мажор наполнила радостью — таким живым и выразительным был диалог скрипки (потрясающе яркая голландская исполнительница Янин Янсен) и совершенно колдовского альта (Максим Рысанов — еще один щедрый подарок России миру, живет ныне в Лондоне)...

Хочу быть понятой правильно: я не жажду лавров музыкального критика, дотошно препарирующего гармонию алгеброй точного знания. Я оставляю право себе и другим очаровываться и разочаровываться — лишь бы музыка оставалась музыкой. В этом смысле ничего худого с ежегодным фестивалем "Моустли Моцарт" не случилось: почти все концерты были распроданы до последнего кресла. И, честное слово, перестать бы устроителям беспокоиться, составляя программу очередного сезона: вряд ли стоит так уж мучительно и заданно отыскивать пресловутую связь музыки Моцарта с современной жизнью.

Но хозяева фестиваля завели упрямую традицию — непременно приглашать какого-нибудь ультрасовременного гостя и делать его козырем в фестивальной колоде — даже если слушать, извините, нечего...

Струнный квартет Эмерсона — один из самых признанных квартетов мира. Он существует более трех десятилетий, любая его программа — это аншлаг, имена участников — Юджин Друкер (скрипка), Филип Сецер (скрипка), Лоуренс Даттон (альт), Давид Финкель (виолончель), — известны не только музыкантам-профессионалам. Этот коллектив не раз украшал собой программу моцартовского фестиваля. В этом году ему выпало исполнять произведение молодого финского композитора Кайи Саарьяхо "Terra Memoria", написанное два года назад на смерть матери Филипа Сецера: солист прославленного квартета поделился с леди-композитором, уже вошедшей в зенит славы, своим горем.

...Мы не сразу поняли, что началась музыка. Это был натужный скрип, жужжание, переходящее в откровенное подвизгивание. Не только что услышавшая слово "модерн", я отнюдь не ожидала классического мелодизма. Но собственно музыка все как-то не угадывалась — продолжался тягостный кошмар, напоминающий публичное перепиливание ящика из старого анекдота. Зал слушал весьма напряженно... В сумятицу диссонансов вскоре вклинился еще более странный звук — вроде человеческого старческого голоса. Было сложно понять, как солирующая скрипка подобное воспроизводит — а потом источник обнаружился в первом ряду: нарядная старуша, из меломанок старого закала, что-то гневно выкрикивала, видимо пытаясь устыдить этих рафинированных и знаменитых в белых пиджаках, которые попались на крючок очередной профанации.

Увы, это мы уже проходили неоднократно... Два года назад в Нью-Йорк приезжал композитор из Финляндии Макс Линдберг с Первым скрипичным концертом, посвященным памяти Моцарта, слушать который было положительно невозможно... В прошлом сезоне на сцене царил маэстро из Аргентины Освальдо Голихов с технически сложным и совершенно ничего не оставляющим в душе произведением под многозначным названием "Голубой". Теперь — еще одно финское дарование, с именем и титулами, скромно называющее Моцарта "коллегой, у которого есть многое, чему можно поучиться". Добавлю не без ехидства: и поучилась бы, только не на уровне деклараций.

Великие композиторы прошлого, а уж зальцбургский гений в особенности — не мумии и не памятники, которые нужно подновлять.

По мне, стоит — без гордыни — просто слушать созданное на века.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки