Ярмолинский, Набоков, Дюрант Интервью с Иосифом Богуславским

Иосиф Богуславский

— Иосиф, последнее время в центре вашего внимания была личность Авраама Ярмолинского, больше тридцати лет проработавшего директором Славянского отдела Нью-Йоркской публичной библиотеки. В разные годы ему писали письма и с ним общались Владимир Набоков и баронесса Будберг, Корней Чуковский и Сергей Есенин. И вот какой у меня к вам вопрос: как вы вышли на этого человека? или что вас к нему привело?

— Много лет я занимаюсь проблемой еврейской эмиграции из России первой волны. Это период с 1880-го по 1915-й год.

— Ну да, это был еврейский ответ на притеснения и погромы, инициированные правительством...

— За эти 35 лет из России эмигрировало, или, попросту говоря, бежало около полутора миллионов евреев.

— Грандиозная цифра. Наверное, им было еще сложнее, чем сегодняшним эмигрантам, "встроиться" в американскую жизнь, ведь это были люди из местечек, торговцы, ремесленники, не владеющие английским, и по-русски-то говорящие с трудом...

— Американцы так и глядели на эту волну. Но среди этой огромной массы быстро выделилось немало людей, занявших заметное место в американской культуре и даже политике. В итоге моих разысканий у меня образовалась картотека, в которой более четырех тысяч имен, одно интереснее другого.

— Назовите хоть некоторые. Вдруг наши читатели обнаружат своих "предков" или знаменитых однофамильцев, да и вообще это интересно.

— Великие музыканты: Владимир Горовиц, Яша Хейфец, Ирвинг Берлин, автор неофициального американского гимна, Розина Левина, воспитавшая Вана Клиберна, художники Марк Родко и Илья Болотовский. Это представители так называемых "бессловесных" профессий. Но самое интересное, что из этих людей вышли литераторы, журналисты, писавшие на английском языке.

— И вот когда вы в своем списке дошли до последней буквы русского алфавита...

— Я увидел фамилию Авраама Ярмолинского, в то время мне ничего не говорившую.

— А что она говорит вам сейчас?

— Это совершенно выдающаяся фигура, настоящий человек Возрождения, настолько он был талантлив и разнообразен.

— Давайте по порядку. Итак, вначале вы расскажете нам о самом Ярмолинском.

Авраам Ярмолинский — человек Возрождения

— Жизнь его была долгой. Он родился в 1890 году в украинском городке Гайсине, а закончил свой жизненный путь в возрасте 85 лет в Нью-Йорке. Юноша он был талантливый и до отъезда успел получить неплохое гимназическое образование в Кишиневе и даже стать студентом в Петербурге. В неврологическом институте, основанном Бехтеревым, он проучится один год и спустя много лет, приехав из Америки в Россию, увидится со своим бывшим учителем — Бехтеревым.

— Когда он эмигрировал?

— В 1911-м. Ярмолинский не отправился в общем потоке в США, он уехал в Европу и продолжил свое образование в Швейцарии, что было редкостью применительно к провинциальному еврею. Там он получил глубокое европейское гуманитарное образование, овладел девятью языками.

— В каком объеме?

— Он великолепно знал английский, французский и немецкий (ну и, конечно, русский и идиш) и мог читать на прочих.

— Женат он был на немке?

— Нет, на еврейке. В начале 20-х годов его женой стала дочь эмигрантов из Германии Бабетта Дейч, поэтесса, писавшая на английском языке.

— В Швейцарии он ведь недолго учился?

— Всего два года. Уже в 1913 году — он в США. Здесь он заканчивает Колумбийский университет и еще во время учебы приглашается на пост директора Славянского отдела Нью-Йоркской Публичной библиотеки. Ее русские фонды в то время были на третьем месте после библиотеки Конгресса и Гарвардского университета. Он эти фонды умножил, отдел преобразовал, стал заметной фигурой в русской филологии Соединенных Штатов.

— Иосиф, расскажите нам, пожалуйста, полуфантастическую историю, как трое американцев холодной зимой 1923-24 годов отправились в большевистскую Россию "за книжками". Читала вашу прекрасную статью об этом еще до опубликования ее в "Новом журнале" и диву давалась: откуда у четы Ярмолинских и их компаньона по путешествию взялась такая смелость!

В Россию — за книжками

Авраам Ярмолинский и Бабетта Дейч. 1920-е годы.

Небольшое уточнение: не зимой, а глубокой осенью 1923 года из Америки в Россию отправилась молодая пара, у которой только что родился первенец, сын. И вот они оставляют мальчика на руках у матери Бабетты¹ и едут в полную неизвестность.

— Чем эта поездка была вызвана?

— Руководство Нью-Йоркской Публичной библиотеки поняло, что в России в революционной сумятице, в хаосе может погибнуть многое из книжных богатств (что и случилось). Была выделена некоторая сумма на покупку книг, чтобы их спасти и определить на хранение. С этой целью эта троица (третьим был глава библиографического отдела библиотеки Гарри Лиденберг) и отправилась в Москву и Петроград.

— Других целей у них не было?

— Были у них и свои личные цели. Ярмолинский был занят подготовкой биографии Ивана Тургенева. Он понимал, что в Пушкинском доме и в библиотеках Петрограда и Москвы его ждут россыпи архивных материалов. И он сумел — в перерывах между командировочными делами — собрать важные сведения для своей будущей книги "Turgenev the man, his art and his age" (1926).

— В этой поездке Ярмолинские встретились с Корнеем Чуковским и Лилей Брик, Анной Ахматовой и академиком Анатолием Федоровичем Кони. Кого я не перечислила?

— Ну, например, Луначарского, Замятина, Анатолия Мариенгофа, поэта и писателя, приятеля Есенина. С самим Есениным, который был знаком Ярмолинскому по визиту в Америку в 1922 году вместе с Айседорой Дункан, встреча не состоялась. Есенин тогда сидел в каталажке за антисемитский дебош. Корней Чуковский стал Вергилием для американцев в их хождениях по Петрограду. Он на долгие годы сделался близким человеком для супругов Ярмолинских, впоследствии вел с ними переписку...

— И вот вопрос в связи с этим. Знаем, какое тогда было время и знаем Россию. Вы пишете в статье, что Бабетта посылала своей матери письма-отчеты, а та отправляла ей в Россию телеграммы. И это в послереволюционной России, на пороге новой волны террора, последовавшей за смертью Ленина! Американцы-то были из враждебного капиталистического лагеря... Как реагировали бдительные советские органы на их прибытие? Да и у самих американцев не было ли каких-нибудь дополнительных заданий?

— Вы задаете закономерный и тонкий вопрос. Авраам Ярмолинский был левонастроенным человеком, как очень многие его коллеги, эмигранты-гуманитарии из России. Он смотрел на российские события через розовые очки и не снял их во время пребывания в России. Об его юной супруге, родившейся в Америке, нечего и говорить. Но Гарри Лиденберг был старше их и опытнее. Он тоже писал домой письма — я познакомился с ними в том же архиве Публичной библиотеки, где хранятся письма Бабетты. Он описывал такие, например, эпизоды: Были в музее. Нас сопровождал какой-то странный молодой человек, который находился все время около нас и чье назначение мне было не очень понятно.

Как только Лиденберг очутился за пределами России, в его письмах зазвучали новые нотки. Он пишет, что наконец свободен в своих писаниях. Была ли тогда в России перлюстрация, сказать не могу, но он ее боялся.

— Иосиф, неужели вы сомневаетесь, что письма, отправленные за границу и поступающие из-за границы, тщательно перлюстрировались? Можно я еще вас спрошу на эту тему? Положим, двое Ярмолинских целиком сосредоточились на культурной миссии, но третий, Лиденберг, не должен был отчитаться перед некоторыми организациями после своей поездки в "логово большевизма"?

— Нет, я думаю, это было исключено.

— Даже исключено? Но давайте дальше пойдем. Вы смогли восстановить полную переписку Ярмолинского и Чуковского — нашли в американских архивах письма Чуковского и получили от внучки Корнея Ивановича из Москвы копии писем к нему Ярмолинского.

О Крокодиле, говорящем по-английски

— На моем рабочем столе появилось 42 письма² двух корреспондентов, причем эти люди говорили не о погоде, не о дамах, а о литературных проблемах. Мне посчастливилось соединить этот поток — переписку двух крупных гуманитариев XX века.

— Почерки легко было разобрать?

— Это было почти как расшифровка египетских иероглифов. У Корнея Ивановича сложный "летящий" почерк. У Ярмолинского почерк более четкий, но копии скверного качества, да и время поработало.

— В вашей еще не опубликованной статье о Ярмолинском и Чуковском меня ожидало много открытий, например, я не предполагала, что Корней Иванович так пристально следил за американской и английской периодикой, читал выходящие в Америке и Англии литературные журналы.

— Меня это тоже потрясло. Ведь для этого нужно было, например, часто ездить из Переделкина в Библиотеку Иностранной литературы, хотя некоторые журналы Чуковскому присылали его зарубежные почитатели. И они доходили!

— Позабавила меня и история с "Крокодилом", переведенным на английский язык Бабеттой Дейч. Этот перевод, как вы пишете, Чуковскому не понравился. Почему же он, потеряв подаренный экземпляр, так настойчиво, из письма в письмо, просит прислать другой?

— Корней Иванович был человеком своеобразным, вспыльчивым и очень нетерпимым. Перевод Бабетты Дейч был, по-моему, неплохой, но, конечно, отстоящий от оригинала основательно.

— А как можно с другого языка перевести точь-в-точь?

— Невозможно. Кстати, "Крокодил" вышел по-английски с теми же иллюстрациями, что были в первом русском издании.

— В первом издании книгу проиллюстрировал Ре-Ми (псевдоним художника Н.В.Ремизова), чудесная работа! Но почему же все-таки Чуковский так хотел заполучить этот не понравившийся ему перевод?

— Под конец жизни К.И. много времени уделял работе, связанной с мастерством перевода.

— Ну да, он работал над книгой "Высокое искусство".

— И вот он решил вставить в текст этой книги примеры (часто негативные) из переводов русских стихов англичанами и американцами.

— А, вот для чего! А я думала, что он изменил отношение к этому переводу Бабетты Дейч.

— Чуковский постоянно держал в поле внимания труды переводческого тандема Ярмолинских, направляя им то хвалебные, то суровые разборы. Так, Корнею Ивановичу решительно не понравился их перевод "Левши" Лескова. Кстати сказать, иллюстрации к книге были сделаны Мстиславом Добужинским. Иллюстрации замечательные.

— Как вообще можно перевести Лескова, такого своеобразного, уникального по словоупотреблению! Как тот же "мелкоскоп" передать по-английски?

— Все дело в кропотливейшем труде и в мере вкуса. Мне кажется, подвижничеством то, что делал Ярмолинский, издавая для американского и вообще англоязычного читателя Лескова, Тургенева, Достоевского, Чехова, лучших советских писателей.

— Ярмолинский ценил и Набокова, верно? Давайте сейчас перейдем к этому писателю. Знаю, что, когда Владимир Набоков оставил ставшую небезопасной для еврейки-жены Францию и приехал в Нью-Йорк, там он был встречен своим бывшим учителем рисования, уже нами упомянутым Мстиславом Добужинским. Что было дальше?

Набоков в Америке: щедрость ученого коллеги

— Набоков — мое читательское увлечение, я собрал всю литературу вокруг него. Оказалось, что Владимир Владимирович в Нью-Йорке — через Добужинского — познакомился с Авраамом Ярмолинским. Тот сразу высказал Набокову свое мнение: нужно переходить на английский язык, русские тексты не будут востребованы в Америке. И оказался прав. В Бахметевском архиве — и у меня в копиях — хранятся 12 писем Ярмолинского-Набокова. Авраам Ярмолинский прочитал набоковский "Дар", одно из великих произведений писателя. И у него возникли профессиональные вопросы к Набокову, например, почему он так, а не иначе пишет о Чернышевском. Их переписка касалась и "Евгения Онегина", которого Набоков не хотел переводить стихами. Чета Ярмолинских была против этого: у них за плечами был поэтический перевод "Онегина" "онегинской строфой". Они принесли американскому читателю пушкинские ритм и принцип рифмовки.

— Надо сказать, что сразу после набоковского прозаического перевода пушкинского романа появилось пять или шесть стихотворных переводов "Онегина" на английский, некоторые очень удачные, — в пику Маэстро.

— Хочу отметить литературоведческую щедрость Ярмолинского. Несмотря на то, что их отношения с Набоковым были "с зазубринами", он первым включил статью о писателе в крупную американскую энциклопедию. Авраам советовался с Набоковым по поводу текста этой статьи, и тот добавил туда кусочек о своем увлечении бабочками.

— И это было сделано тогда, когда ни в одной из советских энциклопедий о Набокове не было ни слова.

Коли мы с вами коснулись советской энциклопедии, то я хочу задать вам вот какой вопрос. Слышала, что здесь, на Западе, вы занимались созданием "Энциклопедии советской цивилизации". Многие и в России, и за ее пределами ничего не знают об этом, к сожалению, до конца не осуществившемся грандиозном проекте...

Энциклопедия, оставшаяся непрочитанной

— Идея "Энциклопедии советской цивилизации" пришла в голову писателю Феликсу Розинеру, бывшему москвичу, автору романа "Некто Финкельмайер", получившему престижные премии на Западе. Он жил в Бостоне. Мне повезло — я познакомился и подружился с этим удивительным человеком, и он привлек меня к осуществлению идеи собрать материалы об уходящей советской Атлантиде (дело было в начала 90-х). Он попросил меня быть ученым секретарем этого издания, а в качестве соредакторов были привлечены Вячеслав Всеволодович Иванов (Москва) и Ефим Григорьевич Эткинд (Париж). В подготовке рукописи приняли участие более ста авторов — российских, европейских и американских. Финансировало проект известное американское издательство Henry Holt. После почти трехлетней работы — с учетом перевода всех статей на английский — был готов большой 1000-страничный том. Но судьба у него была печальной — так бывает иногда здесь, в стране сурового бизнеса. Исторический отдел издательства Henry Holt прекратил существование, и вместе с ним ушел в небытие и этот труд. Где-то у наследников издательства лежит огромный том "Энциклопедии советской цивилизации" с разделами литература, история, кино, театр... чего там только не было! Тому уже более десяти лет, материал, конечно, устарел.

— Почему?

— Нельзя сказать, что сегодня к этой теме повышенный интерес.

— Сегодня. Но книга эта имеет, как я понимаю, интерес исторический. Может быть, кто-нибудь еще заинтересуется ее воскрешением.

Нам, однако, пора завершать нашу затянувшуюся беседу. Конечно же, хочется узнать о ваших планах. Вы что-то говорили о женщинах...

Ищите женщину

— Не просто о женщинах, а об иммигрантках из России той самой первой волны.

Оказавшись в условиях, где можно было проявить свои таланты, они искрометно вспыхнули. Отличились и в музыке, и в публицистике, и на общественных постах...

Особенно меня заинтересовала — и я буду писать о ней — молодая иммигрантка из России, здесь ее звали Ариэль Дюрант. Она стала женой известнейшего историка Уилла Дюранта. Они вдвоем написали 11-томную историю цивилизации (не советской, а человеческой), ставшей настольной книгой всех культурологов Америки. Она приехала сюда будучи Хаей Кауфман, здесь стала миссис Дюрант. Помогала своему блестящему мужу во всех делах, в том числе и творческих.

— Вы нам сегодня про три такие пары рассказали. Ведь и Вера Набокова во всех делах помогала мужу, только что не в сочинительстве, и Бабетта Дейч — Аврааму Ярмолинскому, та сама писала стихи и делала переводы, и вот теперь Ариэль Дюрант. В какие годы она жила?

— Она и муж скончались в 80-е, уже в солидном возрасте. Ариэль была первой женщиной-эмигранткой, получившей из рук американского президента (это был Д.Форд) высшую награду страны — Медаль Свободы. Ее вручили семейной паре Дюрант за достижения в "цивилизационном процессе".

— Спасибо, Иосиф, за интересный нетривиальный рассказ. Мы много узнали от вас и о "цивилизациях", и о сплоченных семейных парах, ну и, конечно, о русской и американской культуре, во славу которых вы, бывший ленинградец, ныне житель Бостона, неустанно трудитесь. Ждем продолжения!

¹ Бабетта Дейч по ходу путешествия на портативной пишущей машинке отстукивала матери письма, а та посылала ей в Россию телеграммы о состоянии малютки-сына. Поражает, что в то время почта работала, кажется, лучше, чем сейчас.

² Когда готовилась эта статья, произошло сенсационное открытие: были найдены подлинники писем Чуковского в его архиве в Москве. Оказывается, после кончины Чуковского Ярмолинские, по просьбе его дочери, Лидии Корнеевны Чуковской, вернули оригиналы писем в Москву.