Слет авторской песни Восточного побережья

Опубликовано: 6 августа 2004 г.
Рубрики:

“Он из местных, он из честных...”

Завершился Двенадцатый слет авторской песни американского Восточного побережья. Он был чуден, как Днепр при тихой погоде — без единого раздражающего дождя, происходил на родном обжитом кэмпграунде “Индейская голова” в малоизвестном, но донельзя милом городке Блумсбург штата Пенсильвания. В третий раз благословенное захолустье приняло темпераментных поклонников жанра, который (жанр) с упорством, достойным своего нынешнего применения, желает оставаться бессмертным. При том, что капиталистическая эксплуатация уже просто-таки валит навзничь — и кое-кому вылазки в дальний лес начинают казаться родом безумия: да к чему, в самом деле, эти поиски романтики образца начала шестидесятых годов прошлого века? Вот возлег на родную тахту, поставил диск — тут тебе и эстетика, и сладостное расслабление.

Но, благодарение богу, сборища на задымленной поляне по-прежнему “обаятельны для тех, кто понимает...”

Зрители.

В вольном лесном воздухе носились звонкие имена заезжих гостей: Сергей Никитин, Владимир Туриянский, Александр Дулов, Алексей Брунов, Григорий Дикштейн... Их блеск не затмевал светил собственных: Роман Кац, Елена Фиксман, Елена Лебедева, Владимир Музыкантов... Собирались люди, объединенные сходными ценностями и взаимной приязнью — предстояла радость!

Aвторскую песню, как пешеходов, надо любить, и желательно всерьез — хотя внешняя сторона действа вполне может обойтись и без “серьеза”. Наш супер-юбилейный слет был осенен тремя профилями якобы основоположников марксизма-ленинизма — при этом намозолившие глаза черты таили в себе некое живительное глумление над первоисточниками. И если два первых косматых заросших лика давали простор толкованиям разным, то ленинская лысина и прищур третьего сомнений не оставляли: незабвенный Булат Шалвович! Кощунство? Как сказать, поминовение (а в мае нынешнего года Окуджаве исполнилось бы восемьдесят...) не всегда подразумевает постные лица. Московский муравей, ручаюсь, хохотал бы, увидев свое диалектико-художественное воплощение.

Слеты Восточного побережья Америки принято уважать: они, как говорят, “солидные”, если не зацикливаться на отдельных несовершенствах. Это для стократ склоняемой Грушинки критика — дело ритуальное, а у нас для нее вроде как повода нет. Конечно, бывали случайности: на сцену, кроме хорошего, за прошедшие годы попадало также разное — и все-таки девиз “Хорошо жить на Востоке!” уже связан в сознании масс с творческой значительностью происходящего.

Название нынешнего слета — “Памятный” — тоже звучало значительно и отнюдь не подразумевало, что о предыдущих одиннадцати вспомнить нечего. Но этот ощущался особым с самого начала — с момента реализации билетов, количество которых в этот раз было намеренно ограничено. Подустав от вольницы, привлекшей на кусочек певчей почвы много людей, мягко говоря, случайных, оргкомитет фестиваля сознательно решил исключить обстоятельства образа непотребного действия. И произошло желанное чудо: не было больше дикой ажитации вокруг шашлыков, не слышно было (ну, почти...) неформальной лексики, никто не использовал бутылки в качестве холодного оружия.

Те, кому не выпало счастья по билетику, немедленно завели крутые разговоры об “элитарной тусовке”: недемократичен слет нового типа — стало быть, плох! Да чем же? Разве вы, собирая за столом близких людей, будете звать в свой дом также кого попало, только чтобы их не обижать? Кроме того, не думаю, что такое явление культуры, как авторская песня, принципиально возможно свести к тусовке: в цивильных городских и пригородных условиях доступ на бардовские концерты совершенно не затруднен. Так что, если кого интересует искусство, а не исключительно дым мангала — флаг в руки, голода на поющуюся поэзию в Америке покуда нет.

Программа “Памятного” слета, в трудах выношенного и в поту рожденного неизменными членами группы прослушивания Михаилом Мармером, Борисом Косолаповым и Александром Грайновским, лаконично требовала вспомнить старую сухаревскую заповедь “Забудь про сон на трое суток!” и возблагодарить организаторов, учитывающих разность потенциала слушателей. У слета был, как сейчас говорят, четкий формат: мастер-концерт гостей, пентагон серьезных песен под хихикающим названием “Грузило” и вполне суровым идейным руководством Аркадия Дубинчика и Юрия Книжника, дневной концерт и концерт вечерний, “Перекличка” двух поэтов, умерших собратьев — Визбора и Клячкина, разгрузочный после философского напряжения предыдущего дня “Смехтогон” Александра Грайновского...

И был первый вечер, пылал костер, гитара шла по кругу — а в кругу сидели заезжие светила: Александр Дулов, Сергей Никитин, Владимир Туриянский, Алексей Брунов, Псой Короленко... И вот небезразмерные души уже переполнились до краев — а впереди маячило ночное “Грузило”, за которое мне было, честно говоря, страшновато. С веселым содроганием вспомнилось, как днем его родитель, поэт Аркадий Дубинчик, объяснял сокровенную суть замысла: “Серьезные песни надо воспринимать серьезно... Генезис должен привести к катарсису... Слушатель должен выйти распаренным и обновленным не за счет восприятия внешнего продукта, но за счет внутренней работы, инициированной этим продуктом. Работа, сопереживание, сотворчество, сокреатив есть истинная парадигма данного...” Дубинчик-младший, милый близорукий подросток, стоявший рядом с папой, испуганно следил за моими попытками перенести произносимое в блокнот — и облегченно вздохнул, когда интервьюер и родитель расхохотались. Но над солью затеи смеяться, ей-богу, негоже, ибо существует реальная проблема: песни на стихи глубокого, нетривиального содержания воспринимаются не сразу и не всеми. Можно с пылкостью тургеневской девушки любить чудные в своей сокровенной затемненности стихи калифорнийского юриста Александра Маркмана — вроде этих: “...Ничком, двойником соловья, лишенного голоса, но наделенного стилем, о том помышляю лишь я, чего избежали мы, друг мой, и что упустили...” Или его же библейское, которому нет возраста: “Спорь до утра о добре и зле с кем-то, но не со мной. Прежде поплавай на корабле в триста локтей длиной”. От классической, почти еретической простоты Вячеслава Рутмана, от его размеренного ямба “Храни меня огонь, от холода и мрака...” сердце щемит, хоть в сотый раз слушай. И Павлу Шкарину, его графически осязаемым строкам внимать не устаешь. Однако надо признать: для кого-то изысканная поэтическая речь не божественна, а, простите, несколько утомительна. Попрекать малоискушенных недостатком вкуса — дело последнее: судейство, как резонно настаивает Аркадий Дубинчик, портит человеку карму. Поэтому слушателю, любящему просто милое, интересное, смешное и честно не желающему делать умное лицо “по поводу”, облегчили задачу.

Скажу сразу: получилось, при этом каждый обрел свое. Народу на богатейшем по составу программы “Грузиле” было несколько меньше, чем через сутки на прогоняющем сплин “Смехтогоне” — но не сокрушительно меньше. Значит, мы в массе своей умней, чем сами себе кажемся!

И был день второй, господь еще не отдыхал, и группа прослушивания с утра творила божье дело — отбирала для выступления новеньких. Можете удивляться, но из четырнадцати соискателей на сцену было допущено лишь двое — автор Леонид Беккер и исполнитель Маша Чечик. Леонид, когда-то заядлый киевский турист, относившийся к КСП 1 в лучшем случае снисходительно, в Америке вдруг смягчился и взмыл ввысь на лирической волне. Забыв о том, как клеймил когда-то крепких парней, бездарно тратящих жизнь на укладывание пейзажей в строчки, он сам успел живописать березки, которыми заросла дорога в местный Кей-март. А потом, поулыбавшись над жизнью и собой лично, человек задумался и вывел строгую, почти классическую строфу, дающую читателю реальную надежду: “Ну, Делавэр так Делавэр — Спасибо, что не Стикс. И тихо мимо катит жизнь, которой не постиг...” От “Балтийских волн” Михаила Щербакова в исполнении Маши Чечик, от их узнаваемости — до судорог в горле — стало “больно и светло”. От “Романса-2” того же автора — несколько неловко, очень уж он не-щербаковский — с банальными рифмами вроде “потерь-теперь” и куртуазными воздыханиями по поводу неземных, явно приукрашенных воспаленным воображением поклонника глаз некоей особы. Но сама Маша пела прелестно.

Эти двое, а также Леонид Кример, Семен Быстряк, Владимир Крастошевский, Олег Химерик и другие авторы и исполнители составили неслабый костяк дневного концерта. И поэт с мощным голосом Аркадий Дубинчик, и экзотически выряженный Павел Шкарин, вышедший петь свою страстную шотландскую песнь в узбекском халате (жираф большой...), и саркастический Алексей Кискачи с его неизменным образом ернически ухмыляющейся смерти, и знающий, что есть она, эта жизнь, но не разучившийся улыбаться Вячеслав Рутман — все подпали под запрограммированное дневное выступление на поляне. Поляне столь солнечной, что значительная часть зрителей предпочла хорониться в палатках...

Двенадцатый слет авторской песни американского Восточного побережья. Перекличка Клячкина и Визбора.

Между тем, последовавшая далее “Перекличка” двух ушедших собратьев — Юрия Визбора и Евгения Клячкина (обоим в этом году исполнилось бы по семьдесят...) — получилась удивительно точной и душевно досягаемой. Можно по-разному воздавать этим двоим, можно петь их песни чистенько, как на уроке сольфеджио, или с костровой хрипотцой, у кого как душа требует — не стоит только воспроизводить их иллюстративно. Было много чудных голосов — но, пожалуй, лишь один воистину потрясший: Елена Фиксман исполнила визборовскую “Блажен, кто поражен летящей пулей...” — навылет.

Звездный концерт под звездами и проходил, российские светила не затмили ни филадельфийца Владимира Музыкантова с его апокалиптическим “Скоро, скоро...”, ни исполнителя невероятной драматической силы Елену Лебедеву из Бостона. “Купола” Высоцкого она спела, как не певал сам Владимир Семенович, тяжелое золото ее голоса люду и небу трудно не уловить. Остальные американские русскоязычные авторы и исполнители пребывали вечером в публике — согласно неколебимому формату...

Михаил Мармер размышляет вслух:

Этот слет готовился очень тщательно и получился сделанным, “круглым”. Первая выполненная задача — ограниченное число “слетающихся”. Вторая — обеспечение профессиональной озвучки. В отличие от предыдущих слетов, дневной концерт готовился не в лесу, “с колес”, а заранее. Планка взлетела слишком высоко? Все верно, наша задача — дать выступить способным плюс защитить интересы людей, сидящих на поляне. Своих задвинули? Согласен: плохо! Тем более, что среди них есть исполнители, уже давно способные петь куда больше, чем две песни. Отчего бы не устроить таким малые концерты, вроде бенефисов? На прошлом слете подобный был: Елена Фиксман и Вячеслав Рутман пели песни Геннадия Жукова. Надо было слышать...

Еще бы не надо: слышала, эта лавина разящих слов и музыки грозила буквально смести беспомощных и слабых душой. Но — кто внимал? Случайно забредшие на ночной костерок. Гость наш Александр Андреевич Дулов очень сетовал, что расписания выступлений у нынешних костров не было вывешено. Говорят, теперь будет — вот и славно. Впрочем, отречемся от частностей.

“Памятный слет” прошел, оставив восхищение прекрасной в целом организацией, разнообразием программ — и не совсем праздные размышления о том, что ждет нас впереди. Заповеди слетов авторской песни не пишутся на скрижалях. Нигде, например, не сказано, что если на этот календарный год выпали юбилеи нескольких корифеев — значит, песни каждого из них должны быть непременно включены в программу отдельно взятого бардовского мероприятия. Но когда профиль Окуджавы фигурирует в эмблеме слета, по времени совпавшего с датой его смерти, а песни Булата Шалвовича на нем не исполняются — это грустно и странно, хотя злого умысла в подобном я не усматриваю. Нигде также не оговорено, какой процент приезжих хорош, какое гостеприимство разумно, а какое может обидеть иных достойных исполнителей со своего берега. Однако подразумевается, что слет КСП — это сладостная дележка плодами ума и вдохновения. Как образно выразился старый каэспешник Леонид Вилихин, надлежит “делиться намытыми крупицами”. Не уверена, что “Памятный” таковую возможность подарил: когда на сцене царят раскрученные звезды — это уже не вполне слет, а, скорее, концертный зал на природе — что само по себе неплохо, но вряд ли сулит перспективу открытия новых имен и озонирование атмосферы жанра.

В интервью для американского телевидения, которое мы снимали с оператором Александром Лившицем, мэтр Дулов с восторгом говорил о самостоятельности жанра авторской песни на мировых просторах вдали от России. Там сейчас правит бал шансон, жестокий романс, там без аранжировки не поется даже “Чижик”, там под рок и марш выдается любая классика, не выражающая в итоге ничего. “Это при том, что через несколько лет ситуация станет не застойной, а трагичной, — тихо, без диссидентского пафоса, но откровенно горюя, произносил собеседник. — А общество — как испуганный кролик... Авторская песня, конечно, есть, есть поэты интеллигентные, вроде Щербакова — однако в социальном отношении жанр слаб. Понимаю, что он не может и не должен сращиваться с политикой — но хорошо бы ему не расставаться с поэзией. Как у вас...” Как у нас, господа, все ли внемлют? Сиятельный Сергей Яковлевич Никитин замер и заслушался, когда Павел Шкарин (место нынешнего жительства — штат Коннектикут) запел свои жесткие “Скитания москита”. Внимательный Никитин откровенно восхитился и упомянутой Машей Чечик, ее чудным голосом и изысканной манерой исполнения: “Кто такая, откуда?” Из Канады она — трепетная набоковская Машенька! Но именно по этой причине девушка пела не на звездном вечернем, а на скромном дневном концерте, который традиционно считается малопрестижным...

Подумаем вместе: есть ли о чем горевать? Ни великолепный ироничный Вячеслав Рутман из Рочестера, ни поэты-философы Аркадий Дубинчик, Павел Шкарин, Александр Маркман, Алексей Кискачи, каждый при собственном творческом кредо, не устроили трагедии из своего выступления при светиле. Однако народная традиция всеобщего “тихого часа” перед гала-парадом сыграла с ними злую шутку: из почти двух с половиной тысяч собравшихся на “Индейской голове” дневной концерт слушало от силы человек триста. А это уже несправедливые потери в живой зрительской силе.

Наш безусловно яркий, “задавшийся” форум явил заметно более почтения к заезжим гостям — тем самым, которые так детски радуются процветанию жанра вдали от прародины... Между ветвями, подхваченное дымком костров, поползло колючее среди данных декораций словечко “филармония”, в подтексте отражающее холодноватую установку: вы, местные, не сливайтесь со звездным фоном, не застите! Конечно, трудно поверить, что одаренный человек может всерьез разобидеться на недостаток внимания к себе. Вряд ли он, восскорбев, с размаху повесит лиру на гвоздь и переквалифицируется из Орфеев в управдомы. Но отойти от большой общности, переключиться на камерные “квартирники” или маленькие концерты, исключающие выход на серьезную аудиторию — может. Если это получит развитие, то, боюсь, со временем местный русскоязычный автор как вид попросту окуклится. И тогда былое собрание единомышленников начнет тихо превращаться в толпу, разделенную на обласканных приезжих и обиженных хозяев, назвать которых хозяевами можно лишь номинально.

Слет Восточного побережья уже кое-кого недосчитывается: не приехала в этот раз Женя Гаврилец, от высокого голоса и раскаленных строк которой мы еще год назад обмирали. Не появился Сергей Арно, которого в последнее время в бардовских кругах отчего-то стало модным бранить (вероятно, не у всех достало времени и любопытства перелистать его новый стихотворный сборник “С гитарой по жизни” — весьма достойный). Думаю также, что его новая песня “Награда”, даже если будет послабей Фауста Гете, — хитовому “Талибану” того же автора не проигрывает. Написанная откровенно смешно, при этом поэтично, она вполне могла бы стать украшением слета нынешнего. Не появился среди костров и палаток Виктор Столяров — достаточно серьезный автор музыки к весьма серьезным стихам. И другие “неявки” оказались заметными... Не рискну никого в этом обвинять — может, люди, творя в тот момент новое, не имели времени поделиться старым... И все-таки, когда до большой поляны не доезжают личности, начинаешь испытывать душевный дискомфорт.

Что же все-таки произошло? Уровень слета стараниями группы прослушивания, которую, было дело, упрекали в ложном гуманизме по отношению к неоперившимся, — существенно поднялся. Теперь ничто малокровное, недоношенное до зрителя не доходит. Железно! Нынче крайность иная: планка высока — при этом гости торжественно восседают в красном углу — а свои, за некоторыми исключениями, пребывают в тени — или вовсе берут гордый самоотвод.

Народ, однако, разъезжался умиленный и счастливый: сухо было, Никитин был, отдохнули славно... Ну, а мы после своего звездного форума, надо надеяться, поспорим интеллигентно, цивилизованно — и “может быть, когда-нибудь к среднему придем...” Или? Вспоминаю, как выступавшая когда-то у нас в Ташкенте Вероника Долина получила записку с вопросом, как она относится к дискуссиям о том, что хорошо, а что неладно в авторской песне. Вероника Аркадьевна, и без того не безумно веселая, нахмурилась и ответила отстраненно: “По мне, пусть будет песня. Все остальное волнует гораздо меньше, если вообще...”

Не собираюсь я, ей-богу, заканчивать за упокой: песня есть, мощные всходы на нашей рус-ско-я-зыч-ной поэтической почве тянутся вверх. Вот только в тени растения не очень любят...

Блумсбург — Нью-Йорк

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки