В 1978-м году, отвезя сына с моими родителями на снятую на все лето дачу, мы с мужем отправились на месяц в отпуск. Это был самый прекрасный отпуск в моей жизни, я запомнила каждый день, проведенный на берегу озера Иссык-Куль в очаровательном доме отдыха, принадлежащем Академии наук Узбекистана. В жизни не видать бы нам такой красоты, если бы не случилось, что в этот год к моему мужу, работнику Московского НИИ, кандидату наук, не прикрепили для стажировки аспирантку из Ташкента узбечку Лизу, которая оказалась племянницей известного академика УзССР (собственно, именно поэтому Лизу и направили в Москву). Лизе хотелось задобрить «шефа», ведь его отзыв влиял на ее карьеру на родине, и она попросила дядю выделить нам путевки в этот потрясающий, цветущий среди пустыни оазис, где постоянно жила и работала с посадками цветов и деревьев ботаник Рита.
Мы конечно не были единственными, не имеющими отношения к АН УзССР, блат работал везде в СССР, но москвичами были только мы, остальные – из Ташкента, очень важные и нужные для Академии люди, в основном, элитные журналисты, известный писатель, всемогущий компьютерщик. Мы познакомились со всеми ними уже в первый день, слепились в дружную компанию, и наша дружба продолжается по сей день с теми из них, кто еще не ушел из жизни, хоть живем мы все сейчас в разных странах: в Штатах, Израиле, Узбекистане.
Самым интересным среди ташкентцев был явный их лидер, талантливый фоторепортер ведущей газеты Узбекистана Борис. С ним еще в автобусе, ожидавшем нас в аэропорту с уже прибывшими немного раньше из Ташкента, тут же познакомился мой муж. Любитель пофотографировать, он обратил внимание на большую современнейшую фотокамеру, которую человек, сидящий у окна рядом с ним (мы угнездились в последнем ряду, где только и оставалось два свободных места), то и дело вскидывал по дороге к дому отдыха, чтобы заснять мелькавшие базарчики, строения, играющих детей и другое, заинтересовавшее его соседа. Мужа, во-первых, заинтересовала камера, во-вторых, выбор сюжетов и, в-третьих, - неужто на такой скорости можно что-то снять? А дальше пошел такой интересный разговор! Обо всем на свете: и о профессионализме в фотографировании и вообще, - о книгах, о поэзии. И оказалось, что не было ни одного поэта и писателя и ни одного произведения, которых не знал бы, не читал и не помнил Борис! Он помнил имена всех героев, их реплики, память его была феноменальной.
Пока ехали, Борис познакомил нас с остальными ташкентцами – с коллегами по работе: близкой подругой завотделом прозы Анной и художником Семеном, с начинающим, но уже широко известным в Узбекистане талантливым писателем Яшей Кумоком, впоследствии прославившимся на весь мир своими бестселлерами, особенно переведенным на многие языки эссе «Черное солнце Когелет» о библейской книге Экклесиаста, и с Ильей, ценным для академиков специалистом по компьютерам, только начинающим в то время победное шествие в СССР. Илюша, молодой чернокудрый красавец, приехал с восьмилетним сынишкой Левушкой, таким же чернокудрым красавцем. Мама Левы была в длительной командировке, так что заботу о сыне взял на себя отец. Впрочем, Илья был образцовым папой, время с сыном проводил с удовольствием, тем более что парнишка был не по годам смышлен, талантлив в шахматах и легко осваивал все, чему учил его Илья, пророчивший сыну блестящую научную карьеру в компьютерной технике. Ташкентцы, а вслед за ними и мы, называли Левушку почтительно Львом Ильичом или просто Ильичом. Он, видимо, уже давно к этому привык, и знакомясь на пляже с потенциальными шахматными партнерами, запросто отрекомендовывался: «Лев Ильич», и почему-то не вызывал ухмылки на лицах академиков, тем более, что в большинстве случаев партии кончались его победой, иногда – ничьей и никогда – поражением.
Слепилась замечательная команда, мы с мужем поняли, что скучать не придется, и наши надежды превзошли все ожидания: мы подружились на всю жизнь, и дружба продолжалась и тогда, когда все разъехались – кто в США, кто – в Израиль, Илья остался в Ташкенте, Яша переехал в Москву. С Борисом, Аней и Семеном я увиделась в Израиле, когда приехала туда с экскурсией из Штатов, с Кумоком встречалась в Москве, Илья заехал к нам всего один раз по очень печальному поводу. К сожалению, все мои друзья-ташкентцы, или почти все, потому что ничего не знаю об Илье, ушли из жизни, последним, в 2011-м году, умер Яков, который звонил и писал мне (муж мой умер раньше всех) до последнего своего дня.
Закинув вещи в отведенный нам номер, выхватив из чемодана лишь мой купальник и плавки Марка, мы побежали на пляж. Там была уже вся команда, и расторопный и коммуникабельный Боря объявил нам, что к вечеру мы все должны приодеться и пойти в гости (коньяк и коробку конфет он берет на себя) к Рите, с которой он уже успел познакомиться и подружиться. Рита – ботаник, кандидат наук, работает в АН УзССР, живет здесь же в отдельном просторном доме, это она превратила кусок пустыни в цветущий оазис, по ее проекту высажены подходящие климату и почве деревья, кусты и разбиты очаровательные цветники роз и других цветов. Рита скучает по интересному общению, с академиками ей говорить не о чем, она будет рада видеть всех нас вечером, после работы, у себя в доме. Господи, какие это были посиделки! С утра мы пляжились, Борис выискивал колоритные лица и сюжеты для фото, Ильич бродил по пляжу с шахматной коробкой, предлагая всем сразиться, но скоро все стали отказываться от этой чести, не желая быть посрамленными восьмилетним мальчишкой. Яша больше читал или писал, чем плавал, муж увлекался трепотней о политике с Илюшей, а вот Семен оказался отличным пловцом и мы с ним демонстрировали синхронное плавание не хуже тех шоу, что показывали по ТВ, к восторгу всех, кто был на пляже. После обеда и отдыха мы выходили на часовую прогулку за пределами дома отдыха, шагали по плотно утоптанному песку, любовались горными вершинами Тянь-Шаня, уже тонущими в сумерках. Однажды – мы все потом, встречаясь, первым делом вспоминали тот вечер – мы вдруг увидели далеко впереди, на горизонте возникло круглое светящееся пятно. Кто-то сказал: «Смотрите-ка, полная луна!». Но тут же все сообразили, что луна должна быть за спиной. А пятно стало стремительно увеличиваться и при этом летело прямо на нас, ослепляя светом. Мы инстинктивно пригнулись, почти упали на землю, и огненный шар, диаметром, как нам показалось, метров пятьдесят, пронесся прямо над нашими головами, обдав нас жарким ветром. Когда мы выпрямились и оглянулись, он уже изчезал вдали, превращясь в точку,. Стало опять темно и по-вечернему прохладно. Мы гадали: что это было? Инопланетый гость? Далекий взрыв огромной силы? Запуск ракеты с Байканура? Так и не пришли к определенному решению, хоть больше склонялись к запуску: до наших мест от Байканура было не так уж и далеко.
Нагулявшись, мы шли к Рите, она заканчивала свою работу и успевала к нашему приходу принять душ и приготовить царское угощение. Она запретила нам ужинать в столовой и кормила каждый вечер своими яствами, продукты для нее каждый день привозили из города свежайшие, не такие, как раз в неделю поставляли на кухню дома отдыха. Академия высоко ценила Риту и ублажала во всем. За ужином под превосходный коньячок (для Левушки Рита всегда приготавливала коктейль из свежевыжатых фруктов и ягод) – обмен впечатлениями от событий дня, шутки, смех, ощущение единства духа, братства, избранности, что ли, где Рита была абсолютно своей и сполна получала любовь и поклонение, и не только за то, что предоставляла нам место для сборищ.
После ужина начинались любимые игры . Сначала – буриме, потому что Лев Ильич обязательно должен был в этом поучаствовать, прежде чем Илья уведет его спать, и участвовал классно: не только мгновенно придумывал рифмы, но зачастую уводил сюжет в неожиданное направление, заставляя взрослых крепко задумываться. Он вообще неплохо сочинял стихи, да и рисовал тоже.
Дальше шла борьба интеллекта, начитанности, памяти. По очереди кто-то задавал либо имя героя – иной раз совершенно незначительного, может, разок только и мелькнувшего – или реплику. Остальные должны были угадать: что за произведение, кто автор, когда и где было опубликовано. Здесь всегда первенствовал Борис. Не было случая, чтобы он не ответил. Чуть хуже, но все же весьма прилично выглядел мой муж, я шутила, что отдувается за нас двоих и что влюбилась я в него именно из-за интеллекта: меня всегда привлекали только мужчины умней и интеллектуальней, чем сама. Это было правдой, и только спустя годы, нахлебавшись много чего, я поняла, что замуж надо выходить за тех, кто, может, и не шибко умный, но верный, ласковый, надежный, друг и помощник, которому близки твои интересы, даже если он их и не разделяет, твои успехи и твои невзгоды.
Борис сделал фотографии каждого из нас и всех вместе с Ритой и развесил их, по предложению хозяйки, на стене гостиной. Также, уезжая, каждый под своим портретом прикрепил листок с прощальными словами и своим адресом. Мы уезжали на три дня раньше всех, поэтому не знаю, что ташкентцы Рите написали. Я же оставила ей стишок:
Тополей негустые тени,
Иссык-кульских березок грусть,
Вечерних цикад хоровое пенье
Увезу я в туманную Русь.
В духоте городских испарений,
В суете и заботах дня
Память о ночных наших бдениях
В доме Риты согреет меня.
А уезжали мы раньше потому, что благодеяния Лизиного дядюшки домом отдыха не закончились: за нами заехала группа геологов от АН УзССР, направляющихся в экспедицию на горный хребет Тянь-Шаня. Они провезут нас две ночи и два дня вокруг Иссык-Куля до пункта, откуда автобусом мы доедем до города Чолпон-Ата, откуда вылетим в Москву. И это тоже было незабываемо.
Во-первых, потому, что первую ночь мы провели прямо на пустынном песчаном берегу в спальных мешках и я могла всю ночь, в абсолютной тишине, любоваться сначала заходом багрового солнца, тонущего в извилистой кромке гор, потом мириадом огромных звезд, которые отражались в воде и поэтому казалось, я лежу в колыбели, с одного бока которой темный силуэт гор, а с другого, вплоть от моего плеча и до горизонта – сплошной яркий голубой свет и, протяни я руку, на мою ладонь легла бы звезда. А потом – восхитетьный рассвет и загорающаяся неподвижная вода Иссык-Куля. Вторую ночь мы провели в большом доме, хозяева которого оказались родственниками одного из членов экспедиции. Тут впечатления были, скорее, негативными: всю ночь – пьянка и бесконечная еда, приготовленная тут же из зарезанного для нас барашка, а он был таким милым и молоденьким, я не смогла к этой еде прикоснуться, а другой не было.
Зато именно на берегу Иссык-Куля, в городке Каракол я увидела огромной высоты монумент – памятник Пржевальскому и ахнула: если бы не надпись, я решила бы, что передо мной увековечен Отец всех народов, наш родной и любимый Генералиссимус. Тут я и услышала здешнюю байку, что Иосиф Виссарионович является внебрачным ребенком знаменитого путешественника и по совместительству разведчика и агента КГБ Николая Михайловича. Много позже я прочла в воспоминаниях Капицы то же самое утверждение, сопровожденное вескими доказательствами.
В следующем году Марк, имеющий как кандидат наук больше дней отпуска, чем я, взял на себя заботу о сыне и договорился с Ильей, которому разрешалось брать отпуск в любое время и на любой срок еще и потому, что он мог работать из дома, что они проведут отпуск вместе и с детьми. Илья снял домик под Ташкентом на берегу очаровательного горного озера Чарвак. Жена Илюши опять уехала в командировку,
Появление двух одиноких (девятилетних пацанов никто в расчет не брал) молодых красавцев вызвало естественный интерес среди отдыхающих женщин, жаждущих мужского общества, а наши мужички были совсем не прочь отпуститься от рутинной жизни. Мальчики им совсем не мешали развлекаться: между ними сразу же возник контакт, перешедший в дружбу. Они были очень схожи по интересам: оба любили читать, играли на равных в шахматы, оба сочиняли стишки, обожали классическую музыку, любили плавать, правда, наш сынуля, с пяти лет отданный на растерзание очень требовательному тренеру по плаванию, делал это классно и, кстати, научил Ильича всем четырем стилям. Зато Левушка открыл дружку кладезь литературы: оказывается, кроме Андерсена и братьев Гримм существуют еще романы Жоржа Санда (Лев знал даже, кто скрывается под этим именем) и Гюго. В поселке была неплохая библиотека с читальным залом, и ребята вечерами засиживались там до закрытия. Роли между ними распределились сразу: Ильич был более волевой и самостоятельный, Костюшка без возражений признал в нем лидера.
Папашам, в первый же день познакомившимся с двумя подружками из Ташкента, нужно было всего-то кормить сыновей и не очень поздно загонять в постель, потом – гуляй хоть до утра, что они и делали. Причем с кормежкой девицы им помогали: сами готовили и кормили всех, лишь бы побольше освободить для себя и покрепче привязать новоявленных любовников. Наличие где-то жен ни их, ни мужиков не смущало.
Когда пришло время разъезжаться по домам, Марк легко и безболезненно простился со своей временной пассией: будучи по своей природе полигамным, он всю жизнь заводил и менял любовниц, оставаясь хорошим любящим мужем и отцом. У Ильи сложилось иначе. Его девушка Валентина из Ташкента, отчаянно влюбившись, вцепилась в него, что называется, мертвой хваткой, угрожая самоубийством, если он ее оставит. Илья сдался и поскольку жила она в общежитии, снял для нее квартиру, куда и заезжал почти каждый день, чтоб избежать звонков на домашний телефон. Когда жена Нелечка уезжала в очередной раз в командировку, он заходил за Левушкой в школу вместе с Валентиной, вместе они гуляли и обедали, Лева считал ее другом семьи и не замечал, что друг этот показывается только когда мама в отъезде. Валентина была уверена в любви своего избранника, уговаривала Илюшу уйти из семьи и счастливо зажить с нею, но Илюша твердил, что никогда не оставит сына, и дня без него не проживет, и просил, чтобы Валя довольствовалась тем, что есть.
Теперь я наконец перехожу к тому, что так долго откладывала, чтобы изложить историю, которая держится в памяти всю мою жизнь, не дает покоя, сжимая сердце перед сном, порой не давая заснуть и лишая меня дара речи, когда пытаюсь с кем-то ею поделиться. Я поняла, что могу только написать ее, отдать бумаге, и тогда, может быть, мне станет хоть немного легче. Вот и теперь: пишу и всячески затягиваю вступление, преамбулу, словно набираю и набираю воздуха для вдоха, чтобы наконец разом выдохнуть. Так что, прости, дорогой читатель за ненужные и неинтересные длинноты, не уверена, хватит ли твоего терпения дочитать до конца...
Однажды – Неля в комадировке – Илюша с Валентиной привели Ильича из школы. Илья сказал сыну, что уходит в школу на родительское собрание, сын остается один и до его возвращения, чтобы дверь никому не открывал и из квартиры не выходил. У подъезда распрощался с Валентиной, договорившись о встрече часа через два. А Валентина, проводив глазами удаляющуюся спину Ильи, вернулась и позвонила в дверной звонок, прокричав: «Левушка, это я, открой!». Ну, тетя знакомая, друг, как же не открыть.
- Заходите, тетя Валя, посмотрите, какую открытку я готовлю к маминому дню рожденья. Вот и фигурки вырезаю, вклею гармошкой в открытку, которую уже нарисовал. Немного уже осталось.
На столе лежали большие ножницы с заостренными концами. Валентина схватила их правой рукой и, удерживая левой Левушку, несколько раз нанесла три укола, последний - прямо в сердце. Брызги крови разлетелись и покрыли открытку, стол, Левину одежду и одежду Валентины. Она выскочила из квартиры, даже не захлопнув дверь, на улице подхватила такси, назвала свой адрес. Таксист, заметив кровь на ее блузке, заподозрил неладное и сказал, что повезет в милицию. Но она предложила ему очень большую сумму, собрала все, что было в доме и еще дорогую золотую цепочку, подаренную Ильей, и таксист купился.
Когда Илюша вернулся, перед подъездом уже стояли милицейская машина и машина «Скорой помощи» и собралась большая толпа соседей и прохожих. Милицию вызвала соседка по площадке, услышав крики Левушки и затем заметив открытую дверь и заглянув в квартиру. Среди зевак у подъезда стояла уже переодетая и отмытая Валентина. Что привело ее сюда? Может, желание убедиться, что ребенок мертв и теперь ничто не помешает ей завладеть любимым? Или верно народное утверждение, что преступника всегда тянет на место преступления? Илья, заметив ее, сразу заявил следователю: «Это она убила!». Кто-то видел ее, садящуюся в такси, и, обзвонив таксопарки, следователь вышел на Валентининого таксиста, который все подтвердил. Валентину арестовали, судили, дали срок – десять лет тюрьмы.
Нам позвонил Борис, чтобы сообщить об убийстве. Трубку подняла я и почти потеряла сознание от ужаса. Первое, что я смогла произнести, было: «Он умер сразу?», на что Борис ответил: «Странные вы женщины. Вот и Неля, когда я позвонил с этой новостью в Свердловск, задала точно такой вопрос. Да какая разница? Главное же – что умер!». Боря, Боря, был бы ты женщиной, а еще лучше, матерью, ты бы понял разницу...
Илья не мог смириться с таким мягким приговором. Как?! Его сына нет, а эта гадина будет жить и даже через десять лет наслаждаться счастливой жизнью на свободе? Он пытался подкупить кого-нибудь из уголовников, чтоб организовали убийство Валентины, не получилось. Тогда он приехал в Москву с ходатайством перед Прокуратурой СССР об изменении меры наказания на смертную казнь. Был 1979-й год, когда в СССР впервые стали отмечать Всемирный День ребенка, и Илюша очень рассчитывал и на это обстоятельство. Я едва его узнала: смуглое лицо стало белым и контрастировало с черными бровями и ресницами, буйные черные кудри поредели и поседели, горящие недавно карие глаза потускнели и будто уменьшились и часто застывали, задержавшись на какой-то точке. Он говорил глухо, размеренно, словно робот, на вопросы отвечал не сразу, часто невпопад или вообще отмалчивался. Три дня, что он у нас прожил, были пронизаны великой болью и тоской для нас троих . Я говорю «троих» потому, что мы ничего не рассказали Костюшке, и это решение предложил именно Илья, при полном зацикливании на своем горе он все же нашел в себе силы пожалеть чужого ребенка.
Бедняга и в Москве ничего не добился: суд признал Валентину психически неадекватной. Все мы боялись за его рассудок. Спасла его мудрая и любящая Неля: она забеременела. Когда на свет появился малыш - мальчик, как и Лева, Илюшина копия, - Илья ожил. Мальчика назвали Львом...
Добавить комментарий