20 сентября 2025 года от нас ушёл Леонид Моисеевич Сорока. Эта стандартная фраза натужна, мелка: Лёня никогда не был для меня Леонидом Моисеевичем. Воспринимал его как ровесника, разница в возрасте куда-то исчезала. Но и это не главное. Вскоре после знакомства неожиданно ощутил, что дистанции между нами нет, что Леонид – нужный, необходимый человек. Друг. Близость, сопричастность касалась и нашего отношения к слову. Горжусь, что брал у поэта юбилейное интервью. Каких-то пять лет назад… Стихи Леонида полностью ему соответствуют. Он был лёгким, весёлым человеком, видящим мир сквозь призму поэзии. Такими же мудрыми, светлыми, неожиданными становились его стихи.
«Бросить «двушку» в прорезь автомата...»
Где те автоматы, «двушки» где?
Все приметы вырваны и смяты,
И плывут, как листья по воде.
Мир иной, иной отсчёт симпатий,
То, что потеряли – не нашли.
«Двушки» закатились под кровати
И лежат до времени в пыли.
Будет время низко наклониться,
И рукой пошарить с полчаса –
В памяти всплывут родные лица,
Зазвучат родные голоса.
Бросить «двушку» в прорезь автомата,
Слушать безответные гудки.
Все друзья-товарищи куда-то
Убежали наперегонки.
Взгляд при всей резкости, определённости не задевает личное пространство поэта и его героя. «Листья», плывущие «по воде», позволяют разглядеть время в деталях, увидеть «родные лица», услышать «родные голоса», которые «всплывают» «в памяти». «Безответные гудки» звучат, как отповедь безжалостной сиюминутности, которая только что казалась приговором.
Другое стихотворение, где без всяких сантиментов говорится о природе поэтического творчества. О стихах, слагающихся «навзрыд», как у юного Пастернака:
Вдохновение
Удар покуда не получен
В печёнку, в душу и под дых,
Покуда ты благополучен –
Всё, что напишешь – пресный жмых.
Сиди и бди, бумагу пачкай,
Губу раскатывай на лесть.
Но что создашь ты – просто жвачка,
Её ни выплюнуть, ни съесть.
Или взгляд на убегающее время, как на соратника, неспособного предать. Если бы время могло оценить подобную щедрость…
И весело вспомнив о чём-то,
Чему и названия нет,
В старухе смеётся девчонка
Неполных семнадцати лет.
Да уж, деваться от времени некуда. Но прежде, чем оно придавит тебя, успей кивнуть ему,
как своему. Пока своему.
Роняет наземь
Плоды олива.
Уходит август
Неторопливо.
Сгустились тучи
На горизонте.
Уходит август,
Под мышкой зонтик.
Еврейское мироощущение живёт в пространстве этих стихов органично и естественно, словно внутри родного дома, оставаясь почти невидимым. Лишь иногда оно прорывается наружу. Неожиданно. Парадоксально.
Праздничный тост
Попробуй по лицу
Навскидку отличи
Кто в Песах ест мацу,
Кто в Пасху – куличи.
Ты крашеным яйцом
Украсить стол спешишь.
А где-то за столом
Едят гефилте фиш.
Но там стоит и там –
Богач ты или голь –
Для мужиков и дам
В бутылках алкоголь.
Чтобы в любой стране
Постичь бы каждый смог,
Что истина в вине,
Как нам поведал Блок.
Блоку, оказавшемуся героем стихотворения, придётся забыть о собственном антисемитизме. Хоть в рамках стиха.
А здесь наш еврейский взгляд на мир – смех сквозь слёзы – спрятан глубоко внутри. Самоирония была бы безжалостной, если бы не лёгкая, весёлая интонация.
Я не вру
Лишь стоит выглянуть во двор,
Зовут меня врунишка.
А я не вру, я фантазёр,
Хочу писать я книжки.
А их писать нелёгкий труд.
Нужна тут тренировка.
И ведь писатели не врут,
А сочиняют ловко.
И я стараюсь сочинять
Чего поинтересней.
Но говорят мне – хватит врать!
Не верят мне, хоть тресни.
Я стану через много лет
Известным и богатым.
И скажут:
– Это ж наш сосед,
Который врал когда-то.
Проститься с Лёней месяц назад я не смог. Пусть эти заметки будут подобием несостоявшегося прощания. Буду помнить Леонида Сороку живым, весёлым, талантливым. Человека, творившего для меня. Оставшегося со мной, во мне.
Поэта, не вравшего никогда.
Добавить комментарий