Степь вся покрыта сухой травой как щетиной. Мы останавливаем машину, чтобы прикоснуться к степи. Действительно, невероятная сушь, трава хрустит в ладонях и колется. Простор до горизонта. Вдали - божественно красивые кони дополняют фантастический пейзаж. Воздух горяч. Над нами чистое голубое небо - Тенгри. Проезжаем большой холм, единственный на многие километры, на нём белый православный храм, словно ангел парит над высушенной равниной. Сегодня будем в Элисте. Появляются посёлки и огромные стада. Торможу около чабана и справляюсь: сколько у него баранов? «Много, больше тысячи», - с гордостью отвечает пастух и кидается к группе животных, которые неосознанно вышли на трассу. Бараны там вообще не понимают, что трасса представляет для них опасность и бродят по ней, мешая движению автомобилей. Но мы не бараны и должны понимать, что дорога тоталитаризма представляет угрозу и ведёт к репрессиям, трагедии целых народов, массовой гибели и человеческим жертвоприношениям.
Сама Элиста - очень маленький город. Туристы текут рекой в аляповатый буддистский хурул, скупая недешёвые сувениры, а вот у Мемориального комплекса жертвам репрессий, который был открыт 23 февраля 1997 года - никого. А ведь каяться нужно прежде всего здесь. Автором выдающегося и шокирующего постамента, расположенного на высоком кургане, является скульптор Эрнст Неизвестный, и, хотя памятник выполнен в свойственной ему манере, всё же это наиболее детализированный и сложный арт-объект из всех созданных выдающимся художником. Композиция состоит из множества образов, сюжетов и глубоко символична. Это воистину великое произведение искусства.
Под курганом - товарный вагон. В таких депортировали калмыцкий народ в Сибирь. Сейчас это элемент мемориала. Нас встречает историк, писатель и общественный деятель Басан Захаров. Просим рассказать о тех трагических событиях, и он начинает свою историю.
- Если говорить о репрессиях в отношении моего народа, то они начались гораздо раньше. Депортации - это уже третий этап геноцида калмыков советской властью. Первый произошёл ещё в Гражданскую войну. Калмыки ведь поддержали белых, а сражались они очень умело. Соответственно, красные мстили и население калмыков сократилось примерно в два раза. Это показывают переписи: царская в 1889 и советская в 1926-м. Иван Бунин писал, что калмыки как народ полностью исчезли. Это была настоящая резня. Особенно пострадали донские калмыки, из которых и происхожу я.
Потом случился голод, причиной которому была Гражданская война, продразвёрстка, то есть изъятие продовольствия у населения, а также насильственная коллективизация.
- А что было с вашими предками в депортацию?
- Моего деда звали, как и меня – Басан Захаров. Он пошёл на войну в 1942-м году в составе 110-й отдельной калмыцкой кавалерийской дивизии. Служил в зенитно-артиллеристской батареи. Дивизия вела ожесточённые бои с немецкими захватчиками в районе Дона, но была вынуждена отступить. Дед героически погиб, защищая свою землю. Когда началась депортация, моя бабушка Сепра была с пятью детьми. Она была женой фронтовика, но их всё равно сослали в Сибирь. По-русски она не говорила. В пути от голода и холода погибло 2-е детей. Александр - мой отец - выжил.
Когда он был маленький, бабушка привязывала его ногу к железной кровати, давала три картошки и уходила на весь день. Как-то пришел больной раненый калмык. Он был очень слаб, лежал и просил у малыша картошку. Отец, хотя и был маленький, всё же понимал, что это на весь день и давать нельзя. Потом всё-таки дал. Фронтовик подержал в руках, понюхал, и, вздохнув, вернул картошку малышу. Конечно, тот солдат умер.
- А предки супруги тоже столкнулись с трудностями?
- У Гиляны своя история. 28 декабря, когда пришли солдаты НКВД, её дед очень болел. Он лежал в кровати, и его оставили, решив, что он всё равно не жилец. Маме жены тогда было тринадцать лет. У неё была сестра. Когда их везли в таких вот вагонах, бабушка (их мать) выбежала на полустанке за кипятком. Она набрала горячей воды и уже бежала обратно, но поезд тронулся. Женщина схватилась за поручни, но конвойный пнул её ногой. Бабушка упала, и поезд ушёл без неё. Так девочки остались сиротами. Их везли тринадцать дней, а когда привезли, накормили салом или жиром. Чтоб не умереть, они кубарем катались с горки по снегу и благодаря этому выжили. Так их научили. В детском доме они уже не сильно голодали.
- А как жилось вашей семье в депортации?
- Вообще у нас старики не любили вспоминать этот период жизни. И мы детьми даже не знали, что такое депортация. Это была серьёзная трагедия, и новому поколению старшие не рассказывали, чтоб не травмировать. Мы, маленькие, думали, что это была какая-то эвакуация во время войны. Взрослые стремились поведать нам о добрых и позитивных вещах, о природе, - видимо, хотели вычеркнуть из сознания народа эту боль.
Наша семья попала сначала в Новосибирскую область. Там жилось очень тяжело, очень голодно. Но нам повезло. Сестра деда была депортирована в Алтайский край и спустя два года ссылки она сумела их найти. Она смогла перевезти их к себе, а иначе они бы умерли. В Алтайском крае были другие условия. Это более тёплый регион, и отец сохранил о нём самые прекрасные воспоминания. Он говорил, что это как Швейцария: реки, горы, леса. Конечно, много дрались – улица на улицу. Но это везде было в СССР. Зато катались на лыжах. Он совсем маленьким тогда был.
В школу отец пошёл в 9 лет, потому что не было штанов – не в чем было идти. За хорошую учёбу учительница наградила его отрезом ткани, потому что одежды практически не было. Он всю жизнь это вспоминал.
Брат отца - мой дядя Тимофей - был старше его на двенадцать лет. Он стал мужчиной в Сибири. Пришло время жениться. До свадьбы он свою невесту не видел. Сватали калмычку из соседнего села. У них была всего одна бутылка водки. Так с одной бутылкой водки и прошла свадьба. Вот так они жили.
- А что по линии вашей мамы?
- По маминой линии дед работал в исполкоме. Он был экономистом, хорошо знал русский язык. Поэтому попал он в саму Тюмень. Там он сразу трудоустроился. Его отправляли в командировки. В одном из сёл он увидел ссыльную калмычку и влюбился. Они даже в ссылке хотели иметь в качестве спутников жизни именно соплеменников. Первые два ребёнка у них умерли. Третий ребёнок – моя мама - родился в 1948 году. Девочку назвали Клара. Им всем помогло знание русского языка. Без этого люди оказывались, что называется, вне закона.
- А как сибиряки относились к калмыкам?
- Им сказали, что к ним везут людоедов, поэтому первое время двери перед калмыками были закрыты. Народ приехал без тёплой одежды, и многие погибли. Первые месяцы были очень страшными. В первые 13 дней умерла треть калмыков. Вторая треть скончалась в следующие два месяца. Потом сибиряки поняли, что калмыки – нормальные люди и стали помогать.
- Расскажете про возвращение?
- Когда умер Сталин, все дети плакали, настолько была мощная пропаганда. А взрослые, конечно, почувствовали в душе облегчение. Бабушка Сепра постоянно рассказывала папе о Калмыкии как о благословенном месте. Говорила, что это самое лучшее место на Земле. Александр был подростком, когда все вернулись домой. Он увидел сухую степь и разрушенную Элисту. Люди жили в палатках. Отец уже хотел вернуться назад в прекрасный Алтайский край, однако общение с соплеменниками, рост национального самосознания и общий духовный подъём помогли ему обрести землю предков. Бабушка Сепра умерла в тот год, когда я родился.
Мы садимся в машину Басана, и он везёт нас на Ова – священное место тенгрианцев. Каркас сооружения, весь обвязанный разноцветными лентами, смотрит в небо. В основании - величественная груда камней – подношение мольбищу из разных уголков Земли. Очень сильная энергетика места. Согласно древнему обряду, мы разбрызгиваем молоко и молимся: он – за Калмыкию, я – за Костромскую область. Тенгрианцы не делали человеческих жертвоприношений, а вот злобные правители миллионами кидали людей, как жертвенных баранов, на алтарь своего тщеславия.
- Басан, а калмыки простили Сталина?
- Думаю, большинство людей – нет…
Да хранит Тенгри калмыцкий народ и всех нас!
Добавить комментарий