Он проснулся оттого, что кто-то словно окликнул его по имени. Лежал и прислушивался — тишина. Дневной сон всегда оставлял во рту привкус ваты, а в голове — вязкое марево. Поднялся, потянулся. За окном какой-то серый полумрак, хотя, по его ощущениям, уже должен быть поздний вечер.
В гостиной никого. Странно — в это время все уже, как правило, дома. Лена обычно к этому часу смотрит сериал, Максим делает уроки за обеденным столом, а Соня играет на ковре со своими куклами. Но сейчас квартира была пуста, ни звука не доносилось ни из ванной, ни из комнат.
— Лена? — окликнул и сам поморщился от звука собственного голоса. Голос прозвучал как-то глухо, будто уши заложило.
Никто не отозвался.
Достал телефон, написал жене: «Где вы?».
Ответ пришел почти мгновенно: «Дома. С детьми телевизор смотрим. А ты где?»
Уставился на экран. Как это — дома? Это он дома, а их нет.
«Я дома. Это вас никого нет».
«Что за чушь? Мы в гостиной, все вместе. Ты где гуляешь?»
«Стою в гостиной. Здесь никого нет».
Попробовал позвонить — длинные гудки, а потом сброс. Еще раз — то же самое.
«Не могу дозвониться».
«Телефон у меня в руках. Ты не звонишь».
«Звоню!».
«Перестань врать. С кем ты там? Опять с этой своей Олей?»
Какой Олей? О чем она вообще?
«Я дома, Лена. Серьезно».
«Да ладно. Скажи лучше, когда вернешься».
Опустил телефон. Что за бред? Подошел к окну — знакомый двор, знакомые дома, но что-то не так. Попробовал разглядеть получше. Ах, вот что: на улице никого нет. Совсем никого. Ни одной машины, ни одного прохожего. Даже собак не видно. И листья на деревьях совершенно неподвижны, словно нарисованные.
Вернулся в коридор, щелкнул выключателем — света нет. Но и темноты нет тоже. Этот странный ровный полумрак, в котором все видно, но как-то тускло, словно через мутное стекло.
Пошел на кухню, открыл кран — вода не течет. Попробовал дверь — заперта, а ключей нигде нет. Хотя обычно они всегда висят на крючке у входа.
Телефон завибрировал.
«Хватит дурачиться. Дети спрашивают, где папа».
«Скажи им, что папа дома, только они его не видят».
«Ты пьяный?»
«Трезвый».
«Тогда объясни, что происходит».
Как объяснить то, чего сам не понимаешь? Прошелся по квартире еще раз. Все на своих местах: велосипед Максима в прихожей, куклы Сони на полке, косметичка Лены на комоде. Можно взять любую вещь в руки, потрогать — все настоящее, все привычное. Но вокруг это марево, эта серая пелена, из-за которой даже родные стены кажутся декорацией.
«Лена, включи свет в гостиной».
«Он включен давно».
«Выключи и включи снова».
«Зачем?».
«Пожалуйста».
Долгая пауза, потом: «Включила-выключила. Дети смеются. Говорят, папа сошел с ума».
А в гостиной все тот же полумрак. Ни вспышки света, ни изменения яркости.
Открыл холодильник — пуст. Совершенно пуст, словно его никогда не наполняли. Хотя утром там точно была еда.
Странно, но есть не хочется. И пить тоже. Словно тело разучилось нуждаться в чем-то материальном.
«Лена, включи телевизор».
«Он работает».
Телевизор чернел плоским экраном, он видел в нем свое мутное отражение.
«У меня он выключен».
«Слушай, это уже не смешно. Где ты?».
Хотел бы я сам знать, подумал он. Батарейка телефона почти села — осталось пять процентов. Взял зарядку, но розетка не работала. Электричества не было, как и всего остального.
«Телефон садится».
«Зарядись».
«Не могу. Света нет».
«Ты в транспорте, что ли?».
«Нет, я дома, но здесь никого».
«Не понимаю».
«Я сам не понимаю».
Долгая пауза. Потом: «Ты меня пугаешь».
«Сам боюсь».
Три процента батареи.
«Лена, я тебя люблю».
«И я тебя. Но что происходит?».
«Не знаю».
Два процента.
«Передай детям, что папа их любит».
«Передам. Но ты же сам можешь сказать, когда придешь».
«Не могу».
Один процент.
«Лена».
«Да?».
«Если что — я всегда буду рядом».
«Что это за слова? Не пугай нас».
Экран погас.
Положил телефон на стол и долго смотрел на черный экран. Потом поднялся и подошел к полке с фотографиями. Вот он с Леной в день свадьбы, вот они втроем с новорожденным Максимом, вот уже вчетвером с маленькой Соней. Счастливые лица, яркие краски. Но сейчас даже фотографии выглядели тускло в этом сером мареве.
Взял в руки семейный снимок с прошлого лета. Все загорелые, смеющиеся. Лена в белом платье, он в голубой рубашке, дети с мороженым в руках. Море на фоне, яркое солнце. Помнил тот день — жара, соленый воздух, крики чаек.
А теперь — серые сумерки. Тишина. Неподвижность.
Прошел в детскую, сел на кровать Максима. Мятая подушка, сброшенное одеяло — словно сын только что встал. Вечно он постель не застилает… На столе разложенные учебники, недоделанная задача по математике. Подошел посмотреть — пример на деление в столбик. Максим всегда путался в таких примерах, просил помочь.
В уголке Сонина кукла с оторванной рукой. Обещал починить, но все откладывал. Теперь не получится.
Вернулся в гостиную, снова подошел к окну. Тот же застывший мир. Ни движения, ни звука. Словно кто-то нажал на паузу и забыл отпустить.
Попробовал вспомнить, как засыпал. Ехал с работы, сел в автобусе у окна, прислонился к стеклу, задремал… А проснулся в этом сером мире.
Села на диван, положил голову в руки. Может, это сон? Очень реалистичный, но все же сон? Попробовал ущипнуть себя — больно. Значит, не сон.
Встал, прошелся по комнате. Попробовал громко крикнуть — звук получился глухой, словно поглощенный ватой. Попробовал стукнуть кулаком по стене — удар получился, но звук опять какой-то неправильный.
Подошел к зеркалу в прихожей. Отражение обычное — он сам, но уставший, растерянный. Коснулся стекла ладонью — холодное, настоящее. Но и зеркало, и отражение выглядели тускло в этом странном свете.
Часы на стене показывали семь вечера, но стрелки не двигались. Попробовал потрясти часы — стрелки дрогнули, но снова застыли на том же месте.
Время остановилось.
Или остановился он?
Вернулся к окну, долго смотрел на неподвижный мир. Знакомый двор, знакомые дома, но без жизни. Декорация. Фотография. Память.
И вдруг понял.
Понял, почему Лена и дети дома, а он их не видит. Почему она в освещенной квартире, а он в сером мареве. Почему его время остановилось, а жизнь застыла.
Понял, почему не хочется ни есть, ни пить. Почему тело стало таким легким, словно невесомым.
Понял, почему зарядка не работает, вода не течет, дверь не открывается.
Понял, почему мир стал декорацией.
Медленно опустился на диван. Закрыл глаза. Открыл.
Серые сумерки. Тишина. Неподвижность.
Он просто умер. Умер во сне, по дороге с работы, в автобусе. Умер тихо, незаметно, не проснувшись.
А теперь сидит в своей памяти о доме, в отпечатке жизни, который остался после него. В месте между мирами, где время не течет, где все застыло в последнем воспоминании.
Лена и дети живут дальше. Живут в настоящем доме, с настоящим светом, с текущей водой, с движущимся временем. А он остался здесь, в сером мареве своей памяти.
Встал, подошел к семейной фотографии. Провел пальцем по лицам жены и детей.
— Я всегда буду рядом, — сказал вслух. — Просто вы меня не увидите.
Голос прозвучал четче, словно серое марево на мгновение рассеялось.
Потом снова опустилось, мягкое и тихое, как сон, из которого не проснуться.
Добавить комментарий