– К...кто ты?
– Не узнаёшь?
– Кто ты? Я вижу тебя в первый раз в жизни!
– В первый раз в жизни! А может быть, во второй? Или в третий?
– Ты... ты привидение, ты... Уйди, исчезни! Дай мне спать!
– Привидение… Исчезни... Как звучит! Какая патетика! Так вот ты встречаешь твоего лучшего друга! Который, начиная с твоего детства, был рядом с тобой, был тебе опорой, защищал тебя! И...
– О чём ты говоришь, о каком друге, о какой защите? Я знать тебя не знаю!
– Да неужели?
– Да! Да! Да!
– Такова твоя благодарность за всё то, что я для тебя сделал!
– Кто что для кого сделал? Скажи наконец, как тебя зовут. Ведь и привидения имеют имя. Ты вырвал меня из сна, ты стоишь у моей постели, ты...
– Кто я? Твоя маска, мой дорогой, твоя маска!
– Моя... маска... Я, значит, дошёл уже до того, что говорю с привидением? Ты хочешь меня убедить в том, что я болен? Ты этого хочешь? …Что ты вдруг замолчал?
– Тебя слушал. …Ну вот. Ничего более умного не придумал, чем кинуть в меня подушкой – как Лютер чернильницей в чёрта! Небогатая у тебя фантазия, что и говорить… И опять за своё! Привидение… Уйди… Нет, дорогой мой, я – не привидение! За годы совместной жизни с тобой – честно говоря, радости мне эта жизнь доставила мало! – я стал твоим вторым "я"! Посвящённым во все твои тайны. Мне известно всё, что происходит в самых отдалённых уголках твоей души – то, в чём ты никогда не признаешься даже себе. Ну и как: можешь ты сказать, что я хотя бы раз тебя подвёл, хоть бы раз не был с тобой рядом? И ты называешь меня привидением! Да знаешь ли ты, чего это стоит: каждый миг, минута за минутой, час за часом, день за днём – годы, годы и годы быть начеку, чтобы не дать тебе оступиться! ...Ну, давай! Бросай в меня вторую подушку! Нет? Передумал?
– Теперь я знаю, кто ты! Я болен, и ты – видение моей больной души! Уйди от меня! Прошу тебя — уйди... Нет, стоит! Ты слышал – уйди. Убирайся, не мешай мне спать.
– Убирайся – мне?! Мой милый, если я это сделаю, если я тебя покину, ты пропал! ...Ну наконец! Наконец ты, кажется, понял...
– Понял? Что мне надо понимать? Что я веду разговоры с привидениями или сам с собой?
– Ну вот, опять то же самое, старая волынка вновь заиграла! Привидение... Болен... Ты знать меня не знаешь, ты никогда не подозревал, что у тебя есть маска... Ну и зануда же ты!
– У меня нет никакой маски – слышишь ты! Нет! Нет! Нет! И никогда не было. И я не собираюсь её иметь! Она мне не нужна. Ясно тебе? А сейчас – уходи! Я уже тебе сказал – убирайся! Или я…
– Хорошо, я ухожу. Но имей в виду: когда я тебе понадоблюсь – а это случится очень скоро, гораздо скорее, чем ты думаешь, мой дорогой. Так вот, когда я тебе понадоблюсь, тебе придётся долго умолять меня, прежде чем я соглашусь прийти к тебе на помощь! И всё время, пока ты будешь без меня, твоя душа, твоя мелкая душонка будет трястись от страха.
– Убирайся!!!
...Вырванный из сна своим криком, он откинул одеяло, вскочил с постели – и сел на край кровати: ноги не держали его, сердце колотилось в груди; каждый его удар отдавался болью в голове. Какое-то время он сидел с закрытыми глазами, стараясь унять колотящееся сердце. Потом он медленно, с усилием встал и, не открывая глаз, как будто боясь что-то или кого-то увидеть, осторожными шагами подошёл к зеркалу и стал перед ним, опустив голову. Он долго стоял так, не решаясь поднять голову и открыть глаза. Наконец он решился, посмотрел на своё отображение в зеркале – и вскрикнул от ужаса.
Из зеркала пристально, не мигая, смотрел на него совершенно незнакомый ему человек. Лицо его не выражало ничего – оно не было ни радостным, ни печальным, ни злым, ни добрым, ни мрачным, ни весёлым. Он смотрел на это лицо и не мог отвести от него взгляд, стоял и смотрел, не чувствуя холода пола, на котором стоял босиком, не ощущая ничего, кроме напряжённой тишины в комнате и страха перед смотрящим на него из зеркала человеком.
Потом он попытался улыбнуться своему визави, но тот не улыбался. Лицо в зеркале оставалось таким же ничем, как было. Ещё и ещё раз попытался он улыбнуться существу за стеклом, пока в какой-то момент не понял, что не может этого сделать, что забыл, когда в последний раз улыбался, когда ему хотелось улыбнуться, рассмеяться. Дрожа как в лихорадке, он то напрягал губы, то растягивал до боли рот, стараясь поймать улыбку, но лицо в зеркале, гримасничая, оставалось такой же бесстрастной, холодной маской.
Он попытался вспомнить, как выглядело его лицо, когда ему было грустно, попытался представить его себе, воспроизвести его сейчас – но воспоминания не помогали или они были не те.
И тогда как будто что-то сорвалось в его душе, прорвало какую-то плотину – и он, тяжело, навзрыд заплакал. Слёзы текли у него по лицу, падали на рубашку, скатывались вниз, но он не замечал этого.
Постепенно плач его утих, утихла и дрожь, и теперь он стоял перед зеркалом с закрытыми глазами, страшась открыть их. Его вдруг охватила странная смесь чувств – печаль, страх и тихая, едва ощущаемая радость освобождения от чего-то, что только что давило, душило его. Наконец, он пересилил страх, открыл глаза, посмотрел сквозь ещё не высохшие слёзы в зеркало, улыбнулся – и увидел, как человек в зеркале улыбнулся ему в ответ.
Добавить комментарий