Лето в том году было у Бориса очень напряжённым – он принимал участие в сложном и необычном проекте станка высокой точности. Работали допоздна, иногда и в выходные.
Наконец, 20 августа проект был закончен. Отпуск, как и у всех молодых инженеров, был запланирован на осень (летом им пользовались только опытные, «солидные» работники и иногда мамы с маленькими детьми), а накопившаяся за несколько месяцев интенсивной работы усталость сказывалась.
И тут один из сотрудников, Илья, говорит:
– Боря, давай возьмём неделю отгулов и махнём в Ялту!
– А что там делать? Загорать можно и здесь, о жилье думать не надо, да и пляжи у нас не хуже.
– Жильё – не проблема. Моя тётя ежегодно сдаёт там комнату одним и тем же москвичам, которые всегда уезжают 25 августа. А другие её постоянные курортники из года в год приезжают в первой декаде сентября – на «бархатный сезон». Так что неделя, а то и больше, у нас будет.
Борис много лет ежегодно ходил в походы по горному Крыму в конце апреля – начале мая. Они поднимались на нижнее плато Чатыр-Дага, посещали пещеры, любовались полянками фиалок и буйной весенней зеленью, сидели у вечернего костра. Высота там не очень большая, так что ночью в палатке, застегнув спальный мешок, не мёрзли.
Не раз хотелось подняться на вершину горы Ай-Петри, но в то время там градусов на десять холоднее, чем на побережье, дожди, туманы, сильные ветра. Борис подумал: «Сейчас, наверное, погода там хорошая, можно попробовать», и спросил Илью:
– А на Ай-Петри сможем подняться, чтобы встретить восход?
– Не вопрос, я ходил дважды. Правда, желательно это делать с группой. Соседка тёти работает в доме отдыха, они обычно в конце каждого летнего заезда организуют такой ночной поход.
И Борис решился:
– Поехали! С билетами сейчас проблем не будет – все сейчас едут оттуда, а желающих добираться туда намного меньше.
Действительно, билеты на теплоход они взяли беспрепятственно. Борис достал из кладовки видавшую виды штормовку, приготовил кеды и ковбойку.
Наутро после отхода из Одессы они были в Ялте. Первым делом попросили хозяйку узнать у соседки, будет ли в её доме отдыха в ближайшие дни ночной поход на Ай-Петри. Им повезло – через три дня была объявлена встреча там рассвета, и соседка их записала. Рекомендовано было иметь с собой фонарики; они их сразу купили.
В эти дни просто отдыхали – утром ходили на пляж, вечером лениво прогуливались по набережной, ели шашлыки и вкуснейшие крымские чебуреки, запивая их сухим вином с ароматом муската.
Наконец настал вечер перед походом. На сбор группы в 2 часа ночи они чуть не опоздали, все уже сидели в автобусе. По шоссе доехали до начала тропы, собрались у столба с электрическим освещением и после переклички двинулись. Борис заметил, что все участники несут с собой по 1–2 полена дров. На его вопрос Илья ответил: «Наверху холодно, поэтому перед рассветом разожгут костёр».
Ещё в автобусе Борис обратил внимание на совсем молоденькую девочку-подростка, на вид лет 15 – 16, которая сидела одна. «Не хочет быть рядом с родителями, – подумал он, – чтобы казаться взрослее. Не она первая, возраст такой…». Но и на перекличке, и потом она ни с кем не общалась и шла одна.
Сначала тропа, проложенная в сосновом лесу, была достаточно пологой и широкой. Она едва освещалась невысоким узким полумесяцем луны, и Борис подумал: «Без фонарика было бы плохо». Постепенно подъём увеличивался, и негромкие разговоры прекратились, чтобы не сбивалось дыхание.
Шли довольно долго. Когда вышли из леса, лунный свет на открытом пространстве показался чуть ярче, чем в лесу, но тропа стала сужаться и фонарики не выключали. Наконец руководитель группы объявил привал, и все с облегчением уселись на поваленные и очищенные от веток толстые сосновые стволы с сохранившейся корой, лежащие по краям небольшой площадки
– Посмотрите на скалу справа, – сказал руководитель. – Она называется Воронья, или Малый Ай-Петри. Нам предстоит подняться ещё метров на 400, тогда сможем развести костёр и немного согреться перед восходом солнца. Поэтому сейчас долго отдыхать не будем.
Дальше шли молча – подъём становился более крутым, а луна куда-то подевалась – то ли зашла, то ли плотно закрылась облаками. В некоторых местах утоптанный грунт совсем узкой тропинки сменялся неровными, иногда наклонными ступеньками в скале.
Борис обратил внимание, что та молодая одинокая девушка идёт впереди очень неуверенно. Извинившись, он осторожно обогнал идущих впереди него двух людей и увидел, что она прижимает правой рукой к боку полено и периодически придерживает его левой, поэтому её луч фонарика прыгает и не всегда светит под ноги.
– Позвольте мне ненадолго позаимствовать вашего будущего Буратино, – сказал он, взявшись за полено и подсвечивая тропу своим фонариком. – Обязуюсь вернуть его наверху в целости и сохранности.
Девушка, продолжая идти, с явным облегчением отпустила тяжёлое полено и тихо сказала: «Спасибо…».
Наконец крутой подъём закончился, и они вышли на довольно большую ровную площадку с кострищем в середине.
Все с облегчением буквально повалились на разложенные вокруг него такие же, как на первом привале, морщинистые стволы. К тому времени наступила совсем густая темнота, какая не бывает внизу, где даже ночью её рассеивают неяркие источники света.
Казалось, что иссиня-чёрное небо окружает со всех сторон, а самые яркие из усеявших его звёзд (внизу таких крупных он не видел никогда) висят прямо над головой.
Борис почувствовал себя песчинкой в нескончаемом, равнодушном и безжизненном холодном мире, и ему стало очень неуютно. Но тут же вспомнил «Ночь тиха, пустыня внемлет Богу и звезда с звездою говорит», – и сразу стало легче, как будто он оказался в необъятном храме под открытым небом с особой, непривычной, но совсем не враждебной реальностью.
Руководитель собрал поленья, три из них сложил «шалашиком» и ловко разжёг из чего-то внутри этой пирамидки небольшой костерок. Несмело затрепетал огонёк и стал разрастаться.
Потом пламя постепенно стало охватывать поленья, которые руководитель подкладывал, и рваться вверх. Огонь напоминал живое существо – при порывах ветра он исполнял странный танец, неожиданно наклоняясь из стороны в сторону; от него отрывались заострённые огненные концы и улетали в небо. Иногда горящие поленья трещали, и из них вылетал сноп искр – как выстрел вверх.
Постепенно чернота неба становилась менее густой, звёзды потускнели, а над костром и вовсе исчезли. Воздух потеплел, и все повеселели.
При свете лицо девушки, раньше казавшееся полудетским, стало выглядеть взрослее, на нём появился лёгкий румянец.
– Ну, как вы? – спросил Борис.
– Я думала, что не дойду. Меня соблазнили рассказы про необыкновенный восход, который в Москве никогда не увижу, но я не представляла, что будет так трудно. А ещё это полено – не брать его было неловко, все брали, а если взяла, надо донести… Ещё раз спасибо вам.
– Ладно, забудьте. Я не пойму другого – как вас родители отпустили одну. Они тоже отдыхают вместе с вами?
– Нет, я приехала одна.
– И они вас, школьницу, отпустили без взрослых?
– Вы не первый, кто принял меня за ребёнка. Я в этом году окончила институт и через несколько дней начинаю там учиться в аспирантуре.
– Вы… в аспирантуре? – неуверенно сказал Борис. – Не может быть. Я думал, вам лет 15-16…
– Паспорт с собой в горы не взяла, поэтому предъявить не могу.
– Ладно, поверю на слово. Кстати, я Борис. А как я могу обращаться к вам?
– Ирина.
– Нет, простите, Ириной вы ещё не смотритесь. Можно мне называть вас Иринкой? Это не будет слишком фамильярно?
– Так меня ещё никто не называл, – улыбнулась она. – Ирой, Ирочкой, даже иногда Иришкой звали, но Иринкой никогда. А звучит интересно. Ладно, первооткрыватель, так и быть, разрешаю, – неожиданно уверенным тоном ответила девушка.
За разговором они не заметили, что небо ещё немного посветлело, начало розоветь, а потом покраснело. И вдруг (почему-то слева от них) над уже различимым горизонтом, отделяющим еле угадывающееся море от неба, показалась небольшая огненная дуга. Она стремительно увеличивалась, поднимаясь над тёмной водой и превращаясь в огромный ослепительно яркий огненный диск.
Сначала все как заворожённые молча смотрели на это чудо, а когда солнце довольно быстро вышло из моря полностью – зааплодировали. Людей охватило радостное чувство, вновь захотелось общаться, восторгаться.
Немного придя в себя, стали смотреть вокруг. Очень быстро светлело и небо, и всё вокруг. Прежде всего обращали на себя внимание приметные фигурные зубцы Ай-Петри, которые все много раз видели из Ялты, – четыре крупных и несколько мелких. Казалось, что они совсем рядом.
– На какой мы сейчас высоте? – спросил кто-то у руководителя.
– Высота верхней точки среднего зубца 1234 метра – это точно установлено. А мы сейчас ниже метров на сто. Примерно.
– А туда можно добраться?
Критически поглядев на спросившую, руководитель ответил:
– Можно, но вам я не рекомендую – это для более тренированных, да и обувь нужна другая.
– А как переводится Ай-Петри?
– Святой Пётр. Тут недалеко много веков назад был греческий монастырь.
Через некоторое время дымка рассеялась, и перед ними открылся великолепный вид на побережье – от горы Аю-Даг слева («Ой, смотрите, а «Медведь» отсюда совсем не так выглядит, он море не пьёт, просто лежит и отдыхает») до очень маленького, только угадывающегося Ласточкиного гнезда справа, на котором многие раньше побывали. А Ялта с игрушечным теплоходом у причала порта лежала прямо под ними.
Обратный путь казался намного короче – все весело обменивались впечатлениями, с интересом осматривали окружающую природу и окрестности.
При солнечном свете тропа казалась не такой трудной, как ночью.
– Посмотрите, какое необычное дерево!
– Это сосна «Самолёт», ей 200 лет, – сказал руководитель. – Место, где она растёт – самое ветреное в Крыму. Её так прозвали за форму кроны, напоминающую размах крыльев самолёта. А высота её всего 10 метров. Под ветрами и зимними холодами и ей, и другим деревьям в этих местах нелегко живётся, потому они и не похожи на сосны, растущие внизу.
Продолжая живо общаться, незаметно дошли до трассы, где уже ожидал автобус.
Прощаясь с Иринкой перед входом в дом отдыха, Борис сказал:
– У меня отпуск в октябре, буду проездом в Москве. Адрес дадите?
– Запишите (она назвала адрес), это в Марьиной роще.
– Найду.
Москва встретила Бориса пасмурным небом и холодным дождём; после оставленной ещё вчера тёплой и солнечной Одессы это не способствовало хорошему настроению.
Ему удалось получить место в многоместной комнате общежития гостиницы «Москва» – небольшой надстройке со стороны Охотного ряда. Вышел на Красную площадь, мимо Мавзолея и Спасской башни подошёл к храму Василия Блаженного, полюбовался его яркими разноцветными куполами-«луковицами», напоминающими красивую сказку – витыми, ребристыми, ячеистыми, – и поехал в Марьину рощу…
Дом, где жила Иринка, оказался старым. Борис поднялся по скрипучей деревянной лестнице, нашёл на обитой потёртым чёрным дерматином двери нужный номер квартиры и позвонил.
– Ира, к тебе! – сказала открывшая ему женщина.
В проёме неярко освещённой кухни появилась Иринка, вытирающая мыльную пену с рук, оголённых ниже локтей.
– Проходите в комнату, я достираю, это недолго, – спокойно сказала она, совершенно не удивившись появлению Бориса. Впоследствии он не раз наблюдал невозмутимую реакцию Иринки, так отличающуюся от привычной ему живости одесситок.
В оставшееся до отъезда Бориса время они встречались почти ежедневно и незаметно перешли «на ты». Иринка показала ему улицы и запутанные переулки Замоскворечья, сохранившиеся там небольшие дома с палисадниками и редкими осенними цветами. Они съездили в усадьбу Кусково, походили по залам Шереметьевского дворца, посмотрели уникальное собрание русского фарфора и керамики, погуляли по замечательному Английскому парку.
Потом Иринка проводила Бориса на вокзал – он уезжал в Ригу. Они тепло попрощались, даже поцеловавшись «в щёчку».
Несколько лет Борис в Москву не приезжал – по занимаемой должности до командировок в столицу ещё не дорос, а отпуска проводил иначе. За это время он женился. Иринка тоже, как он потом узнал, успела выйти замуж, родить дочку и разойтись.
Через несколько лет, сразу после Нового года, Борис поехал в первую самостоятельную командировку в Москву и взял с собой молодую жену-учительницу, у которой в это время были зимние каникулы. В рабочие дни он бывал занят, поэтому решил в первый же выходной познакомить её с Иринкой, давно переехавшей в 16-этажный дом на престижном проспекте Вернадского. Молодые женщины друг другу понравились и дважды встречались.
Потом Борис стал бывать в Москве по несколько раз в год. Как и во время первых встреч, никаких романтических чувств он к Иринке не испытывал, но ему с ней всегда было интересно, легко и удивительно спокойно.
Они повторили поездку в Кусково, потом побывали в замечательном деревянном Останкинском дворце, побродили по оставшейся части его старинного парка. Уезжали электричкой и гуляли по осеннему подмосковному лесу, собирая букеты из жёлтых, оранжевых и багряных листьев. Однажды даже съездили в Загорск, в Троице-Сергиеву лавру, с её старинными соборами, церквами и часовнями.
Карьера Иринки развивалась успешно. Она защитила кандидатскую диссертацию, стала доцентом, потом доктором наук и через год-полтора после этого – профессором, одним из самых крупных специалистов в своей узкой области филологии, дважды читала курсы лекций в Сорбонне. Но эти изменения мало повлияли на её внешний вид, почти не прибавив солидности.
В один из приездов, освободившись после напряжённого рабочего дня, Борис позвонил Иринке.
– Боря, привет, как хорошо, что ты здесь! Ты можешь прямо сейчас приехать? Понимаешь, нам срочно нужен мужчина.
– Нам? И много вас?
– Не пугайся, всего трое – я и две мои аспирантки из Узбекистана.
Но повторяю – мужчина нам совершенно необходим, и поскорее. Как быстро ты можешь приехать?
Зная, что часто, бывало, трудно определить, говорит ли невозмутимая Иринка в шутку или серьёзно, Борис не стал выяснять свою будущую задачу, рискуя быть высмеянным:
– Думаю, в течение минут сорока. А ты уверена, что я справлюсь?
– Я на тебя надеюсь. Определись, чем будет быстрее добраться, – на метро или на такси, и не теряй времени.
Уложившись в обещанное время, Борис позвонил в дверь.
– Привет! Раздевайся и иди сюда, – Иринка предложила ему сразу пройти в кухню. На плите стоял большой чугунный казан, накрытый крышкой. – Девушки затеяли плов и приготовили его по всем правилам – слой мяса с луком, слой моркови, слой риса, и так три раза. Утверждают, что перемешивать их ни в коем случае нельзя. Он уже готов, теперь нужно накрыть казан вместо крышки специальной посудиной (они привезли её с собой!) и осторожно перевернуть, чтобы плов оказался в ней. А у нас не хватает сил.
– Так вот для чего вам понадобился мужчина?
– А ты что подумал? – с деланным возмущением спросила Иринка. – Вот уж не предполагала, что ты такой… (профессор-филолог с серьёзным лицом сделала вид, что не может подобрать нужное слово, но в глазах «плясали чёртики»).
Общими усилиями операция «переворот» была успешно совершена, и они долго, с перерывами, поглощали этот кулинарный шедевр, совершенно не похожий на блюда под названием «плов», которые приходилось есть раньше…
Борис с женой неоднократно приглашали её в Одессу, но Иринка этим не заинтересовалась. И вдруг летом она позвонила: «Боря, мне дали путёвку в одесский санаторий «Молдова». Ты смог бы договориться, чтобы у меня был одноместный номер и хороший врач? Говорят, надо подлечиться».
Борис мысленно улыбнулся – вероятно, они там, в Москве, уверены, что в Одессе все знают друг друга и ему нетрудно выполнить её просьбу. Но оказалось, что это возможно, – знакомая его знакомых работала в том санатории много лет и заверила, что всё будет сделано.
Он встретил Иринку на вокзале и отвёз в санаторий. Вечером Иринка позвонила, поблагодарила («Всё хорошо – и номер, и врач»). Борис, как вежливый человек, сразу позвонил той знакомой, которая всё организовала, чтобы передать ей обе благодарности – и его с женой, и их протеже.
Эмоциональный ответ его огорчил и одновременно рассмешил:
– Вы меня очень подвели, Борис, очень, и сделали посмешищем. Вы сказали, что приедет московский профессор, известный учёный, доктор наук; я так и отрекомендовала её тем, от кого зависело выполнить вашу просьбу – поверьте, совсем непростую. А сегодня сказали, что меня обманули и использовали – от моего имени к ним обратилась какая-то молодая фифа в джинсиках, еле сидящих на бёдрах и подвязанных верёвкой!!! Она такой же профессор, как я! Как вы могли, Борис! Мне теперь неудобно серьёзным людям, сделавшим одолжение, в глаза смотреть!
Конечно, обиженная пожилая женщина не могла представить себе, что джинсы Иринки с голубоватым крученым поясом, имитирующим верёвку, и купленные в Париже за немалую валюту, – последний писк моды, а всё сказанное о её статусе – истинная правда. Но попытки Бориса объясниться успеха не имели и ему было очень неприятно – возмущённая женщина не дослушала его и бросила трубку.
В один из очередных приездов Борис позвонил Иринке и сообщил, что он с женой в Москве.
– Вы можете сегодня приехать? Я хочу вас кое с кем познакомить.
– Приедем.
Они были заинтригованы – неужели после многих лет у Иринки кто-то появился? Так и оказалось – в прихожей рядом с хозяйкой дома стоял невзрачный мужчина небольшого роста, галантно принявший у них пальто.
– Это мой муж Алексей, – сказала Иринка; тот вежливо поклонился и пожал Борису руку. Проходя впереди хозяев в гостиную, недоумённо переглянулись с женой – мол, неужели Иринка могла увлечься таким…
Алексей был совсем не красавцем, с не совсем правильными чертами лица, но его оживляли глаза – живые, внимательные. Пока усаживались за накрытый стол и отвечали на обычные вопросы Иринки после нескольких лет перерыва в общении, Алексей молчал. Потом ненавязчиво вступил в общий разговор, и уже через две-три минуты они забыли о своём первом впечатлении – перед ними был умный, интересный, ироничный и остроумный собеседник, которого с удовольствием хотелось слушать.
Оказалось, что Алексей – доктор филологических и доктор психологических наук, профессор, ведущий специалист страны в области психологии восприятия названий, слоганов, коротких текстов. Случаи, о которых он рассказывал – и серьёзные, и смешные, и поучительные, – поражали; хотелось слушать его ещё и ещё.
Но Иринка через какое-то время его мягко перебила:
– Алёша, я старалась, давай приступим. Доставай свои бутылки.
– Конечно, Ирочка, конечно. Можно я буду хвастаться?
– Начинай, – улыбнулась Иринка и объяснила. – У Алёши вышла в Италии монография, за которую ему весьма прилично (по нашим меркам, конечно) заплатили валютой, вернее – сертификатами.
– И мы с Ирочкой решили – перехватил инициативу Алексей, – поделить это богатство пополам: половину ей на тряпочки и прочее, половину – на пропой. И хвастаться я буду именно второй половиной – не зря же мы это сооружение купили.
Он показал на бар, открыл его и с ловкостью фокусника стал поочерёдно извлекать из него бутылки, держа их одной рукой за горлышко, а указательным пальцем другой подпирая дно. Поворачивая их яркими этикетками к гостям, демонстрировал, ставил на стоящий рядом на комоде поднос и брал следующую.
– Дамы, вам предлагаются итальянские вина: мартини сухое и полусладкое (есть и вермут этой марки, созданный по 150-летнему рецепту); Кья́нти – сухое красное; Пино Гри – белое сухое и полусладкое.
Если итальянские вина вас не устраивают, – с интонациями профессионального продавца продолжал Алексей, – могу предложить французские: Бордо красное сухое и полусладкое, Божоле сухое и полусладкое, красное и белое, – тут он раскланялся и был удостоен аплодисментов.
– Ну а мы с вами, Борис, – после небольшой паузы продолжил Алексей, – можем продегустировать граппу – итальянскую виноградную водку, шотландское виски, американский бурбон, ямайский ром «Капитан Морган» или кубинский «Баккарди», французские коньяки «Хеннеси», «Мартель» и «Наполеон». С чего начнём?
– Рискую показаться кондовым патриотом, – несмело высказался Борис, – но я не так давно удостоился возможности попробовать «Наполеон» из бутылки, трепетно сохранявшейся одним из наших друзей до рождения первого внука. Хозяин бережно разлил напиток приглашённым в честь этого события гостям, которым едва хватило по неполной рюмке. Чтобы не обидеть молодого деда, я не решился признаться, что этот хвалёный коньяк напомнил мне самогон. Нет ли у вас нашей хорошей экспортной водки?
Алексей немедленно убрал с лица торжественно-шутовское выражение, подошёл к Борису и проникновенно сказал:
– Начав хвастаться, я обязан был доиграть роль до конца, но полностью и совершенно с вами солидарен. Конечно, есть, и даже холодная. Так я могу убрать всё это великолепие обратно в бар – конечно, этикетками вперёд? – Получив подтверждение, добавил: – Но дамам всё же рекомендую попробовать мартини – и сухое, и полусладкое.
На том и порешили.
Застолье было приятным, тёплым. Вечер удался, уходить не хотелось. Прощались они как давние друзья.
Потом Борис ещё дважды, навещая Иринку, встречался с Алексеем, каждый раз получая от этого удовольствие.
А когда развалился Союз, командировки в Москву стали редкостью. Несколько раз Борис говорил с Иринкой по телефону, если заставал её дома – выйдя на пенсию, она по полгода жила в Париже у вышедшей там замуж дочери и иногда как приглашённый профессор читала курсы лекции в Сорбонне. Об Алексее не упоминала, а Борис не спрашивал.
Последний раз он разговаривал с приехавшей из Парижа в Москву Иринкой, сообщив ей о смерти своей жены. Больше они не общались – её телефон много раз не отвечал.
А Борис, иногда думая о ней, чаще всего почему-то вспоминал не Кусково или Останкино, не осенний подмосковный лес, не бар с заморскими напитками, не переворачиваемый плов, а тёмную Ай-Петринскую тропу с молодой девушкой, удерживающей подмышкой полено, и «выпрыгивающее» из моря огненное солнце…
Добавить комментарий