Вы полагаете, что вам все это надо знать? Тогда вперед! Я не против.
А началось все с того, что мне подарили кота. В самый разгар дня рождения ввалился в комнату, как медведь среднего телосложения, Рябушкин с прыгающими веселыми бровями, водрузил на тумбочку сумку и загадочно всех оглядел. Что это был за взгляд! Если бы взоры классифицировались как произведения искусства, то он бы претендовал на мировой шедевр.
Авантюрный блеск Наполеона слился с загадочностью Джоконды, потом мягко расплылся в ленинский прищур мечтательности. Отдавая предпочтение шутовской грани своей натуры, он важно развел руки в стороны и дождался безмолвия, ибо самые совершенные фокусы должны свершаться в тишине. Потом завораживающим жестом фокусника с криком "але оп!" расстегнул сумку: из нее выдвинулась мохнатая серая голова с розовым бантом - обозначением шеи. Самых догадливых посетила мысль, что это сбежавшая обезьянка.
Но откуда у Димона деньги на экзотическую зверушку? Это была мужская особь семейства кошачьих, а судя по наглости янтарных глаз, далеко не младенческого возраста. Нашу компанию он осмотрел подозрительно-вдумчиво, потом уставил взгляд-упрек на подарившего: куда ты меня затащил, паршивец? Женская половина бросилась к живому подарку, чтобы растерзать его ласками, а мужская мне сочувствовала. Я поспешил стереть с лица сарказм и нацепить ветхую маску приличия, но руку Димону пожал крепче обычного - со значением! А он мне шепнул так, чтобы услышали все:
- Котяра из профессорской семьи! Классный кот!
Кот принюхивался к запахам моей студенческой комнаты, видимо, с досадой пытался привыкнуть к мысли, что все уйдут, а ему здесь оставаться навсегда. "Не навсегда, не навсегда! - взбадривал я себя. - Передарю его семейным друзьям, ведь кот - семейственное животное! Атрибут оседлости и постоянства."
Утро стрелецкой казни началось! Мяукающий кошмар в виде мохнатого монстра прыгнул мне на грудь и безостановочно вел кошачьи распевки. Но больше всего меня возмутило то, что он заорал на целых десять минут раньше будильника! На десять минут! Да за это время можно было увидеть два эротических сна и один вещий! Швырнул в него подушку с криком:
- Заткнись, дурак!
Котяра обиженно фыркнул и ответил: дур-рак, дур-рак!
Вот она - гармоничная подлость бытия! Он мог еще и обзываться, помимо подлого умения будить! Ну и Димон, такую изощренную месть мог придумать только заклятый друг! Что без толку валяться - я стал делать зарядку: хук вправо, хук влево, и всё по новой. Кот имел вполне удовлетворенный вид и стал потягиваться. Когда сел завтракать, он тут же поставил передние белые лапы (задние были серыми, как, впрочем, и весь он был спокойно серым) на край стола и стал заглядывать мне в рот.
Есть я не мог, когда на меня вот так смотрело полуголодное существо. Как его величают? Вчера это было бурной темой для шуток. Маркс? А где же его борода? Что-то связано с немецкой философией. Энгельс, Фромм, Ницше? Я изрядно напряг мозги. Фейербах? Мартин Хайдеггер? Отвергается, не то. Неужели Гегель? Котяра страдальчески вздохнул, покачал головой и отвернулся.
- Вчера был мой день рождения, между прочим, каюсь. Забыл. Вспомнил, вспомнил! Кант! - выпалил я торжественно, а кот оживился и признательно мне ухмыльнулся.
- На стол не прыгать! - сказал я противным менторским тоном.
Кант вжал голову в плечи, но лапы не убрал. В его глазах мелькнуло смущение, а я подумал, что он уже успел здесь побывать. Впредь надо все прятать со стола, раз в доме ворище! Что не сожрет, то попортит! Не подобает кота с таким именем кормить с картонки, я вздохнул и выделил ему из трех своих мисок одну в вечное пользование. Потом положил "Богатырских" пельменей - поделился щедро. Кот издали понюхал, фыркнул " Мур-ра" и есть не стал.
- Ты не думай, что пельмени из богатырей, нет сейчас таких - вымерли. Давай хавай!
Кант брезгливо отодвинул взглядом миску и снова отчетливо сказал: "МУР-ра!"
- Ах ты беспредельщик! Все студенты едят, я четвертый курс ем, ешь, профессорский выкормыш! Да знаешь ли ты, хвостатый, что их богатыри ели! - заврался совсем я и спрятал взгляд, чтобы не встретить выпуклый янтарь глаз, осуждавший меня за вранье.
- Мура, говоришь и хавать отказываешься, тогда пошел вон! Надоел! Я открыл дверь в коридор. - Выметайся горе-подарочек!
Меня охватила злоба на этого квадратного дурака Димона, который в мой беспросветный экзистенциализм подкинул несколько ложек дегтя. Кант сидел не шелохнувшись - и так на меня посмотрел, что мне стало стыдно. Хозяином ситуации стал он, а не я. Надо срочно спасать скользящий по наклонной свой рейтинг!
- Ладно, оставайся, я пошутил...
"Пока оставайся!" - добавил про себя. Кант боднул воздух, вздохнул и сказал: «мурси». Моя крыша слегка качнулась, но осталась на свойственном ей месте. Кот четко говорит "мерси"! Чокнуться можно! Пришлось ему открыть банку килек из НЗ. Он с такой благодарностью глянул на меня, на какую не всякий человек способен и снова муркнул: "мурси". Я выронил ключи.
После лекций три раза отказался от предложения прошвырнуться, побалдеть да на телок поглазеть, два раза от предложения потянуть пивка. Вспомнил свою сгорбленную позу хищника перед нападением за компом, и захотелось размяться в спортзале. Стало жаль своего молодого тела, которое без всякой физической нагрузки приобретало угловатую форму. Записался в секцию волейбола. Потом забежал в редакцию местной газеты «Объявления по средам» и дал свое: "Продаю говорящего кота. Гениален, но скромен". Хотел еще что-то добавить, но подумал, что могут не поверить. Жаль, что не смог отблагодарить Димона парой щелбанов! В институте не было, копчиком чует позорный суслик, что я с ним сделаю!
Пришел домой и обомлел: прямо по стеночке стал сползать вниз. По моей комнате пробежали сарматы и зверски похозяйничали! Это было не по силам четвероногому существу, если только он не дьявол! Когда много досуга у кого-то, то это вредно для здоровья окружающих! Больше всего досталось ветхой шторе: она была использована в качестве лианы и лохматилась экзотическими клочьями.
Люстра в стиле "мечта вампира" под кошачьим весом обрушилась вдребезги. Обои - Ливерпуль под дождем - так истерлись (два года назад я собирался переклеить, но ноги и голова никак не доходили) и кое-где обнажали стенку, выкрашенную в бодрящий зеленый цвет. Так вот они тупо и уныло свисали неровными лентами и шевелились щупальцами от каждого моего вздоха. Котяра выгреб из-под кровати столько нужных вещей, которые я разыскивал ни один месяц! А пристанище для бренного моего тела вздымалось буграми, будто по нему прокатился "Кировец". Стол, тумбочка и подоконник были бесстыже оголены, и все с них свалено в одну могучую кучу. Приобретая постепенно дар общения, я заорал:
- Где ты, дрянь хвостатая! Выходи на бой!
В ответ мне скрипнула форточка, видно, я так взревел, что приоткрыл ее. Кант удрал через балконы, потом на дерево и во двор. Устроил погром и позорно сбежал! Я от отчаяния начал уборку. Как правильно сказал старик Сократ: сколько ненужных мне вещей есть на свете! Нагреб два неподъемных мешка всякого барахла и, тщательно увязав, выставил за дверь. Стемнеет - отнесу на мусорку. Во мне клокотало столько злобной силы на хвостатого урода, на себя, дурака в кубе, что оставил кота, и на изощренного гада Димона, что решил ее использовать в качестве архимедова рычага и направить в созидательное русло. Кажется, психологи называют такой процесс сублимацией.
Достал пыльный ящик с новыми обоями, развел клей и битых пять часов вкалывал.
Ближе к полуночи комната преобразилась: вместо размоченного Ливерпуля на стенах сверкали солнечные сады Испании, правда, сверкали в меру и комната приобрела южную знойность и аромат орхидей. Теперь понятно, каких оттенков должны колыхаться шторы, чтобы вдохнуть в этот зной немного морского бриза. Объем грудной клетки увеличивался от гордости: я это сделал!
Два года не мог, а теперь сделал! Хотя чувствовал себя старым немодным башмаком, выброшенным на чердак. Вышел, чтоб оттащить упакованные мешки, и расхохотался: мешков не было. Их украли! Я представил, как вор пыжится и, смахивая пот, добросовестно тащит груз вниз, трясущимися от жадности руками развязывает тесемочки - и обнаруживает барахло! Одно чувствительное везение за весь день!
Мне снилась легкая, как ветерок, девушка, Димон мне корчил дурашливые рожи, а гениальный Кант сидел за профессорской кафедрой и читал нам лекции, иногда показывая мне четыре мохнатых кулака одновременно!
Наутро раздались звуки: "Урра! Порра! Урра!" Я боялся открыть глаза, пусть это будет продолжение сна! Пусть это будет говорящая галлюцинация. Но галлюцинация имела вес и сидела у меня на груди.
- Вернулся! - выдохнул я в довольную кошачью рожу. - И опять за десять минут до будильника! О черт, впрочем, мне всегда не хватало вот этих десяти минут. И я рад, что не закрыл форточку.
Кант потягивался, а я отжимался от пола. После завтрака он сказал "мурси", а я в шутку на бегу бросил:
- Если ты Кант, то можешь отредактировать мою курсовую!
Домой вернулся с новыми шторами и новой люстрой.
- Кант, выходи на бой с ужином!
Но мне ответил нудный скрип форточки. В комнате была вчерашняя чистота, вот только разбросанные бумаги на столе распилены острыми когтями. Я вчитался и подпрыгнул от гнева, а скальп стал смещаться куда-то в сторону спины. Я крепко прижал его руками и стал бегать по комнате:
- Всё кот! Ты меня достал! Ты утопленник! Или висельник! Выбирай сам! Да выбора просто нет у тебя! Да чтобы ты сдох вчера, сегодня и завтра вместе с этим фуфлоном Димоном.
Когда обхватил голову руками, скальп перестал смещаться, гнев прошел, и ясная мысль забежала в голову:
- А ведь я сам (сам - ужас-то какой!) попросил Канта, а ему курсовая не понравилось! Если по правде, курсовая была что тришкин кафтан. Вся состояла из разрозненных сворованных в интернете кусков, корявые выводы, куцые тезисы. Месяц назад я этого не замечал, следовательно, я был глупее. Кант прав, тупость наезжает на тупость, надо переделать!
В общем, если вы полагаете, что вам надо знать, как я стал счастливым и как котяра дальше портил мою жизнь, тогда слушайте!
Теперь я стал точен как лондонский банкир. Наша команда вошла в лигу сильнейших среди студенческих команд и готовилась к поездке за рубеж. Я добыл имидж успешности и был кумиром для девушек и однокурсников. Мой портрет среди прочих отражался на стене вестибюля под заголовком "Наша гордость", и все чаще ко мне лепился эпитет: подающий... "Мисс красота" института, Вика, запросто подсаживается ко мне то в столовой, то на общих лекциях и начинает интересничать.
Жмурит глазки и ласково щебечет. Ребята вянут от зависти, а девушки напускают на себя равнодушие, цитируют затхлые поговорки, типа: не родись красивой, с лица воду не пить и прочее, забывая шекспировское: добродетель - бедная родственница красоты! Но все понимают, что ослепительная красота - это великая притягательная сила! Есть прекрасные девушки, но есть со всех сторон прекрасные, именно такой была Вика, и вот уже месяц мы встречаемся, правда, только на людях.
В общем, из горизонтали обычности моя жизнь взлетела и стала вертикалью событийности.
Встретил Рябушкина Дмитрия с подрыгивающими веселыми бровями, он загородился рыжим кейсом и дурашливо заорал:
- Бей, меня, бей! Только не ногами и не по голове, это самое утонченное место моего организма! Согласен - заслужил!
- За подарок, что ли? - рассмеялся я здоровым смехом оптимиста. - Где ты откопал Канта, скажи честно?
Хотя ждать честности от Рябушкина все равно, что ждать от груши плодов манго.
- У профессора (он пощекотал мне ухо дыханием и назвал известную фамилию). Сдавал зачет на дому и не сдал. Пришлось заключить сделку: он мне зачет, а я сбываю его Канта в добрые руки, профессор - гуманист, сам понимаешь! И когда кота не возвращают в течение недели, он приплачивает мне сумму.
- Эх ты, сдельщик! Сколько сребреников тебе платили?
Димон поиграл бровями, а глаза его разбегались в соображении подвоха с моей стороны.
- Коммерческая тайна! И давай без садистского юмора - я чистосердечно хотел помочь человеку!
- Чистосердечно, но не бескорыстно!
- Ты знаешь, как я с котярой намучился? Пять раз его возвращали на другой же день! Это же пережить надо - целых пять раз! Вот только на тебе и заработал!
Я отлепил его от стены, на которой был нарисован в естественную высоту плавающий студент вверх ногами среди формул, сфер и полусфер, свернутых рукописей в трубки и раскрытых книг. В силу каких-то постмодернистских предположений, ноги его, изображающие в воздухе движение, были обтянуты темно-синими лосинами, и нырял он, по мысли художника за знаниями, прошибая головой мрак невежества.
Всех наблюдательных студентов бесило, что на уровне вытянутой руки на облегающих лосинах не было и намека на мужской пол и всегда пририсовывалось к этому месту роскошное мужское достоинство, а бесполость обретала зримую сущность. Впрочем, дорисовка никак не выходила за пределы постмодернизма: две сферы сверху вокруг трубочки. Вначале с этим пытались бороться моющими средствами и протерли изрядную дыру на лосинах, ставили дежурных, но потом сникли и смирились. На сияющем белизной месте появлялось то, что предусмотрено природой, но теперь уже в некоем ореоле блеска. Дорисованное символически мужское достоинство облагораживалось сиянием. Забивая стрелку, мы кричали:
- У космонавта!
И все знали, где это. Но пришли новые времена, и первокурсники переиначили космонавта в Гарри Поттера.
Вот я отлепил от этой стены Димона, пожал его недостойную руку и сказал:
-Знаешь, Рябушкин, ты продешевил! Каждое счастье имеет свою нравственную меру. Кант бы тебе пригодился!
Димон вертел мою мысль в голове и так, и сяк, не умея понять ее суть. Она еще долго будет толкаться в его кругозор карася, ни разу не покидавшего родную стихию.
Подойдя к общежитию, я отметил вокруг какую-то опустошенность, которой раньше не чувствовал и не замечал. Одинокое дерево вздымало в плаче к моему балкону корявые сучья, словно молило о чем-то. Дерево Канта, которое служило ему лестницей, гимнастическим залом и креслом для наблюдений и размышлений. Один
уцелевший деревянный динозавр среди новостроек. Я подошел ближе: в меня опрокинулась его почти человечья тоска по наследникам. Так вон оно что! Через неделю наш курс посадил здесь целую аллею деревьев. Росли они и у подножья его старости, он смотрелся среди них как старый учитель на фоне обступивших его учеников. Учеников, пришедших за мудростью. С тех пор он всегда со мной церемонно раскланивался, а мне доставляло удовольствие наше взаимопонимание.
Сегодня забежал в рыбный отдел и как всегда на прилавке одна и та же записка: «Я в колбасе!!!»
- Вот ешь после этого колбасу! - ворчали в очереди.
Продавец, придерживая грудь, уже бежала " из колбасы" – соседнего отдела.
Про себя я называл ее Золотко, настолько много на ней было всяких побрякушек. Ради чего она таскала кг золота всей своей родни на работу и обратно? Чтоб отвесить селедку или мороженую рыбу? В душе я разрывался хохотом, так как придумал версию переноса ею тяжестей. Носит на себе все украшения сразу, чтоб покупатели не перепутали ее с рыбой. Но не сегодня! Я смотрел, как она с гримаской пушного зверька, замочившего лапки, бросает кильку в пакет, и мне стало впервые ее жаль. Да некуда просто ей носить все эти украшения! Работа- дом - работа, капкан захлопнулся. Я даже знал, откуда у меня столько доброты к незнакомым людям - это от чувства вознесения к Вике такие творятся метаморфозы. Мне претит осуждать, все чаще я хочу оправдать. А может? Но это пока смутная догадка, не похожая на правду.
Я торопился домой приготовить праздничный ужин. Сегодня богиня посетит мою келью отшельника. Даже лексикон у меня стал другой! Энергия позитива так и рвалась изнутри и выплескивалась улыбками на мелькавшие лица. Ступающие рядом со мной уже не казались козлами, слонами и прочей живностью, они понимающе улыбались мне в ответ.
- Кант! Умывайся! У нас гости. Так инструкция поведения: лапы на стол не класть, блох не вычесывать, откуда они у тебя берутся - никак не могу вывести!
Кант неопределенно кинул взгляд на окно и продолжал в меня вслушиваться.
- Да, всё понятно, твои встречи с коллегами! Личной гигиеной прилюдно не заниматься. Не перебивай меня, я уже знаю, что ты порываешься сказать: "Мур-ра"! Если порвешь ей дорогие колготы, останешься без ужина! Веди себя, как мужик! На колени к ней без согласия не прыгать! Какие у нее круглые розовые коленки! Я бы их... я бы...
Котяра заурчал и прижмурил яркие янтарные глаза, я назидательно добавил:
- Впрочем, зачем я тебя развращаю?
Вика не понравилась Канту сразу, он на нее неприлично шипел и замахнулся лапой, не дав себя погладить. Когда была сделана вторая попытка, он, глядя прямо ей в глаза, сказал: "турра". Я стал кашлять, чтоб заглушить его хамство.
- Ой! - восхитилась она. - Он говорит со мной?
Боясь, что Кант выскажется снова и более отчетливо, я поднял за спиной Вики подушку и выразительно глядел в его усатую наглую морду. Подушка была аргументом, доводом и средством воспитания. Он наполовину припрятал наглость, уставив выпуклость янтаря на меня, но выпустил когти - знак несогласия.
Мы пили шампанское, смеялись, слушали легкую музыку.
Пламя свечей подмигивало и обещало необыкновенное. Чтобы быть поближе к телу Вики, я пригласил ее на танго. Кант издал истерический вопль и стал неистово вычесывать блох, клацал зубами, бегал по подоконнику и делал вид, что они от него разбегаются в разные стороны, а он их догоняет и казнит.
Вика поежилась в моих объятиях.
- Они его так кусают, что он кричит? Фу!
- Только вчера блох вывел!
- Вррун! Турра! - услышали мы отчетливо.
Вика испугалась и прижалась ко мне.
- Он тебя назвал вруном?
Пуговицы на штанах моего терпения лопнули, как говорил Гейне, я без всякого намека на уважение сгреб котяру в охапку под радостные аплодисменты Вики. Именно по ним я догадался, что она поняла второе слово. Кант стал орать и вырываться, в стенку бухали чем-то тяжелым и зычно кричали:
- Не кастрируй кота! Позвоним в полицию!
Почуяв поддержку, Кант ухватился за штору и посматривал на новую люстру.
- Даже не думай! - противным голосом педанта пророкотал я, а Вика развеселилась еще больше.
Только под нажимом насилия удалось его когти выпутать из ткани, но когда я проносил его мимо стола, он увернулся, изогнулся и подцепил скатерть в синих пузырьках с праздничного стола. Если бы Вика не попридержала ее, весь наш ужин оказался бы на старом плешивом ковре, который я вчера старательно замазывал акварельными красками, изображая абстрактные глубины подсознания. При свечах очень даже неплохо смотрелось: разгар весны на Марсе в голове марсианина- шизофреника. Я хотел вынести скорее хулигана за дверь и неосмотрительно близко поднес к вешалке. Кант мертвой хваткой вцепился в пальто Вики, правильно понимая, что это его последняя зацепка остаться здесь. Но мы вместе с пальто его вынесли в коридор и отряхнули.
- Брут! Брут! - орал он мне в лицо и шипел.
- Сам предатель! - крикнул я ему в сердцах. - Ты первый нарушил инструкцию!
- Может, его проверить у кошачьего психиатра?
- Такие есть только за рубежом! Не вести же этого психа в Лондон или Берлин!
Вика спала на моем плече, доверчиво так посапывала, а я, как трехглавый Цербер, сторожил покой ее сна. Я не мог уснуть от счастья, такого качественного и ощутимого! Оно трепетало во всех моих капиллярах и толкалось в аорту – оно жаждало воплотиться в поступки. Я чувствовал его цельность и плотность, мое самолюбие ликовало. Это я возвел этот Эдем, в котором живу. Сам ... И тут же вспомнил сцену выдворения Канта из Эдема. Стал выпендриваться - и был изгнан! Но только ли в нем причина? Засуетился в мозгу, забегал живчик совести. Я поднялся, осторожно подложив Вике подушку. Полтора года жили и не дрались, а вчера - вот гнусность какая! Брут! Это меня так назвать? Правильно назвал, ревновал. Меня от кончиков пят до макушки охватило раскаяние. Дверь кто-то царапнул.
- Заходи, Кант!
Серебристый котяра сидел в позе сфинкса и не шелохнулся. Янтарная выпуклость печально изучала черты моего лица. У него был отрешенный от мира вид человека, который обанкротился.
- Прости меня за вчерашнее! Заходи! Только тихо, сегодня выходной, ты не забыл?
Кант нехотя зашел и прыгнул на подоконник. Он даже не поднял хвост - жест приветствия. А я юркнул под одеяло и уснул сном праведника, предвоскресным сном. Проснулся от какой-то возни: Кант таскал сумочку Вики по плешивому ковру и все содержимое рассыпалось.
- Вот хвостатое чудовище! Брысь!
Я стал собирать высыпавшиеся из блокнота фото. Вот какой-то атлет держит Вику на руках. Теперь они целуются. Тупым ржавым копьем толкнуло под сердце. Счастливая Вика с каким-то гамадрилом с косичкой. Не фига себе, а здесь более все откровенно, стоп! Цепляюсь за ускользающую цепочку сознанием утопающего: все, что было до меня - не было! Но глянув на дату, сжался от тупой боли: ржа копья еще глубже вонзилось под сердце. Кант вздохнул и отвернулся: он не мог видеть опрокинутым своего героя! Я раскрыл блокнот, чтобы вложить в него фотки и прочел: понедельник - трен. Сауна; вторник - Игорек;
Среда - Денис(зачеркнуто) Родион! Четверг - А. П. Р.;
Пятница - Денис, суббота - Родион! Воскресенье - А.П.Р.
(днем) + Иго-гоша.
Восклицательный знак был слабым утешением напротив меня. Качественность счастья рухнула, придавив меня обломками, осталась клеевидная и красочная пошлость, липнущая к мозгам. Вот так всегда: пара-пара-парабола то вверх скольжу, то вниз! И еще. В жизни всегда есть место подлости и предательству. В любую эпоху, в любую эру. Кант обнял меня передними лапами за ногу и бодался головой, исподтишка заглядывая в зрачок души, как бы говоря: с кошками гораздо все проще, но бывают и среди них истерички. Знаешь что: мужики должны быть готовы ко всему.
- Кант рассыпал твои фотки.
- Видел?
- Видел... - во мне боролись целые армии, сонмища миров!
- Лучше бы тебе не видеть! - беспечно произнесла она.
- Нет, видеть и знать всегда лучше, чем не видеть и не знать!
- Сократ! Мыслитель хренов!
- Моя фамилия Волин!
- Так вот, Волин, слушай истину жизни! Платье покупают - меряют, а тут замуж надо выйти на всю жизнь, это, между прочим, не платье! Должна же я примерить все варианты! - Вика плаксиво скривилась, и складки у рта углубились, придали ее лицу жесткость, а едкая улыбка была похожа на оскал самки шимпанзе, у которой отобрали любимое лакомство.
- Я красива, это мой выигрышный билет!
Ты красива в определенные моменты жизни, когда смотришься в зеркало, когда довольна и весела, посмотрела бы ты на себя моими глазами сейчас!
- Я не хочу рисковать, я имею право делать свой выбор!
И если уж на то пошло (да пошло оно все, пошло!), то лучше есть шоколадный торт всем вместе, - непричесанная голова горделиво вскинулась, - чем жевать дерьмо в одиночку!
- Уходи!
Пошлость пытается взобраться на костыли хлипкой принципиальности любой ценой. Попадется хорошая жена - станешь счастливцем, попадется Ксантиппа - станешь Сократом.... Я чувствовал себя вываленным в грязи и выброшенным на помойку. Было бы честнее, если б не звучало с ее стороны заветных и трепетных слов, скрепленных поцелуями. Ах, если бы их не было - не было бы такой боли!
- Ну, вот и всё, Кант, сдаём сегодня ключи и выезжаем в мой родной город. Диплом, билет, деньги - всё на месте! Кофейнём на дорожку? Ты чего кругами вокруг меня ходишь? Прощайся с деревом и комнатой, шерстяной валенок!
Кант понимал шутки самые экзотические и не обижался.
В дверь постучали робко, словно раздумывая уйти или ещё раз сделать попытку? Мы распахнули дверь. На пороге стояла девушка из моего сна: глазастая, легкая и почти прозрачная. Я поспешил пригласить, боясь, что видение растворится в реалиях, а Кант с торжеством выкрикнул: "урра, урра".
- Я по объявлению, - сказала она и осветила комнату улыбкой. - Вы продаёте гениального кота, к тому же говорящего и скромного?
Мы с Кантом переглянулись, а я поинтересовался, с какой она планеты.
- Я биолог, учусь в этом институте! Может, объявление
устарело?
Я застыл от гармоничного сочетания красоты, харизмы и чувства собственного достоинства в одном существе. Окаменел просто, но котяра энергично бодал меня под колено. - Так вы продаёте гениального кота?
Добавить комментарий