Когда меня послали в командировку на конференцию в Милан, я первым делом взглянул на карту в поисках чего-нибудь более «экзотического» поблизости. Конечно, Италия всегда праздник и не вся изъезжена, да и соседи - Франция, Швейцария и Австрия тоже заслуженные туристские лошадки, но тянуло к чему-то эдакому. И прямо на восток – на тебе – белое пятно на карте, которое не только не включают в маршруты туров, но мало того, все путают со Словакией.
Словения первая откололась от Югославии ценой всего лишь 10-дневной войны, была оставлена в покое как безнадежная и не стоящая свеч и добилась чести стать единственной восточно-европейской страной, откуда в Америку можно въехать без визы (так было в 2000м году, с тех пор еще несколько членов ЕС из этого региона получили такой доступ).
Однако попасть в Словению из Италии было нелегко. Как любитель свободы передвижения я предпочитаю машину, но на картах команий автопроката вся громадная территория от Албании до Эстонии и от Словении до Сибири была выкрашена в противный серый цвет с надписью “Verboten”, то есть, нечего туда соваться. По счастью, в стойлах компании Europcar оказалось ровно две машины с разрешением въезда на дикие земли, разумеется, за сильную надбавку к цене. Одну из них мы и оседлали и, проехав через Триест (после тура по всей северной Италии), направились на юг, к словенской границе.
Итальянские пограничники нашими персонами заинтересовались слабо. А вот наш мерседесик А размером с фольксваген-битл, привлек их пристальное внимание. Они дотошно изучили писульку, выданную нам в миланском офисе Europcar, позволяющую въезд в Словению и Хорватию и, успокоенные соответствием описания реальнoму объектy, а также нашими синими американскими паспортaми, махнули рукой, разрешая выезд. Въезд был еще проще. Cловенцы промахнули нас не глядя: им на угнанные машины наплевать. Итак, мы опять за бывшим железным занавесом, впервые за 20 лет, прошедших с переезда в противоположном направлении.
В Пиран на берегу Адриатического моря въехать оказалось сложнее. Стражники у городских ворот остановили нас и объявили, что в Пиране кончились места для парковки. Преодолеть эту средневеково-социалистическую заставу нам помогла интернетная броня комнаты в гостинице, где парковка включалась. Охрана обращалась к нам по-итальянски, и, как выяснилось, не только из-за номера машины. Сам город был тоже вполне итальянский. На полированного мрамора овале главной площади, Тартиньева Трга, стоял на пьедестале местный парень, добившийся славы, - Джузеппе Тартини. Родной дом авторa Дьявольских трелей и истязателя многих поколений скрипачей-виртуозов находился тут же на площади.
Мемориальная доска на доме была поставлена на средства организации под названием Скупност Италианов Пирана (Skupnost Italianov Pirana). Тартини однако не только мучил, но и учил, например первого профессионального музыканта Российской империи Ивана Хандошкина. (Тартини был также и моим музыкальным предком по линии учитель – ученик в игре на скрипке - в девятом поколении.)
Соседний дом, согласно легенде, и вовсе был построен одним венецианским олигархом 15-го века для молодой местной особы и, чтобы заткнуть глотку сплетникам, украшен барельефом льва с надписью «Lasa pur dir», то есть «Не точите лясы» (а буквально «Пусть говорят»). До Венеции, и правда, было рукой подать - два часа на скоростном пароме, но названия улиц и площадей, такие как Prvomajski trg или Židovski trg, показывали, что власть давно с тех пор поменялась, и не один раз. Даже церковь на горке с минатюрной копией венецианской кампаниле Сан-Марко называлась Sveti Juri, а не San Giorgio.
Тем не менее, старушка при входе заговорила с нами по-немецки, может, помнила еще Австрийскую империю. По-словенски все же местные жители говорили все, что порадовало бы любителей приключений гайдаевского Ивана Васильевича и режиссера Якина. Такие слова, как зело и лепо, слышны в словенском направо и налево. К тому же «слабо» означает «плохо», следовательно «не слабо» будет понято правильно. Но зато надо внимательно относиться к подсчету людей, от имени которых говоришь - если двое, изволь употребить двойственное число, как автор «не лепо ли ны бяшет братие…». А плакат в окне парикмахерской с лицом красавицы и надписью «Кожа кот рожа» (Koža kot roža) оказался рекламой косметики и означал «Кожа как роза».
Словения размером всего лишь с Массачусеттс, поэтому от Пирана до столицы Любляны в центре страны можно доехать за час с небольшим. При этом из Венецианской республики попадаешь в Австрийскую империю.
Первым большим выходом в свет для Любляны, тогда еще под девичьей фамилией Лайбах, был один из конгрессов Священного Союза в 1821 году, куда разношерстные короли, императоры и их подручные по угнетению Свободной Европы поделиться приехали опытом. Главная площадь Любляны с тех пор так и называется Конгресни трг (Kongresni trg). В тот год в Любляне уже расцветал словенский Пушкин - Франце Прешерен (France Prešeren), который хотя лицеев и не кончал, но был ровесником Александра Сергеича и тоже изобрел литературный язык для своих соплеменников, таким образом заслужив рукотворный памятник на соседней самой красивой в Любляне площади Prešernov trg. Есть и более прямая связь Любляны 1821 года с Пушкиным.
Граф Каподистрия, главный дипломатический подручный императора Александра, писал из Лайбаха в Кишинев генералу Инзову, справляясь о том, что поделывает там его бывший подчиненный. Это он, Каподистрия настоял на замене Сибири Бессарабией, заметив в докладной записке, что «Пушкин, будучи удален на время из С.-Петербурга, может стать отличным слугою правительства или по крайней мере литератором первого ранга». И как в воду глядел! Сам граф Иван Антонович, хотя и носил фамилию по городу Каподистрия (теперь Копер) по соседству с Пираном, был греческо-подданным с Ионических островов и закончил свою жизнь от пули убийцы в чине первого президента Греческой республики.
Нас, однако интересовала более поздняя история, и не столько другая люблянская встреча на высшем уровне, где наш Джордж W. заглянул прямо в душу майору Путину и нашел что это хорошо, сколько взгляд изнутри на переходную цивилизацию осколка Социалистической Федеративной Республики Югославии. Два человека, казалось, могли бы нам помочь.
Один - председатель организации Slovensko društvo INFORMATIKA, интернет-сайт которой предлагал посетителям толстый документ под названием Modra Knjiga. По проверке сие название означало «синяя книга». Содержание и стиль опуса были до боли знакомы. Он состоял из призывов превратить всю Словению в общество информатики, только в отличие от «мудрых решений» соответствующих органов, ссылался на то, как это делается в Америке, разумеется, на чистейшем языке режиссера Якина.
Другой контакт был получен через наших немецких знакомых и восходил к их годам учебы в Гарварде на отделении истории искусств. Среди их однокашников была и прямая наследница бывших владетелей Любляны, а ныне свободная художница по фамилии фон Габсбург (Габриела, дочь Отто). Другой их соученик, Андрей Смрекар, стал с тех пор директором Народной Галереи Словении, то есть главного национального музея. К нему мы и направились.
Директор принял нас в своем кабинете. Он не разглагольствовал о том, как это делается в Америке, с которой конечно был хорошо знаком, но к нашим восторгам от Словении отнесся довольно пессимистично. Похоже, что даже высокая позиция хранителя национальных сокровищ, где ему приходилось общаться с верховным начальством республики, была ему слегка во бремя.
Похоже, что менталитет «Модрой» книги был ему знаком и въелся в печенки. К тому же страна то маленькая - всего 2 миллиона душ, так что податься особенно некуда. Как вежливый хозяин, он устроил нам обход своих владений, от средневековых деревянных святых по немецкому образцу до модернистов Югендштиля и Art Nouveau с налетом пробуждающегося словенского национализма. Полотно лидера последней школы Ивана Грохара «Сеятель» (свободного, доброго, и т. д.) пришлось бы к месту на выставке передвижников, если бы не сильный дух импрессио-экспрессионизма.
В соседнем зале для временных выставок при входе висел большой плакат с надписью Žiga Herberstein Odkritelj Rusije, а рядом по-русски Сигизмунд Герберштейн Первооткрыватель России. Оказывается, предшественник маркиза Де Кюстина был отправлен послом к папаше Ивана Васильевича не случайно: вольный барон провел детство на подопечной территории, где его отец был местной феодальной шишкой, и посещал одну из редких школ с усиленным изучением словенского языка.
Учеба пошла впрок, к тому же в те времена «зело» и «лепо» употребляли все славяне и блестящая дипломатическая карьера с командировками в Московию не заставила себя ждать. Как и Де Кюстин, Жига в своей книге отнюдь не все увиденное одобрял, в частности не нравилось ему холопство сверху до низу, но на плакате он изображен в роскошном кафтане до пола с великокняжеского плеча и в шапке с собольей оторочкой как у бубнового валета. Искусный был дипломат. (Я написал отдельное эссе о биографии Герберштейна и его книге Rerum Moscoviti – Записки о Московии.)
Угощал нас ланчем директор почему-то в сербском ресторане, который больше всего напоминал немецкий пивной сад (Biergarten). Распрощавшись с нашим элитным гидом, мы прогулялись вдоль речки Любляницы, застроенной элегантными колоннадами местного Кваренги, Йоже Плечника, жившего, однако на сто лет позже, и рванули на озеро Блед. (Тут мне пригодилось знание словенского языка, поскольку хозяйка комнаты на берегу озера, где мы остановились, не говорила по-английски.) Это название запомнилось с детства, как место знаменитых шахматных турниров. Особенно отличался там в молодые годы Таль.
Еще раньше блеснул на Бледском турнире доктор Видмар, единственный любитель, серьезно соперничавший с Капабланкой и Алехиным, и по совместительству ректор Люблянского университета. И сейчас на мемориальных турнирах имени Видмара часто выступает первая доска Словенской шахматной федерации - Александр Белявский.
У гроссмейстеров губа всегда была не дура. Это подтвердил нам плетнар, лодочник плоскодонной гондолы, перевозившей нас через озеро. По левой руке на высоком берегу он указал нам на виллу еще одного знаменитого курортника - Иосипа Броз Тито. В бухте под виллой цвели кувшинки, посаженные по приказу маршала, плавали белые лебеди, тоже, несомненно, по его велению, пережившему самого вождя.
По мнению плетнара Тито по-крайней мере держал порядок. Из новых ему сильно не нравился Милошевич и нравился Клинтон, устроивший для Слобо показательную порку. Местные власти особого упоминания не заслуживали.
В центре маленького озера, окруженного Юлианскими Альпами, возвышался игрушечный остров с колокольней. У каждой туристской приманки должна быть легенда, в особенности у озера, будь оно Блед или Иссык-куль. В бледской легенде была безутешная вдова, потонувшие колокола и исполнение желаний, если позвонить в чудесный колокол на острове. На другом, еще более высоком берегу стоял Бледский замок - Blejski grad. При входе в 1000-летнюю крепость была изображена собачка на поводке с надписью: «Pse na vrvico» [псе на врвцо]. Виды сверху были понятное дело еще головокружительней, чем снизу. Но нам пора было на перевал и обратно в Италию.
Три заснеженных пика горы Триглав изображены на флаге Словении. Там, по легенде, обитает Златорог - близкий родственник Бажовского козла. Но, видимо, более современная легенда вытесняет старую. При входе в музей города Кобарида в долине реки Соча нас встретила обширная белая борода «папы Хема». Это не случайно, ведь Соча - это Исондзо, Кобарид - Капоретто, а весь музей посвящен злосчастной для итальянцев битве из романа «Прощай, оружие!». Причину злосчастья легко понять, взглянув на долину Сочи: оттеснять немцев к верховьям реки было все равно, что заметать мусор вверх по стенке.
Повыше на склоне стоит грандиозный монумент и мавзолей с костями 7000 погибших в битве итальянцев. Построенный при Муссолини, этот типичный образец тоталитарного искусства смотрится на фоне гор весьма внушительно, но странным образом напоминает детали проекта мемориала Второй Мировой войны в Вашингтоне, что не преминули отметить ранние критики проекта. (К нашему облегчению, законченый проект ни в коей мере не напоминал тоталитарное искусство.) Вторая Мировая война тоже оставила свой след в округе, и секция музея посвящена югославским партизанам.
Проще всех пришлось в этих краях, похоже, завоевателю из 19-го столетия, именем которого назван мост через речку - Наполеонов. Местные жители с восторгом приветстовали созданные им Иллирийские Провинции и радовались своей, хотя и быстротечной, независимости.
Комментарии
Еще о словенских великих людях
О Герберштейне и моей скрипичной родословной, восходящей к Тартини, я написал на страницах моего сайта:
https://yefimsomin.com/other-writings/historico-cultural-heroes/herberst...
https://yefimsomin.com/music/tartini-and-i/
Добавить комментарий