Долина
Журавли, улетая в Израиль,
оставляют нам перья в небе.
Там - в долине Хула* -
пятнадцать тысяч лет тому назад
кефаль я тебе поймал
на костяной крючок.
Там мы ждали наших журавлей -
твоё ожидание бессмертно.
Даже если сирена и взрывы мешают спать,
даже если крики возбуждённых мусульман мешают любоваться закатом,
мы дождёмся своих журавлей.
Возьми в руку перо,
что упало с неба,
сожми ладонь и закрой глаза,
и ты увидишь долину Хула
и нашу кефаль.
Пусть ужин у очага будет прекрасен.
Любуйся закатом,
о моя Ева.
*Долина Ху́ла (ивр. עמק החולה — э́мек ха-Ху́ла) — долина на севере Израиля, является местом миграции птиц в том числе журавлей.
Русалка Кирьят-Ям
Это случилось двадцать столетий назад -
прекрасный юноша ушёл сражаться за веру предков
под предводительством священника Маттафии.
Он поклялся невесте, что вернется -
так ушел на войну прекрасный юноша.
«Мой солдат вернется», - всё время шептала девушка,
пока не состарилась.
И вот она вошла в морскую пену.
С тех пор люди видели, как русалка сидит в дюнах
и смотрит на побережье.
«Мой солдат вернется», - всё время шептала русалка.
Царь всех духов сжалился над одиноким существом,
он сделал её русалкой, навсегда молодой.
И вот в один солнечный день, спустя двадцать столетий,
солдаты стали приезжать в это место.
Они победили пески и построили городок,
который назвали Город у моря.
Русалка смотрела на них и радовалась:
«Где-то среди них наверняка мой любимый,
как хорошо, что он жив!»
Жертвы
Потомки Лота величают царя Меша -
он захватил Атарот,
во имя Аштар Кемош принёс он жертвы:
семь тысяч мужчин, юношей, женщин, девочек и рабынь.
Бет-Бааль-Меон отстроил он в честь Баала!
Ликует Моав, потомки Лота
машут пальмовыми ветвями перед царским дворцом.
Несут большие каменные плиты и сооружают алтари Баалу:
«Мы взойдём на Бамот,
мы поднимемся на высоту,
славься, царь Меша!»
Но Аштар и Баалу не нужны человеческие жертвы,
и ты не праведник, а убийца!
Пульса де-нура тебе*,
да не будет твоя луна полной.
У дискотеки Дольфи лежат мёртвые люди,
совсем ещё юные израильтяне.
Но Аллаху не нужны человеческие жертвы,
взорвавший бомбу не праведник, а убийца,
пульса де-нура ему,
да не будет его луна полной.
Грядёт эпоха третьего храма,
а чёрный камень будет забыт.
* Пульса де-нура – проклятие
Гахлилит
В хижине круглой формы
охотника на газелей очаг не горит:
светлячок освещает пространство.
Душица, шалфей и омела,
что собрал я сегодня по возвращении в жилище,
привлекли незваного гостя.
И я смотрел, любовался,
словно тогда - в жаркий полдень,
когда отдыхали газели,
любовался тобой, Гахлилит.
Да не спугнет тебя пламя.
Маленькая женщина, ты
осветила мне жизнь.
Да не спугнёт тебя пламя!
Пусть нас ненавидит весь мир.
Я не хочу возвращаться
в пылающий месяц хешван.
И когда умолкают цикады,
я, с Галилем в руках, вспоминаю тебя
в песках неолита.
* Гахлилит גַּחְלִילִית – светлячок
Галиль – израильский автомат
Перейти Кедрон
Помнишь, как пела Офра Хаза:
«Чтобы спастись — шепчи Кадиш».
Арамейские слова сильны!
Да возвысится и освятится его великое имя,
которое произносят евреи и мусульмане
одинаково.
В Гефсиманском саду оливы, что помнят молитву
молодого человека.
Он шептал великое имя,
то же самое имя,
но не смог перейти Кедрон.
В этом мире ценится порох,
в этом мире убивают слабых,
уничтожают поэтов из зависти к их таланту,
внутривидовое хищничество, каннибализм и ксенофобия -
всё как у насекомых.
Мой любимый сверчок, ты всего боишься.
Я бы спас тебя,
но и я не могу
перейти Кедрон.
Иаков и Рахиль
«Я жду тебя у колодца,
не прячь свои статуэтки,
оставь себе терафимов,
я жду тебя, как всегда.
Мне не нужны служанки,
сестра твоя плодовитая,
только лишь ты, Рахиль моя», -
шепчет отец Иаков
у каменного маццебета,
губы его пересохли.
Я жду тебя у колодца, где встретились мы с тобой.
Ветер песок гоняет, словно шепчут барханы:
«Я жду тебя у колодца».
Журавли пролетают в небе, не их ли прощальные крики слышу я снова?
А может, Рахиль то плачет о детях?
Начертай своё имя на камне
при дороге
у Вифлиема,
путник.
* терафимы — статуэтки, идолы
Цадик
С Голанских высот, с Голанских высот
смотрит капрал в полевой бинокль.
Плещется рыба святого Петра в Галилейском море.
Искры солнца на поверхности так и пляшут,
но кто там рыбачит,
уж ни Андрей ли с Петром?
Мы шли из Египта в Месопотамию – я помню это.
Наш караван устал – как это забыть?
И тогда мы увидели Колесо духов и молодого галилеянина, сидящего подле него,
не касаясь камней.
Он нам сказал, что идёт к Иордану на Твилу.
Мы прикоснулись к камням и попросили духов о счастье.
Никто тогда не хотел, чтоб он умер,
а звали его Эммануил.
Мацот, и финики, и оливы, и вино достали мы,
захотев принести в этом месте дары древним богам,
но он запретил.
И наш караван дошёл, и только спустя четыре года узнали мы,
что цадик тот был казнён.
С Голанских высот, с Голанских высот
смотрит капрал в полевой бинокль.
Его вера крепка,
как западный камень под стеной плача.
* Твила (ивр. טבילה) в иудаизме — ритуальное очищение посредством омовения.
Цади́к (ивр. )צַדִיק — праведник
Филистимлянка
На побережье Западного моря
Молодая филистимлянка взывала к Дагону:
«Укрепи дух мой против того,
чей народ хочет разрушить твой алтарь и твоих идолов,
и алтари других богов попрать.
И хоть я его люблю, дай мне силы его предать», -
Так взывала к Дагону Далила.
Тёмное и светлое пиво
и лепёшки положила она на берег Западного моря –
то были дары Дагону.
Тёплый ветер развивал её локоны,
шелест волн успокаивал душу красавицы.
И, укрепившись духом, решила предать возлюбленного
филистимлянка из долины Сорек,
чья любовь сладка, как виноград.
После недолгого пути оказалась она дома -
завтра приедет Самсон.
И вот он приехал и возлегли.
«Помнишь ли нашу пещеру, любимый,
Где мы любовались прозрачными камнями?
Помнишь ли ту красоту – пещеру в нашей долине?»
«Нет ничего прекраснее тебя, о моя возлюбленная!» -
ответил Самсон и выпил пиво, в котором был мак.
Кому воссылается песнь эта?
Тому, кто был в заточении в Газе.
Кому воссылается песнь эта?
Тому, кто был предан.
На побережье Западного моря
уже никто не взывает к Дагону.
Рахель
Этот мир состоит из антисемитов,
этот мир состоит из еврейских погромов,
из звёзд Давида на стенах
и надписей «евреям вход воспрещён».
А здесь – на мосту через Иордан - всегда солнечно.
Мы стояли на мосту дочерей Иакова -
я и поэтесса Рахель.
Глядя на меня глубокими глазами, она произнесла:
«Наверное, я была дочерью Иакова и оплакивала здесь своего брата,
мои слёзы превратились в базальт -
мы с отцом топили своё горе в Иордане,
и вода стала мутной».
Так мы стояли вдвоём.
«Тогда мы не встретились, потому что я жил миллион лет назад
в этом же месте.
Печёный тростник и обжаренные жёлуди были моей пищей,
а мою жену звали Ева -
она не была поэтессой, зато прекрасно готовила на костре».
Рахель фыркнула и пошла в сторону Голанских высот.
Я проснулся от зноя, сжимая в руке банкноту в двадцать шекелей,
с неё на меня глядели глубокие глаза поэтессы Рахель.
После жары и холода всегда наступает успокоение,
поэзия изменит мир к лучшему.
Поэзия и любовь.
Мать небесного человека
Горчичное зерно в перстне
Ирины Сандлеровой -
детский смех в
Базилике Благовещения.
Богородица славянка,
богородица китаянка,
чернокожая богородица
смотрят с любовью,
словно мем, алеф, шин,
словно мать небесного человека,
словно пальма в пустыне -
из волокон ствола сплетут веревку,
листьями укроются от зноя,
плоды употребят в пищу.
Будь благословен, народ Израиля.
Ты выросла из финика, лежащего в кармане Авшалома,
что дала ему в дорогу Сара.
Любовь и жизнь сильнее смерти!
Горчичное зерно в перстне Ирины Сандлеровой,
будь благословен, народ Израиля
и ты, Ева.
Добавить комментарий