Каких только талантов не бывает на свете! Те, что на слуху, мы связываем с актерами, врачами, учеными, педагогами, литераторами, музыкантами, живописцами, журналистами, юристами, программистами, дизайнерами, финансовыми аналитиками, спортсменами, психологами. Но есть еще портные, кондитеры, часовщики, пекари, слесари-сантехники, экскурсоводы. В общем, список этот пространнее самого длинного товарного поезда. В нем есть место даже для заклинателей змей.
И все же талант моего друга Севы стоит особняком. Он дамский угодник.
Севе повезло родиться в семье знаменитого академика. Внешне он был копией отца с поправкой на возраст. Высокий и стройный он ассоциировался у меня с фужером, наполненным игристым вином.
Интеллигентность и воспитанность были привиты ему обычаями семьи. Одевался он безупречно, улавливая подобно флюгеру модные ветра.
Он боготворил женскую часть человечества не меньше, чем поэт поклоняется своей музе. Как-то он поделился со мной пережитым во сне. "Только представь, -сказал он мне с нервным тиком. - Прошлой ночью мне приснилось, что все женщины на Земле внезапно исчезли. Вот так взяли и испарились куда-то! Я стоял на берегу океана, охваченный отчаяньем и тоской. Недолго думая, зашел в воду с решимостью утопиться. Уже захлебывался соленой водой, когда очнулся в постели в испарине, схватившись за горло."
Сева время от времени рассказывал мне о своих похождениях. Мы вместе учились в очной магистратуре "Политеха" по специальности "биотехнология". Один из эпизодов относится ко времени окончания первого года обучения и начала летней сессии.
Сева на экзамены не являлся. Это стало головной болью для его родителей и преподавателей. На связь со мной он не выходил, и я уже начал беспокоиться.
Зато он позвонил с набережной Геленджика бабушке Кларе. Только ей он мог доверить такую деликатную миссию.
Он проникновенно сказал ей:
-Бабуля, только ты понимаешь меня! Жизнь коротка, а чувства, поднимающие над повседневностью, неповторимы и драгоценны. Это случилось со мной! Передай маме и папе, что со мной все в порядке. Люблю тебя.
Надо сказать, бабушка Севы была удивительной женщиной. В ее табели о рангах сердечное увлечение внука стояло куда выше каких-то экзаменов. Этим она как-бы уравновешивала опеку со стороны матери с ее традиционным "всему свое время". В картине мира матери как раз было время получать достойное образование. А прочее пусть подождет.
Сева, однако, ждать не желал. Ему хватило пары дней на ухаживания, чтоб самолет унес его со спутницей, не догулявшей свой отпуск, на южный курорт.
В прошлой городской жизни Евдокия была разведенной крановщицей, приехавшей в Москву из провинции. Ей нравилась ее профессия, нравилась высота. Из кабины крана жизнь внизу казалась не такой неприглядной, а к концу смены ее уже тянуло к людям.
Но тут, у моря, сидя на песке у самой воды в обществе кавалера лет на пятнадцать моложе ее, она чувствовала себя почти богиней. Когда соленые брызги долетали до ее лица, она забавно морщила нос и облизывала губы.
-Ты моя Венера Каллипига! - ласково говорил ей Сева, привлекая к себе и целуя в губы.
Не подумайте, что предметом внимания Севы могли стать лишь девушка или женщина в пору бабьего лета. Его вниманию были покорны все женские возрасты. Но тогда он настраивал свою внутреннюю гитару на тон ниже, чувственное уступало место филии, как ее понимали древние греки.
Однажды он вместе с отцом оказался на приеме в честь юбилея модного художника и заодно отцова приятеля.
Квартира живописца была очень большая. Когда Сева оглядел длинный широкий стол, уставленный разнообразными явствами в изящной посуде, бутылками с дорогим алкоголем разного сорта и кувшинами с домашним лимонадом, ему невольно вспомнился рассказ Чехова "О бренности".
Уже после многочисленных тостов, в перерыве между закусками и горячим, Сева рассматривал картину, висевшую на стене просторного коридора. Он отступил назад и влево, чтобы немного сменить ракурс и случайно задел локтем проходящую пожилую женщину.
В ответ на его извинения женщина с усмешкой произнесла:
-Такую корпулентную особу, как я, задеть не так-то легко. Мне тоже нравится этот портрет. Лицо интеллектуала и при этом простодушное, как у ребенка. Как ему это удалось?
Они познакомились. Сестру юбиляра звали Ираидой. У нее было круглое миловидное лицо в морщинах. Ее седые волосы явно не соприкасались с краской. Но глаза были с бойким огоньком, молодые. Он с ходу влюбился в эти глаза.
На кухне они немного поговорили о живописи, упирая на малых голландцев. Потом Сева помог Ираиде поднести к столу запеченное филе сибаса в специальных сковородках.
Как-то само собой вышло, что они не расставались в течение всего вечера. Когда объявили танцы и выпадала медленная мелодия, Сева неизменно приглашал Ираиду. Он умело вел в танце, и не совсем обычная пара смотрелась на удивление слаженной.
Ираида тогда совершенно забыла об одышке и боли в коленях. Она разрумянилась, а лицо ее не покидала улыбка.
Вообще, рядом с Севой девушки и женщины часто улыбались. Он был совсем не похож на парней вокруг. Его манера обращения с противоположным полом была так органична, что в ней не проскальзывало и намека на пошлость.
У нас на курсе была дурнушка Людочка. Ну может не совсем дурнушка, иначе вряд ли бы Сева заинтересовался ей. Худая, веснушчатая, с чуть вздернутым маленьким носом, в очках с толстыми стеклами. Но, вот поди ж ты, что-то он в ней разглядел.
Как-то после занятий Сева провожал Людочку по бульвару к зданию общежития. Дело было весной, а весной многие склонны к беспечно-счастливому состоянию духа.
Людочка специально для Севы надела свое лучшее новое платье на бретельках.
Он не мог этого не заметить:
- Как же тебе идет это платье!
С улицы уходить не хотелось, и Сева предложил посидеть на скамейке в тени молодой зелени липы.
Сева так галантно усаживал Людочку на скамью, что оба не заметили, что она была свежеокрашенной. К тому же ни на спинке, ни на сиденье почему-то не оказалось предупредительного листка бумаги.
Новое платье было безнадежно испорчено. Но Людочка все равно была счастлива.
Два года магистратуры прошли мимолетно, как Севины встречи с женщинами. По крайней мере, мне так казалось. Я получил диплом и уехал к себе в Орел, нашел там работу по специальности. Сева окончил аспирантуру, защитил диссертацию.
Мы время от времени перезванивались, но виделись лишь однажды на Севиной свадьбе. Я был у него свидетелем. Его Аля была так хороша собой, что рядом с ней я чувствовал неловкость. Будто на мне была чужая одежда.
Через несколько лет я по рабочей надобности поехал в Москву и, само-собой, известил об этом Севу.
Он вышел встретить меня во двор дома, держа за руки двух своих девочек. Было тепло, но ветрено, и кудряшки на их головах смешно сбивались назад.
Когда мы обнялись, он сказал взволнованно:
-Жена в роддоме, вот-вот родит. У нее двойня! Две девочки.
-Надо же!- сказал я. - Да вы молодцы просто.
Я видел перед собой благодарного судьбе человека. Подумал тогда: дар Севы ведь никуда не делся, только углубился и вобрал новое качество. Эллины увековечили его в слове "сторге"*.
------------
* Сторге́ (др.-греч. στοργή) — одно из четырёх древнегреческих слов (наряду с э́рос, филия, агапе), переводимых на русский как любовь (Википедия, прим. ред.)
Добавить комментарий