Атабиевский Мага и Император собрались на рыбалку. Настоящую, минимум на две утренние зорьки. Меня позвали третьим – часть мероприятия, начинающаяся после ужения или протекающая синхронно с таковым, на двоих не рассчитана. К тому же я – проверенный костровой. Решили поехать на Куру, на водохранилище. Там, по их сведеньям, нас нетерпеливо ожидали саженные сазаны и пудовые толстолобики.
Сам я не рыбак, но на Куре бывал – пару раз мы с Юркой Жуковым ездили туда с супругами. Место, облюбованное Юраем, именовалось «Змеиная горка» и мне крайне не нравилось, ибо полностью соответствовало своему названию. Я всяческих безногих рептилий не люблю и боюсь. С другой стороны, это единственная точка на планете, где за мою удочку зацепилось несколько рыбёшек. Жуковское пренебрежительное «Хе, краснопёрки!» впечатления не испортили. Кому и плотва – золотой марлин. Но, понимая смехотворность своего опыта, я молчал в тряпочку.
Однако, уже на границе Ставрополья выяснилось, что оба моих бывалых спутника очень смутно знакомы с географией клёвых мест водоёма. Камрад Атабиев трижды выступил в роли провокатора, Хас-Император, взявший инициативу в свои руки, вообще указал дорогу, закончившуюся в чистом поле. Бредовая картина: уверенная грунтовка, она идёт-идёт и заканчивается перед стеной бурьяна как обрезанная.
В конце концов пришлось начать размышлять. Поразмыслив, они решили – там, где мне обломился сухой плавник, их ждут косяки непуганой, голодной рыбы. И мы выехали на трассу, ведущую к станице Курской. Про себя я думал, что промахнуться невозможно, в крайнем случае, сделаем круг почёта у танка в райцентре и вернёмся на пару километров.
До этого дело не дошло. Старенькую Магину «Бэху» раскрутило на асфальте у Малакановского. После плавного поворота лесополоса на обочине закончилась, шоссе перед капотом стало неожиданно белым и сверкающим; не поняв, в чём дело, Магомед нажал на тормоз - и машина несколько раз развернулась на дороге, как на льду. Как оказалось при ближайшем рассмотрении, это он и был.
Град, выпавший узкой полосой при ясном, без облачка небе, курился паром; между сухим разогретым асфальтом и краем толстого ледяного пласта лежало не более десятка метров, а за кюветом, чуть поодаль от дороги, одинокий пацан дошкольного возраста лепил снежную бабу. Больше всего он походил на отпрыска Эбенезера Дорсета, правда, одетого не столь помпезно. Обтёрханные и явно коротковатые штаны неопределённого цвета являлись единственным предметом его туалета.
Узнав из первых уст, что «казак не мёрзнет», а «Генчик пошёл за морковкой», мы подумали, что статья «оставление в опасности» нам не грозит, и потихоньку двинулись к цели. Благо, двойная вершина Змеиной горки обнаружилась в полукилометре от рыжего и конопатого поборника казачьих традиций. На место прибыли, рассуждая о необычности столь локального выпадения осадков и ресурсах человеческого тела.
Увлёкшись описанием неприхотливости русских организмов – он знал их возможности по нескольким годам работы в Липецкой области – Магомед съехал к самому урезу воды. Я, выйдя из машины, с сомнением осмотрел спуск и предложил подняться на седловину. Хас колебался, хоть и склонялся в мою сторону. Однако Магу переупрямить трудно. Помимо того, что его фамилия Атабиев, он ещё и старше, он рыжий, усатый, бык, рождённый в год быка, и у него есть подчинённые. Меньше дюжины человек, но и этого достаточно, чтобы уверовать.
Мы так и остались бы на самой кромке, только небо вовремя послало мне сразу несколько знаков. Сначала на пучке травы обнаружился кузнечик, если так можно назвать огромную тварь с обширной талией и атлетической спиной. Я был рядом, бездумно среагировал на «Лови, лови! Наживка!», схватил это животное, и оно, извернувшись, злобно, до крови, укусило перепонку между большим и указательным пальцами. Затем опасное существо, нервно раздвигая плечами растительность, удалилось вверх по склону.
Мага продолжал настаивать на разведении костра «прямо здесь», но в метре от берега, на листьях шамуры, слегка торчащих над водой, сидела группа комаров. Они деловито протирали крылья и хоботы и незаметно поглядывали в нашу сторону. Насекомые отличались завидным ростом и рельефной мускулатурой; я поинтересовался наличием репеллента и, ввиду отсутствия такового, в ультимативной форме потребовал устройства бивуака на седловине – гнус, как известно, не любит ветреные места. Тут – пусть больно, но весьма кстати – о мою голову разбился орех. С птицами у меня вечные проблемы. На той стороне Куры росло несколько деревьев, и ворона, добыв плод, несла его к шоссе, планируя воспользоваться асфальтом. Теряя провиант, пернатое оказалось слишком метким, зато мой упрямый родственник призадумался и согласился поменять точку.
Наверху я быстро развёл костёр и, подвергаясь насмешкам кузенов, старательно сплясал гадскую топотуху, охватив хореографией большую площадку вокруг огня. На сём мой трудовой вклад в предприятие исчерпался. Пока Атабиевы с Кангаурами ставили палатку и запасали дрова, я, плюнув на их трудовые порывы и искреннее возмущение, взялся за стопочку. Дальнейшее было предсказуемо – вялые хозяйственные, а затем и рыболовецкие устремления братьев разбились о солёные огурцы, и они сели со мной, утешая себя перспективой завтрашней утренней зорьки.
Некоторое время всё было хорошо. Завязался обычный разговор о брюхе Императора, пивном алкоголизме Маги и моих дистрофии, трусости, плаксивости, лени, алогичности, инфантилизме, тепличности, близорукости, тугоухости, прожорливости, отвратительном отношении к братьям, неумении разводить костры, громком храпе, полной косорукости, невзрачности, общей недальновидности.
Относительно последнего у меня имелся контраргумент. Я указал им на палатку, которую они старательно конструировали на протяжении часа, сопровождая работы неоднократными ударами опорного столба о свои головы. И напомнил о комарах. Они не вняли.
Потом меня начал беспокоить Император. Этот человек не умеет пьянеть. Когда учредят почётное звание и нагрудный знак «Заслуженная печень республики», он станет первым их кавалером. Однако тут ему подфартило – его развезло. На фоне этого потрясающего факта пламя костра, развернувшееся по-над землёй плоской и, почему-то, фиолетовой ромашкой, выглядело вполне заурядным.
Затем к нам прискакала огромная пупырчатая жаба. Присела у костра и начала немузыкально квакать. Окрики и пинки никак не действовали на неё, и заткнулась она только после того, как маленькая, плюгавая гадюка, выползшая на свет, привлекла её внимание. Спасая змею, Мага отнёс наглую лягушку вниз и выкинул в воду. Вернувшись, Атабиев почему-то поинтересовался наличием железнодорожных станций в ближайшей округе. Поиздевавшись над его краеведческим невежеством, мы плавно перешли ко второй литровой «Русского стандарта».
«Смеркалось» было уже позади, но запад ещё светлел. Тосты вплотную приблизились к стандартному «Быть добру!», и здесь над поверхностью водохранилища и ровной ставропольской степью прокатился тяжёлый басовитый рокот.
– О! Я же говорил – железка. Поезд гудит! – встрепенулся Мага. Хотя согласно моим и Хасовским сведеньям, в Курском районе железнодорожное сообщение отсутствовало, какой-то не в меру монументальный локомотив явно приближался к нам с той стороны Куры.
Вслед за этим мы увидели, как на серое небо от воды поднимается плотная чёрная пелена. Беспросветная и гибкая, она неумолимо надвигалась на нас, словно угольный самум, а мы тупо сидели, пытаясь понять, что же она такое. Первым сообразил Император.
– Комары! – и начал спешно паковаться в спальник. Я, доверяя опыту охотника и рыболова, последовал его примеру, а поперечник-Атабиев метнулся в палатку. «Тебе надо было внизу остаться», – злорадно мелькнуло в голове. Потом настал Армагеддон.
Мешок, с полгода валявшийся в подвале Хасанбия, изнутри активно вонял старым козлом и плесенью. Две-три жмени комаров, прорвавшихся в убежище до того, как я успел закрыть «молнию», дипломатию разводить не собирались. Одежда приобрела какое-то эфемерное качество, меня кусали даже сквозь подошвы кроссовок. Кровососы алкали крови, причём алкали её во всех местах – от приличных до самых щепетильных. Попытки изничтожить врага посредством стратагемы быстрого ёрзанья приводили лишь к редким потерям в рядах супостата и воспламеняли его на месть.
Спальник, к тому же, не только смердел. Он был практически непроницаем для воздуха, и мне приходилось периодически приоткрывать его, чтобы глотнуть кислорода. Каждый раз на фоне смутного неба я видел, как комары, натужно визжа, словно «Мессеры», пачками пикируют в микроскопическую брешь к вожделенному мясу, заметьте – моему мясу!
Набрав критическую массу, насекомые, проникшие внутрь кокона, вознамерились решить вопрос кардинально и начали выкручивать мне руки, желая полностью лишить меня средств обороны. Я понял, что хасовская стратегия гибельна.
Мне помог Мага. Враги практически одолели его, но, собрав последние силы, он вырвался из палатки и ощупью добирался до машины. Услышав его неровные, сбивчивые шаги, тут же заглушённые восторженной вспышкой комариного гула, я проигнорировал накопленные за годы сибаритства бока и, как Гойко Митич, обратным изгибом выпрыгнул из мешка. Комары отвлеклись, это был мой шанс. Может быть, последний, поэтому никаких мыслей о спасении брата не возникло. Единственное, что смутно пришло в голову – строчка из глубокого детства: «Пропадай-погибай, именинница!».
Ночь прошла в режиме гусарских игр. Шарить по густому бурьяну Змеиной горки руками – вертеть барабан револьвера. Но укус гадюки редко бывает смертельным. Потеря же четырёх литров крови – а эта банда, по моим паническим подсчётам, должна была выпивать четыре литра за пару минут – смертельна на сто процентов. В любом случае – передислокация стала счастливым спасением. Я рвал высокую траву, кидал её в костёр и пару минут отдыхал в густом белом дыму. На добычу новой охапки уходило не более десяти секунд, шансы на спасение постепенно росли, что вызывало явное раздражение голодных тварей.
Несколько часов недовольные комары слонялись вокруг огня, громко матерясь и плюя в мою сторону. Мага, вооружившийся чехлом от подголовника, также оказался не по зубам агрессору. В тесном салоне «Бэхи», при резко уменьшившемся притоке подкреплений, кровососы оказались полностью деморализованы и разбиты. Их попытки уволочь вниз по склону Императора ещё раз продемонстрировали мощь человеческого разума – комарам удалось сдвинуть Хаса не более, чем на вершок-другой.
В итоге мы победили. Вампиры, как и положено, рассосались при первых лучах солнца. Продолжения рыбалки, однако, не было. Во-первых, гарантий на вторую викторию не имелось. Главное же – утренние забросы откровенно смешили обитателей водоёма. Они поглощали еду, лёжа прямо на ней. Зарывшись в неё! Мага после нескольких подходов умудрился закинуть крючок с червяком прямо на лоб какому-то карасю. И был в голос обсмеян предполагаемым уловом и пресыщенными компаньонами этого паршивца. Единственным положительным следствием рыбалки стало пиво, купленное в Курской. Продукт был исключительный, ранее ничего подобного нам не попадалось.
Через неделю Юра Жуков, вернувшийся оттуда же, сообщил, что старое доброе средство против мошки – «Тайга» – комаров не пугает и используется ими для поднятия тонуса. После этого Змеиная горка была окончательно предана анафеме и история странного места оборвалась, по крайней мере, для меня и моих братьев.
Однако затем я увидел чёрные торнадо из комаров, вздымавшиеся до самого неба. Из окна вагона, где-то в районе Тихорецкой. Потом эти зверюги чуть не растерзали меня и Андрюху на Сырговке под Пинегой. Понятно – Архангельская область, севера… Но мой товарищ сказал, что раньше такого не бывало. На Урале охотники засняли плоское пламя костра зелёного цвета. Где-то в яркий солнечный день выпал град размером с голубиное яйцо. Резко повысилось качество пива. Мы уже начали тревожиться и подозревать худшее, но не так давно по телевизору рассказали, что на Дальнем Востоке огромный кузнечик до крови укусил ребёнка. Якобы, впервые за время существования такой науки, как энтомология. Я успокоился – Владивосток же! Всё это пространство не может быть аномальным. Россия слишком большая. Щуки здесь испокон веков высиживают яйца, и руководители поворачивают реки. А вкусное пиво… Это же хорошо.
Добавить комментарий