День рождения Василия Васильевича РОЗАНОВА (1856 - 1919). Бердяев о нем, о его сочинениях, написал: "... его талант, самый большой в русской литературе". Ни более ни менее! Да только писатель он не для молодых, а для пожилых, поживших, бывалых людей. Ведь и в смысл первых слов "Нагорной проповеди" - "Блаженны нищие духом" Розанов советовал вникать мужчинам лишь после сорока лет. Женщины же, мол, и не поймут...
Это имя возникало и в моих ранних, сугубо ориентальных стихах. Всё же на Востоке ещё свято деторождение. От которого западное "общество потребления" явно отказалось... Восток живёт!
Но вот некоторые из стихотворений последних лет.
Михаил СИНЕЛЬНИКОВ
РОЗАНОВ
В любой записке, в каждой из заметок
И мудр, и твёрд, и жальче всех калек,
Так обречённо чёток, едко меток,
Так издалёка целит в новый век.
Всегда в писаньях, вот уж не бездельник,
И вечны под прилежною рукой
Грибная лавка в чистый понедельник,
Семьи библейской нега и покой.
Нет, невозможно не почтить порывы
Его борьбы, в которой жизнь прошла,
Его любви завистливо-ревнивой,
Хоть в ней хулою кажется хвала.
Бросая взгляд, и пристальный, и юркий,
На пепелище горестно сидит,
Но собирать на Сиверской окурки
Ещё ему под старость предстоит.
И, ускользнув из всех своих извивов,
Не он ли перед фреской вопросил,
Зачем на ней не нарисован Иов,
И стал молиться из последних сил.
* * *
Заезжим тонким королевичам
Приданым сказочным мила,
Но столь же и смиреньем девичьим,
И так румяна и бела.
Но эта даль с полями, сёлами,
С лесами, где медведь ревёт,
Являлась сарафанным полымем,
Затягивавшим в хоровод.
Во мгле над сонными долинами
Заполыхавши, как волна,
Неодолимым и малиновым,
Малявинским была сильна.
Тягучим зовом, смутным отзывом
И властью бабьего тепла,
И чем-то розановским, розовым,
Испепеляющим дотла.
ЦВЕТАЕВА
Писала, задирая Розанова,
О том, что муж полу-еврей,
И ликовала вся от познанного
Великолепия кровей.
А тот ещё чекистом сделался,
Что не мешало ей ничуть
Железки выбирать из мелоса,
Слова выковывать и гнуть.
Унижена до безобразия,
Настаивала и ждала,
Чтоб мужа приняла Евразия,
Родная гибельная мгла.
И видела, к заветной храмине
Вернувшись скорбной и седой,
Как, выкипая в общем пламени,
Смешались молоко с водой.
РУФЬ
Вот караванная стоянка.
Здесь останавливалась Рут,
Бродяжка, Руфь-моавитянка.
О ней преданья не умрут.
Здесь в пыльную вели дорогу,
Велели опекать свекровь
Любовь к ещё чужому богу
И к дряхлой женщине любовь.
Вот - зыбь извилистой, как змеи,
Священной в будущем реки
И эти нивы Иудеи,
И вдовьей доли колоски.
Но суждено ей, смуглой с виду,
Простой, как сердца чистота,
Прабабкой сделаться Давиду
И стать праматерью Христа.
В лучах нахлынувшего света
Не меркнет повесть давних дней.
Превыше крови верность эта,
Клянусь я матерью моей!
И верил Розанов недаром
В годину голода и смут,
Что Русь, объятая пожаром,
В Твой храм войдёт, как Руфь, как Рут.
О том Зосима и Савватий
В свои молились времена,
И ангельских крылообъятий
Над ней сияет белизна.
РОЗАНОВ В.В.
Ох, русачок невзрачный, рыжий,
Розоволицый, едкий столь!
С годами делается ближе
Твоя не молкнущая боль.
Чтец вечный Ветхого Завета,
Печально споривший с Христом
И ждавший от Него ответа,
И утешения притом.
Ты к ним хотел пойти в науку,
В семействе по субботам есть
Их фаршированную щуку
И отвергал благую весть.
Сулил деторожденье деве,
Сам, как дитя, блаженно-мал,
Скрывался в материнском чреве,
Где хору ангелов внимал.
РОЗАНОВСКОЕ
Закончен день и, уложив детей,
В супружеской постели мать уснула.
Ещё отец – занятья нет святей -
Склонился над ночным трудом сутуло.
Но в поздний час не стало больше сил.
«Продолжу днём!» - он рассудил устало.
Убрал бумаги, лампу погасил.
Тьма хлынула, и тишина настала.
Лишь бабушки, что дремлет и давно,
Витает в ней заботливая дума,
И всё любовью приосенено
В ночной тиши до утреннего шума.
СЕРГИЕВ ПОСАД
Реставрация. Троица.
Большевизм заклеймён.
Вот и сынова строится
Повесть давних времён.
Жизнью свежею брызнется
Из святого ключа,
И почудится ризница,
Золотая парча.
О, алмазы, карбункулы,
Золотые кресты,
Волоокие буркалы,
И над ладаном Ты.
Ни портретов, ни лозунгов –
Супермаркетов ряд,
Лишь Леонтьев и Розанов
Из могил говорят.
