Взял билет. Всё не то. Ни потопа, ни Вавилонской башни.
Подучил языки. Сколотил себе лодку. Покрасил в серый.
В каждом встреченном баре вещал – и смешон, и страшен.
Всякой выпивки брал по паре. И знал, что веры
Этой хватит с избытком, чтоб затемно выйти в море.
Перед тем, что грядёт, ни намёка на шторм, ни ряби.
Если правда уже родилась та волна, что вскоре
Нас накроет, пора выбирать, кто окажется с нами рядом.
***
Я умею смотреть на тебя бесконечно —
Как на древнюю медь и бегущую воду.
Я вдыхаю твой запах, когда больше нечем
Дышать. И уже ненавижу свободу.
Я могу каменеть, останавливать вечность,
Приникая губами к ознобу мурашек.
Я могу обгонять своё время по встречной,
Чтоб увидеть тебя — хоть минутою раньше.
Я не помню других. Я уже не играю
В эти полутона отражённого света.
Я почти научился любить, не сгорая,
Но ещё не умею любить безответно.
Я смотрю на тебя, я цепляюсь по-птичьи
За последнее солнце, согретое взглядом.
Я могу описать твою жизнь постранично —
С того места, где мы появляемся рядом.
Я не знаю ответов — ни старых, ни новых.
Я храню твоё имя в названиях песен.
Я кружу в исступленье гудков телефонных —
По бульварам Тверской, по булыжникам Пресни...
Я умею смотреть на тебя бесконечно —
Как на древнюю медь и бегущую воду.
Я вдыхаю твой запах, когда больше нечем
Дышать...
Александр Щербина – московский автор-исполнитель, радиоведущий, драматург. Член жюри международных фестивалей авторской песни. Ведущий поэтических и сценических мастерских. Автор проекта «Рука в руке», в котором дети поют известные песни – вместе с авторами... В первых числах марта улетел из России в Америку. Известный российский бард Юлий Ким говорит об Александре Щербине как о ярком явлении в песенном мире: «Я не пишу "в бардовском" или "в мире рока", потому что не в силах определить жанр этих песен. Александр Щербина, совершенно современный, городской и, что для меня всегда особенно ценно, с хорошо развитым чувством юмора и слова». Мы предложили Александру несколько вопросов про его нынешнее ощущение от происходящего.
– Как изменилось ваше творчество с началом войны?
Кардинально. Я перестал писать. Надеюсь – временно, до какого-то осмысления. Пока же внутри каждый день – то приливы отчаянья, то жгучее чувство вины, то горло перехватывает от сострадания. А потом всё вместе… Тут не то что слов – воздуха не хватает. При этом я стал больше петь. И это какое-то спасение, вызов. Почти каждая прежняя песня звучит пронзительно, жёстко и так больно, будто написана сегодня. Вот и зал это чувствует. Выступления становятся общим вдохом-выдохом – и для меня, и для тех, кто приходит слушать.
– Вы поэтому участвуете в концертах в поддержку Украины?
Это единственный способ сейчас для меня выразить свою позицию и хоть что-то реально сделать. От моих каких-то антивоенных и антирежимных постов Украине сейчас мало пользы. Все эти высказывания скорее важны для тех моих соотечественников, тех, кто думает так же и разделяет общую боль. Такие сигналы из глубины – мы тоже есть, и мы не одни. На тех, кого ещё не забрали на митингах, и сейчас идёт охота. Высматриваются посты в соцсетях, составляются списки «врагов народа», на дверях квартир малюют оскорбления и угрозы, подписывая их той самой полусвастиковой «Z». Ещё за несколько месяцев до начала этого мракобесия в песне «Птаха» мне уже предчувствовалось что-то подобное:
Я не знаю, что ты пел и что играл,
Что за чёрт занёс тебя не в тот квартал,
Только здесь, где метят двери поутру,
Твои песенки давно не по нутру.
Улетал бы ты подальше от греха,
Здесь таких пернатых рвут на потроха.
Ты прикинь расклад: где ты — и где урла,
Эти сразу бьют с ноги, а не с крыла.
– И много таких «Птах» сейчас в России?
Не знаю. Но таких всегда мало и всегда недостаточно. Сколько бы ни было. Иначе ничего этого бы не произошло.
Интервью взяла Мария Перцова
Добавить комментарий