Есть много мест, где я оставил свой след, наследил. Конечно, не «на пыльных тропинках далёких планет», а прошёлся кое-где по своей планете Земля, в основном, по северным её оконечностям от Мурманска до Чукотки. Один раз даже ступал по заснеженной целине Северного полюса. Но это было потом.
А в тот день я был вольным человеком. Понятия «свободный» и «вольный» - разные. И в то время я был вольным. У меня было много свободного времени. На работу идти не надо – не было работы, по магазинам толкаться тоже не имело смысла – не было денег. Начал действовать запрет на профессию. Я уже был бывшим начальник службы Радиационной Безопасности в «горячих камерах» с высокорадиоактивными изотопами, но ещё не стал кочегаром на буксире в Ленинградском Портофлоте.
И я пошёл к приятелю на киностудию «Ленфильм». Мы с ним познакомились на Диксоне в начале 60-х. Группа «киношников» была на съёмках фильма «Завтрашние заботы» по книге Виктора Конецкого. Диксон - это место, где Енисей впадает в Северный Ледовитый, конкретно – в Карское море. Наш судовой оркестр атомного ледокола «Ленин», охарактеризованный одним из членов экипажа «хорошо ребята играете, громко», веселил местных жителей эстрадными пьесами – солиста у нас не было. По окончании концерта к нам подошёл парень и попросил саккомпанировать рок-н-рол. Аккомпанировали мы плохо, но парень пел замечательно. На английском. Мы познакомились: он - Юрий Дедов, актёр «Ленфильма», школу окончил в Вашингтоне, при посольстве. Договорились встретиться в Питере.
На «Ленфильме» Юрия Дедова я не встретил, но встретившая меня в коридоре дама спросила, числюсь ли я в их картотеке? В каких только картотеках и списках я не числился? Но в картотеке «Ленфильма» меня не было. Мы с дамой быстро исправили эту оплошность, и я был приглашён этой же ночью на киносъёмку в ресторан «Нева» на Невском проспекте. И не в какую-нибудь массовку за три рубля, а на второй план за шесть рублей – танцевать твист.
Рассказывал главный механик нашего ледокола «Ленин» Александр Калинович Следзюк, Герой соцтруда, всегда ходивший в скромном морском кителе. К нему в метро подошла дама и спросила, не хочет ли он сняться в кино. «Что, главный герой заболел?», - вежливо спросил Калиныч. - «Нет, -сказала дама, - в массовке». - «Спасибо. Боюсь, не справлюсь с такой ролью», -ответил главный механик.
Калиныч действительно был скромен и в одежде, и в общении. При посадке в самолёт в Мурманске стюардесса встречала пассажиров «по одёжке»: кому предлагала снять верхнюю одежду при входе, а кого просила занять места – «потом снимете пальто». Снял потом и Калиныч свою шинель курсантских времён, а на груди сверкнула медаль Героя соцтруда. Летевший вместе с Калинычем машинист Генрих Булатов рассказывал, что им первым предложили неограниченное количество «сосательных леденцов» и столько же воды.
В другой раз Калиныч был в командировке вместе с капитаном ледокола Кучиевым. Они сидели в фойе гостиницы и ожидали 12 часов ночи. В советское время была такая мода: постояльцев в гостиницу заселяли только после полуночи. Если повезёт. На все вопросы был стандартный ответ: «Мест нет». В каждой гостинице Советского Союза, рядом с окном администратора, была выставлена табличка «Мест нет». В то время я, не будучи зодчим, предложил построить гостиничный комплекс в виде высотных зданий, образующих два заветных слова «Мест нет».
Можно было ожидать часами в фойе гостиницы, никто из гостиницы не выходил, но как только пробивали Кремлёвские куранты, могли появиться свободные места. Это была такая игра, которая каким-то образом влияла на процент занятости гостиничных номеров и, соответственно, на выполнение соцобязательств работниками гостиницы. И выселяться из номера следовало в указанное гостиничной администрацией время. В итоге оплата одного номера в месяц могла составлять сумму за 40 и более суток. Никто из советских граждан не мог поселиться в гостинице, не имея командировочного удостоверения. Как шутили в то время: «Без бумажки – ты букашка», а потом добавляли: «И с бумажкою – какашка».
В Москве, году в 1963, угораздило меня поселиться в гостинице «Украина», в которой проживали в основном интуристы. Я был командирован в институт атомной энергии. Жил в двухместном номере. Соседом был южный гражданин в кальсонах. Штаны он надел в один из дней, когда я по телефону заговорил на английском. Там был оригинальный вариант оплаты: если ваш сосед в двухместном номере выезжал, то до поселения кого-то второго в ваш номер вы должны были оплачивать второе место. «Тупой» иностранец в книге отзывов поблагодарил администрацию за то, что его не заставили оплачивать все свободные места в гостинице.
Возвращаясь к Калинычу. Он, конечно, имел возможность, как Герой соцтруда, получить номер в гостинице и до боя Кремлёвсчких Курантов, но он этого не делал, чем вызывал полное непонимание и неприятие со стороны капитана Кучиева. А в другой раз я встретил Калиныча у Нарвского универмага, зимой, ночью, когда мы писАлись в очередь на холодильники. Было холодно - и несдюживших через каждые полчаса вычёркивали из списков, и мы жгли костры в железных бочках с дырочками и бегали к «старшему» отметиться в списке, а заодно и «для сугреву». Калиныч мог купить холодильник без очереди, но он считал такой вариант неприемлемым для себя.
Вспоминаю и стоянку в очереди ночью у книжного магазина на Литейном, у того самого «вот парадный подъезд…». (В этом магазине, в букинистическом отделе, когда-то я купил роман П. Боборыкина «Василий Тёркин», изданный в 1900 году). Записывались на Достоевского. Говорили, что будет только 200 комплектов собраний сочинений. Очередь была более тысячи, и народ не расходилсядо до утра, и было почему-то весело. Мне не досталось, и я ходил в библиотеку Скворцова-Степанова на Измайловском, читал и кое-что конспектировал из «Бесов» - в библиотеке был только один экземпляр в читальном зале.
Вернёмся в тот праздничный (праздный?) день. От нечего делать я решил посетить свою альма-матер – мореходку на Косой линии Васильевского острова. Узнал, что идёт экзамен по английскому языку. Мне как курсанту – заочнику, который может пропасть на неопределённое время – то ли в рейс, то ли в межрейсовый отдых, разрешили принять участие в экзамене вместе с курсантами-очниками. Настроение у меня было бодрое, беззаботное. Билет был простой, и я вышел отвечать. После ответов на вопросы в билете, шла беседа на уровне «My name is Vasya». На вопрос «где я работаю?» ответил, что работы у меня нет и что я – тунеядец. Услыхав знакомое английское слово курсанты оживились.
– Чем же вы занимаетесь?» - спросила преподаватель.
- Сегодня ночью иду на съёмки в кино.
- Вы артист?
- Нет. Но очень хочется есть.
- А что вы будете делать на съёмке?
- Танцевать твист.
Преподаватель взялась двумя руками за голову: «У меня никогда не было такого курсанта».
Я понял, что это самый подходящий момент попросить рубль до лучших времён, но моя врождённая скромность подвела меня (как и Калиныча) и я промолчал.
Это было в Питере в 1967 году, и у каждого времени есть свои особенности.
К полуночи я подошёл к ресторану «Нева», где уже шла регистрация массовки и второго плана. Было ещё одна особенность тех времён. При устройстве на работу ставился штамп в паспорт, как и при увольнении. Если гражданин за месяц не устраивался на работу – он переходил в разряд социальных изгоев, в разряд тунеядцев. С такими отбросом общества можно было делать всё, что заблагорассудится. В моём паспорте последним штампом была отметка об увольнении. Меня нельзя было взять даже в массовку. Подоспел помреж Отар Ильич: «Этого запишите, он – второй план». Мне показали место за столом, где уже сидела девушка, с которой я должен был танцевать. Поймав мой восхищённый взгляд, красавица сказала: «Через неделю я выхожу замуж, а утром меня встретит мама».
Часам к двум ночи появились артисты. Им накрыли стол, они ужинали и громко говорили об искусстве. Никого из них я не знал. (Я и сейчас не многих помню и знаю). Столы второго плана тоже были накрыты. Из настоящих лакомств на столе была только подкрашенная вода.
По знаку помрежа оркестр начинал играть танго. Нас, на втором плане, было человек 20-30. Мы выходили в центр зала и начинали танцевать танго. Через несколько тактов танго прерывалось и начинался твист. Партнёрша была хороша, и первые раз пять я танцевал с удовольствием. Ближе к утру прыть моя поуменьшилась.
Нам сказали, что деньги мы сможем получит на киностудии, через неделю, за вычетом подоходного налога 13%.
Я знал пословицу «Аппетит приходит во время еды», но тут меня осенило: «Самый большой аппетит приходит, когда нечего есть».
В начале десятых годов 21-го века в своей книге «Страницы воспоминаний» я с полным знанием дела написал главу «Как правильно падать в голодный обморок».
Был у меня ещё случай оставить неизгладимый след в кино. В окрестностях Пскова, где я был в командировке, снимался фильм о восстании в 1918 году белогвардейцев под командованием Булак-Балаховича. Мне предложили участвовать в съёмках. «Только на стороне белых»,- ответил я. - «Удивительно, но все хотят сниматься только на стороне белых».
Добавить комментарий