Надоба

На буфете у нас в той комнате, которую называем большой (хотя – какая большая в хрущобке), на полочках стоят две деревяшки. На одной Иисус Христос, на другой Матерь Божия с младенцем. Мы с мужем считаем, что Бог внутри, в душе, религия же – от людей. Иконки эти никакого художественного значения не имеют. А вот поди ж ты! Если бы кто-то спросил меня о них, я бы сказала – на память. Но сейчас, вытирая пыль с буфета, задумалась: на память о чём? о ком? 

В советское время на наши курсы повышения квалификации работников культуры Ленинградской области слушатели приезжали на целый месяц. Я готовила для них программу занятий. Придумывала – какое можно дать им творческое задание, приглашала лучших в городе лекторов, рассказывала им о ленинградских театрах, о современной поэзии. И почти в каждой группе появлялась молодая женщина или девушка, которая назначала меня «мамой». И я даже не могу сказать – кто кого находил – они меня? я их?

Несколько лет такой «дочкой» была Наташа. Она приходила ко мне на работу всякий раз, как приезжала в Ленинград. Часто начинала с вопросов – самых разных

 − Что вы думаете о «Плахе» Айтматова?

Рассказала о возникшем конфликте на работе: Скажите – я права?

Наташа, как почти все работники культуры в нашей «стране Советов», была бедна. Всегда в одном и том же свитерке. Однако на совсем не фирменные джинсы нашила колокольчики, что ещё больше подчёркивало убогость, как теперь называют, прикида. Как-то я не выдержала: – Наташа, сними колокольчики. – И это говорите Вы, Елена Александровна! – Я, Наташенька, я. Я полгода смотрела на колокольчики и только потом увидела, какие у тебя красивые глаза. Она не сняла, а я больше об этом не заговаривала.

Как-то принесла мне две деревяшки. На одной – Иисус Христос, на другой Божья матерь с младенцем. 

−Это я сама сделала. Но вы не сомневайтесь. Я освятила их.

И глаза смотрят испытующе. Как я? Как отнесусь? Взяла. Поблагодарила от души. И сразу поставила деревяшки на буфет в нашей столовой. 

Некоторое время Наташа не приезжала. Пришла и сразу:

− Меня подсадили на наркотик.

−Как это – подсадили?

−Я не говорила вам. Это ещё до вас. Я сидела на наркотиках. Но справилась. А сейчас в компании… обманом. Помогите, Елена Александровна! Мне не к кому больше обратиться.

− Понимаешь, я не сталкивалась с такими проблемами. Но я обязательно поищу, кто бы мог нам помочь.

В этот же день я позвонила Черкасову. Он был кандидатом философских наук, преподавал. И очень серьёзно занимался Фрейдом, его последователями. Фрейд тогда был полузапрещённым. Когда мы приглашали Черкасова к нашим слушателям, писали тему «молодёжная политика», а потом просили: Давайте о Фрейде и искусстве – и сами ходили его слушать.

−Сергей Матвеевич! Помогите.

−Кому? Вам или ей?

−Ей, конечно.

−Наркоманы бывают агрессивны, когда не хватает на дозу.

−Что вы! Наташа у меня никогда не возьмёт ни копейки.

−Я не врач. Повторно – это сложно. Надо подумать, к кому можно обратиться.

Позвонил назавтра. 

−Я позвонил человеку, который, по моему чувству, может на такое согласиться, но его нет в городе. Как приедет, сразу вам сообщу.

−Он в отъезде, – сказала я Наташе. – Надо подождать.

−Хорошо.

Но через несколько дней звонок:

− Я в Бехтеревке.

−Почему? Что случилось?

−Так надо.

−Я приеду к тебе.

−Нет, не хочу, чтобы вы сюда приходили. Приду сама.

Пришла, наверное, через месяц. Похудевшая. Тихая.

−Как ты считаешь – помогла тебе больница?

− Наверное. Мне лучше.

А потом Наташа пропала. Мои «дочки», случалось, исчезали, когда становилось лучше.

Наташу встретила через несколько лет. Бросилась ко мне. Большие голубые глаза лучатся:

−Елена Александровна! Здравствуйте!

−Как ты, Наташа?

−У меня тётя – монахиня в быту. Я ей помогаю.

Я слышала об этой женщине. Она когда-то работала в Доме культуры. Но уже давно в этой безбожной стране ходит помогать уголовникам. Добилась того, что в тюрьме построили часовню. Значит, и Наташа нашла здесь своё место.

 У Марины Цветаевой есть такое стихотворение. Вот два четверостишья оттуда:

Наконец-то встретила

Надобного – мне:

У кого-то смертная

Надоба – во мне.

И за то, что – с язвою

Мне принёс ладонь –

Эту руку – сразу бы

За тебя в огонь!

Конечно, «смертной» надобы не было. Да и я не пошла за Наташу в огонь. Но надоба была. Теперь её нет

Удачи тебе, Наташа, на твоём пути.