Почему я так слушала Ларису? На киностудии Научпоп нас было трое. Молодые, с высшим образованием, а должность – помощник режиссёра. Мы с Наташей были замужем. У меня – Саша, у неё – Алик. Оба начинающие инженеры. Лариса нам сразу напрямик сказала, что за голодранца никогда не выйдет. Думаете – я обиделась? Подумала: надо же – такая молодая и такая корыстная? Ничего подобного. Лариса говорила так спокойно и уверенно, что мне казалось: вот женщина, которая сама будет строить свою судьбу.
Тогда был редкий период в истории страны – оттепель. Самое начало шестидесятых годов. Я совсем недавно приехала из Львова в Ленинград. Цель была – жить в этом чудесном городе, получить, кроме имеющегося уже журналистского образования, ещё и театроведческое, ходить в БДТ, в Эрмитаж… И как это ни было трудно, смогла прописаться на год, поступила на заочный в институт театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМИК), и моя тётя, которая почти всю жизнь проработала на Ленфильме и была там очень уважаемым специалистом, помогла мне устроиться на киностудию научно-популярных фильмов, что тоже входило в мои планы – стать всесторонне гуманитарно образованным человеком. Так что вроде тоже сама довольно радикально меняла свою судьбу. Но… Такая смелость, как у Ларисы…
Львов, с которым я ещё не порвала пуповину, где по-прежнему жили мои родители, был по внешнему виду совершенно западным городом. Узкие улочки, на площади Рынок костёл готической архитектуры. По улице Академической ходили модно одетые девушки. Хорошие театры – и оперный, и драматические. В Университете работали учёные, на чьи лекции собирались студенты других курсов. Но наш факультет журналистики являл собой жалкое зрелище, нам продолжали читать лекции о партийно-советской печати, процветал антисемитизм, стукачи за всеми приглядывали. Да и в студенческой среде не было настоящей раскованности. А уж говорить о свободной любви…Так что Лариса стала для меня первым человеком нового времени.
Мы жили близко друг от друга. Я на Невском, Наташа и Лариса в переулках с улицы Восстания. Наши мужья на своих службах получали мало, мы ещё меньше. Но в день зарплаты скидывались по десятке и шли с Наташей и Аликом в ресторан Октябрьской гостиницы потанцевать. В рассказах Ларисы мелькали мужчины, делающие карьеру в науке, в искусстве, другие загородные рестораны, и там уже десятками не обходились.
Как-то вечером поздно я пришла домой после семинара в институте. Саша был в кровати, но не спал: – Приходила Лариска, у неё сегодня день рождения, сказала, чтобы мы шли к ней, когда бы ты ни пришла. – Ну что ж – сказала я – одевайся. Мы зашли в ресторан купили бутылку водки и пошли к Ларисе. Пришли уже в полночь. Народу и незнакомого было порядочно. Лариса жила в бельэтаже, под окном подвал, над ним крыша. Показывая на неё, Лариса наверное уже в который раз рассказывала как испугал её любовник, пробравшись с крыши к ней в окно. Самого любовника я почему-то не запомнила.
А потом я ушла со студии. Нет, мне там даже повысили разряд, были режиссёры, которые хотели со мной работать, я уже была профессиональной журналисткой и помогала им писать режиссёрские сценарии. Но когда я смотрела в окуляр киноаппарата, я не видела кадра, не представляла, как он связан с предыдущим. У меня было не киношное, а театральное видение. Да и чувство, что тут больше производства, чем творчества, что надо часами ждать, пока подъедет нужный транспорт, собирать моментально при любой остановке разбегающуюся массовку… Из кино, говорят, добровольно не уходят. Я, к удивлению всех, перешла из киностудии в многотиражную газету завода имени Жданова, где проработала почти 10 лет. А вскоре я ушла и от Саши. Это уже в никуда. Не жила на Невском, снимала комнату на Петроградской. И постепенно прекратилось моё общение с Наташей и Ларисой.
Через довольно много лет я поехала с заводскими комсомольцами в Литву. И в вагоне поезда встретила Ларису. Она была такая же – уверенная, элегантная. Рассказала, что ездит теперь с небольшим чемоданчиком. Купила себе 2 шикарных костюма – один с юбкой, другой с брюками – и чередует эти одежды так, что всегда в форме. Да – вздохнула я, вспомнив свой нескладный чемодан, набитый футболками. А потом всю дорогу она рассказывала, что у неё роман с Таривердиевым, что он звонит ей ночью и играет только что посвященную ей музыку. И ещё она сказала, что заказала столик в ночном клубе и предложила мне пойти с ней. Ночной клуб! Никогда не бывала. С Ларисой! Конечно, я согласилась.
Вечером в день приезда для нашей комсомольской братии был накрыт стол в ресторане. Это был как раз тот ресторан, в подвале которого помещался ночной клуб. Лариса зашла за мной, присела на кончик моего стула, поела что-то из моей тарелки, а потом мы спустились вниз. Ночной клуб был довольно убогим помещением. На сцене какие-то скетчи, песни, танцы. Обыкновенное кабаре. Стриптиза, конечно, не было. Мы посидели недолго. Уходя, Лариса спросила: – Заметила, как швейцар был доволен, что я протянула ему руку? Я не заметила, но, как всегда, поверила ей на слово.
Назавтра мы с ней не встретились. Чем занималась Лариса в следующие дни, не знаю. У меня была своя интересная программа. После поездки моему редактору рассказали, как все веселились, одна Фролова ходила по музеям.
Встретились мы с ней уже в той моей настоящей жизни. Мой настоящий муж Толя был в лагере (за свою поэзию). Я приехала с друзьями в какой-то пригород Петербурга и увидела знакомое лицо.
Лариса была с подругой. О себе ничего не рассказывала. А я и не стала спрашивать. В настоящей жизни мне не нужны были её рассказы.
Добавить комментарий