Четверть века минуло с тех пор, как ушел в небытие Советский Союз, а призрак его и по сей день маячит – бродит по необъятной матушке России. Россияне ностальгируют по славному имперскому прошлому, воздвигают памятники Грозному и Сталину и клянут на чем свет стоит «разлагающийся» Запад. А я в этот момент вспоминаю о человеке, который сыграл решающую роль в моей судьбе, буквально выдернув меня из вязкого плена коммунистических идей.
Звали его Павел Михайлович Филоненко, а для нас, студентов МГИМО, он был просто Пал Михалычем. Пал Михалыч преподавал историю Латинской Америки и читал лекции так блестяще, как будто сам жил в Бразилии или Аргентине с малолетства. Роста он вымахал под два метра – косая сажень в плечах, но был очень полным. Когда в конце семидесятых я с ним познакомился, Пал Михалычу было всего лишь лет тридцать с небольшим.
Сблизились мы случайно, на почве проблем со здоровьем. Я страдал от панических атак, которые в то время были не так рапространены, как сейчас. На одном из экзаменов, оставшись один на один с Пал Михалычем, я поделился своими трудностями. В ответ он забросал меня вопросами о симптомах моей болезни и на каждый мой ответ только и восклицал: «Да! Да! Да!» А потом вдруг обнял, как собрата по несчастью, и чуть не расплакался.
Позже он поведал мне свою историю. Пал Михалыч воевал в составе спецназа в одной африканской стране. Речь, конечно же, шла о Вьетнаме, но он не мог выдать мне тогдашнюю государственную тайну. Во время одной из боевый операций он подорвался на самодельной мине. «Когда я очнулся и пришел в сознание, – рассказывал он мне, – первое, что я увидел, это огромное синее небо. Потом я сел, огляделся, и заметил, что-то белеющее невдалеке. Приглядевшись, я понял, что это моя пятка, которую оторвало при взрыве. Я взял ее, встал и, шатаясь, пошел к ближайшей деревне».
«По дороге мне встретился местный житель, – продолжал свой рассказ Пал Михалыч, – Поравнявшись со мной, он выхватил пистолет и, поднеся его к моей челюсти, выстрелил. Пистолет дал осечку. В то же мгновение я бросился на него и перегрыз ему горло... Когда я добрел до деревни, то вызвал местного лекаря и приказал ему пришить мне пятку. Врач наотрез отказался, но я приставил пистолет к его виску и сказал: «Шей!» А потом прилетели наши на вертолете и забрали меня – уже в полубессознательном состоянии».
В одном из госпиталей Москвы изрешеченный минными осколками Пал Михалыч перенес шесть операций. Собирали его буквально по кускам в течение года, а потом еще шесть месяцев он сходил с наркотических обезболивающих средств, которые ему кололи во время лечения.
Выжить-то он выжил, но психика его надломилась и дала глубокую трещину. Паша мне рассказывал, что с тех пор его внутреннее ощущение жизни раздробилось на множество осколков, которые он тщетно пытался собрать и склеить в единое целое. Он мучался фобиями, через силу работал, женился по третьему кругу. Про своих жен говорил, что если б заранее знал, что каждая последующая окажется хуже предыдущей, то не стал бы разводиться с первой.
Сильно угнетало Пал Михалыча и то, что в институте ему приходилось жить двойной жизнью. Он преподавал в советском идеологическом вузе, был секретарем парткома, но в душе оставался непримиримым антикоммунистом, которым его сделала война во Вьетнаме. Наши дружеские, доверительные отношения позволяли нам обсуждать любые темы, и поначалу я спорил с Пал Михаилычем, пытаясь отстоять вбитые мне в голову с детства социалистические ценности.
Но Паша был суров и непреклонен. Он воздействовал на мой интеллект и аппелировал к авторитету самого вождя мирового коммунизма. Слава Богу, произведения В. И. Ленина были в СССР не под запретом. Вот в Средние века было время, когда верущим не разрешалось читать Библию. А для нас, советских людей, произведения классиков марксизма-ленинизма были так же священны и непререкаемы, как и Библия для христиан.
Так что Пал Михалыч давал мне задания – изучать определенные места из произведений Владимира Ильича, которые мы потом горячо обсуждали. Постепенно от открыл для меня другого – реального, а не официального Ленина, пробив широкую брешь в моих коммунистических воззрениях. После окончания института я остался без работы, и тяжелый личный опыт довершил начатое Пашей дело. Мой мир рухнул, и на его обломках остался я без каких-либо жизненных ориентиров и надежд.
Это было жуткое состояние – духовный кризис, продолжавшийся более тридцати лет. Но не пройди я через него, не было бы в моей жизни ни Америки, ни религии, ни философии. А самому Пал Михаилычу, увы, не суждено было дожить до развала Советского Союза. Он еще застал Перестройку и, не веря собственным глазам, показывал мне газеты со статьями об оппозиционных политических движениях. Ему было всего лишь сорок с лишним, когда его надломленный организм дал сбой и отказал своему хозяину. Врачи боролись за его жизнь полгода, но ничем помочь не смогли.
На Пашиных похоронах я впервые встретился с его мамой, Анной Федоровной. Она подняла тост за почившего Пашу и сказала, что сын ее был настоящим коммунистом. Мы встретились глазами и, уткнувшись друг в друга лбами, громко разрыдались. Уже потом, много лет спустя, в Америке, я узнал, что родители Пал Михалыча, Анна и Михаил Филоненко были советскими разведчиками-нелегалами, много лет проработавшими в Южной Америке – в Бразилии. Вот как пишет автор статьи о чете Филоненко, говоря об их возвращении домой: «Добравшись до Европы, Анна и Михаил на поезде пересекли советскую границу. В этот момент они не могли скрыть слез радости и в унисон запели «Широка страна моя родная», впервые за много лет заговорив на русском языке. Старший сын, Павел, уставился на папу и маму широко раскрытыми глазами... И вдруг Павлик воскликнул: «Я все понял! Вы – русские шпионы!»
Потом [он] очень долго привыкал к новому дому, русскому языку и даже к своей настоящей фамилии». Неудивительно, что Пал Михалыч знал Бразилию как свои пять пальцев.
В семидесятые годы Анна Федоровна и Михаил Иванович, как и прежде окутанные завесой тайны, были назначены консультантами снимавшегося тогда телесериала «Семнадцать мгновений весны»: «Многие эпизоды знаменитого фильма подсказаны четой Филоненко. Например, Анна стала прообразом радистки Кэт... С консультантами подружился и Вячеслав Тихонов. И хотя прототипами Штирлица [были несколько] разведчиков, Тихонов многое позаимствовал именно у Михаила Ивановича».[1]
Как и его родители, Пал Михаилыч тоже стал «бойцом невидимого фронта», но совсем другого – антисоветского и антикоммунистического. Между этими двумя полюсами и по сей день не затихает вражда, хотя история четверть века назад уже вынесла свой вердикт. Но примирения между ними нет и в помине, и как тут не вспомнить песню Владимира Высоцкого о «нейтральнеой полосе»!
--------------
[1] Владимир Антонов. «Люди из чистой стали». Русский предприниматель, # 2 (11) февраль 2003, http://www. ruspred.ru/arh/10/31rr.html.
Добавить комментарий