Шанс, или Кризис среднего возраста

Опубликовано: 16 апреля 2021 г.
Рубрики:

Пускай в аду мне трудно будет,

Грехи мои лишь Бог осудит.

Но, всё же, в праздности мирской

Я остаюсь самим собой...

Он смотрел на жену, пытаясь выразить заинтересованность, чтоб не обидеть, но думал о другом. И мысль его грызла недопустимая, неподконтрольная, словно сбежавший на волю заключённый. Изъедая совесть, она крепла изо дня в день, пока не оформилась в тяжёлое для самого себя признание:

- Не люблю!

Больше двадцати лет прожили они вместе, дружной семьей, любящей друг друга парой. Почти никогда не расставались, выпадающим тяготам противостояли вдвоём, счастливые мгновения радовали обоих. "И в горе, и в радости." За столько лет брака стали одним целым, словно лоза привитого винограда.

Разные по характеру - она вечно бойкая, острая на язык, он - спокойный, терпеливый, не особо охочий до перемен, гасящий взрывной характер супруги своим мирным нравом, и при этом оба добродушные - они дополняли в паре друг друга.

- Я вот подумала, - рассуждала жена. - Какой смысл делать заготовки на зиму? Сейчас всё так дорого на рынке. Год засушливый. Урожая нет. Крестьяне жалуются. Перекупщики дерут втридорога. Да и кто знает, какой химией все удобряется? Не проще ли в супермаркете купить уже готовое, упакованное и по бросовой цене?

 Женщина дальше развивала тему, доказывая практичность примерами. Она и не подозревала, что творится в душе у мужа неладное, что от прежнего Виктоши осталась одна оболочка, а внутри - выжженнный лес, пустыня, - жалеющий её человек. И живёт он с ней только оттого, что не знает, как ведут себя в таких ситуациях: она же любит его!

- Да, обнаглели вконец, - соглашался он, прикрывая солидарностью свои истинные мысли.

 Он понимал, что годы, прожитые вместе, обязывают хранить уважение к супруге, и надеялся, что, даст бог, скоро пройдёт мерзкая блажь - возродятся чувства, нужно только перетерпеть!

- Когда же это все произошло? - пытаясь разобраться, корил себя Виктор. - В какой момент ты стала мне чужой? Почему так происходит?

Он глядел на супругу, улыбался, но, при этом, так хотелось зажмуриться, покачать головой от безнадёги и несправедливой судьбы. Так в пору юности мотали головами пацаны во дворах. Забавные максималисты, они ничего ещё не ведали о жизни, но, в лёгком подпитии, обречённо пели о неразделённой любви и рвали струны на расстроенных гитарах, потому что"бабы-дуры не любят их", потому что "край". Но он давно не мальчик, почти не пил, да и "край" мог означать новую жизнь и сошёл бы за горизонт, если б хватило смелости самому править судьбой, а не оглядываться на мораль и осуждения. Скорее всего, это был порог, через который необходимо пройти, потому что уже не чувствовал к жене ни привязанности, ни любви. Их отношения последнее время напоминали связь двух добрых знакомых или друзей. Так живут близкие родственники, но не муж и жена. Супружеское ложе не гасило любовной страсти. В постели они спали, свернувшись эмбрионами и повернувшись друг к другу спинами, а если и случалось что, то о-оочень редко. Все попытки пресекались сонным женским голосом:

- Не сейчас, я устала, - или – Пора бы угомонится уже, к полтиннику-то… 

И он мирился с этой ситуацией, ведь бытие вело по накатанной колее, не выходя из берегов супружеских отношений. Виктор привык к такому существованию: мирному и уютному, и ему ничего не хотелось менять.

- Прошлое тугим узлом связывает нас, - уверенно повторял самому себе. - Чего мне еще надо?

Теперь же он находился на распутье. Судьба дала трещину, сквозь которую незаметной мышью прокралась измена и стала подгрызать узы брака: методично, основательно и безжалостно.

С Ольгой они познакомились этим летом в детском лагере отдыха, куда на протяжении многих лет Виктор устраивался плавруком. Изначально ездил в учреждение, чтоб заработать: "Лишняя копейка не помешает". Позже тянуло другое - любил он атмосферу задора и молодости: когда можно позволить себе немного вольности и после отбоя подурачиться за территорией на шашлыках. Он будто становился моложе, чувствуя волю и романтику в коротком миге неподконтрольной жизни. 

В этот непродолжительный период все бытовые семейные проблемы оставались за воротами и беспечностью встречало лагерное лето. Молоденькие практикантки мило улыбались ему, иногда отпускали комплименты, и это было приятно - дядька он был еще хоть куда: бывший кмс по греко-римской борьбе, учитель физкультуры, следящий за собой, до сих пор стройный и подтянутый. "Чемпион" - так уважительно называла его лагерная педагогическая поросль.

 Измен в семье за прожитые годы не было ни с чьей стороны. Жена и в молодости не испытывала сильной необходимости в сексе, а Виктор просто не допускал даже мысли об интриге.

- К чему все это баловство? - рассуждал он. - Жить на две семьи, вечно врать - это такой геморрой, такая мука. Ну, что может быть лучше родной жены? Не понимаю этого, не моё оно. Я не бабник.

Нет, ему нравились женщины, он любовался молоденькими вожатыми, особенно когда те в купальниках приводили отряды к бассейну. Но это было всего лишь подобие флирта: скрытого, но подконтрольного, обычного у мужчин. И дальше милой улыбки, легкой шутки Василич не заходил. Врожденная стеснительность не позволяла ему быть наглым, вульгарным и похотливым - всегда гасил в себе непристойные мысли и вожделение. Так шло из года в год, точнее, из лета в лето.

Но нередко случаются сбои в привычном ходе времени, нарушается обычный порядок вещей. Тогда в устоявшуюся жизнь вмешивается провидение и многое меняется - чуть ли не сам человек, его судьба. Из уверенного в себе, живущего в душевном покое, он превращается в заплутавшую личность, летящего на свет мотылька. Только решительный, уверенный в себе способен найти выход. Слабый же гибнет в собственных сомнениях и нерешительности, ибо не всякий способен сделать выбор, совершить поступок, единственный и верный в своей жизни, – уйти из семьи, оставив нелюбимого уже человека: не мучить ни себя, ни его. Противостоять морали и пересудам легко и просто бывает эгоистам, либо уличённым в неверности. Любовь и будущее счастье – удел смелых и порядочных. Всегда есть выбор, но не всякий готов на поступок.

 Виктор сразу обратил внимание на новенькую работницу, когда её официально представил коллективу директор лагеря.

- Ольга Олеговна - наш библиотекарь, - отозвался эхом голос начальника в полупустом клубе.

Это была кареглазая брюнетка лет тридцати-тридцати пяти, с длинными волосами, стройная среднего роста. Еще незнакомая с коллективом, она держалась непринужденно, слегка улыбаясь краешком тонких губ, аккуратно обведенных яркой помадой.

- А ничего себе девочка, - отметил он про себя фигуру Ольги: джинсы в обтяжку, обрисовывающие крутые бёдра и круглые ягодицы, тонкая белая водолазка, не скрывающая осиной талии и высокой груди. Это была оценка нормального здорового мужчины, потому что в нашей природе заглядываться на красивых женщин.

Волновать сердце и душу она стала немного позже, когда открылась лагерная смена.

Каждое утро – это вошло в привычку – Виктор пробегал трёхкилометровый кросс. За много отработанных сезонов он хорошо изучил тропы лесного массива, в котором располагался лагерь. Выходил на пробежку плаврук за полтора часа до утренней планёрки, чтоб, окунувшись в лесном озере, в том же темпе и тем же маршрутом вернуться обратно в бодром настроении и повышенном тонусе. Путь неизменно проходил через родник, что находился в двухстах метрах от ворот.

- Ой, мама, - услышал Виктор крик, выбегая из-за кустов во время очередной пробежки. У источника стояла "библиотекарша".

– Божечки, как вы напугали меня, Ихтиандр, - призналась Ольга. – Я думала кабан.

- Откуда ж им тут взяться? - удивился плаврук. - Сколько здесь работаю, не видел и не слышал.

- А разве это не следы секача? – вытянула пальчик женщина.

- Хах, если б, - улыбнулся он. – Это косули на водопой по ночам приходят. Их следы.

Действительно, глинистый бережок вдоль ручейка текущей родниковой воды был испещрён мелкими следами парнокопытных.

- Чьи следы? – переспросила Ольга.

- Косуль – диких коз. А почему Ихтиандр?

- Ну, потому что плаврук, - пожала она плечами. – Извините, оно само как-то вырвалось.

- А что вы в это время здесь делаете? - улыбнулась Ольга. - Пугаете девушек? Вы - лесной разбойник?

- Напротив, я их спасаю от кабанов, - отшутился Виктор. - Вывожу из леса заплутавших.

Мужчина подошёл к роднику, снял с себя футболку и зачерпнул пригоршней воды, чтоб смыть испарину.

- Привычный "утренний моцион". Что-то типа зарядки.

Ольга внимательно смотрела на ловкие движения плаврука. Её завораживало атлетическое тело, играющие под блестящей от воды кожей мышцы. Она словила себя на том, что...

- А можно потрогать? - спросила "библиотекарша".

- Что потрогать? - смутился "чемпион".

- Мускулы ваши, - женщина, не дожидаясь ответа, провела рукой по кубикам пресса.

Неловкость и смущение испытал он в этот момент. Никто и никогда, кроме жены, не касался его так откровенно и нежно. Помутилось сознание. Виктор не знал, как поступить, что говорят в таких случаях. Ему было приятно.

- А зачем вам это? - Ольга пристально взглянула в глаза.

- Что зачем? - почему-то шёпотом спросил он.

- Физкультура по утрам. Мускулы. Жена не ревнует к другим?

- Я не даю повода, - плаврук не отрывал глаз от Ольги. - А мышцы - потому что я мужчина. Это нормально.

Она отняла руку и улыбнулась.

- Может, выведете девушку из леса, Сусанин! - Будте «мущиной» до конца.

 Они шли по тропинке, ведущей к лагерю, и говорили ни о чём. Он любезничал, пытался шутить и быть милым, смеялся в ответ её шуткам.

Мужчину умиляла непосредственность женщины. С Ольгой он почему-то не тушевался, в её ответах сквозила искренность, а в комичной ситуации почувствовал себя сильным, чуть ли не героем. Впрочем, может это она позволила ему проявлять свою мужественность, потому что слабых женщин не бывает! Они бывают уставшие от быта и мужской нерешительности. И даже шутка с Ихтиандром ему показалась смешной.

- Что ж, пусть будет Ихтиандр, всё ж лучше, чем Бармалей, - согласился он и, подходя к её комнате, посоветовал:

- Вам бы провожатого для прогулок. Чтоб не шарахаться от людей. Мало ли, вдруг секач.

И в этой рекомендации сквозила слабая надежда: "Я - не против тебя провожать."

- Приму к сведению, Ихтиандр Бармалеевич, - улыбнулась, прощаясь Ольга.

На утро следующего дня они опять встретились там же. Подбегая к роднику, Виктор тайно надеялся, что увидит её.

Вроде бы - просто случайная утренняя встреча с женщиной; казалось бы, её невинная шутка, но незначительные детали отложились в его памяти. Потому в течении прошедшего дня он не раз вспоминал Олю, её улыбку, легкий аромат духов. В глубине души это рождало забытое, оставленное в молодости стремление казаться лучше, потребность нравится и завоёвывать. Добиваться и быть оцененным по-достоинству.

Инстинкты порождали желания. И желания становились неподконтрольными, как у влюблённого юноши, и его тянуло к ней, хоть и сопротивлялся этому.

- А почему бы и нет? - пробивалась мысль сквозь ослабевшую волю. – Просто увидеть. Зайти под любым предлогом. Без дурных мыслей и целей. Всё равно ничего между нами невозможно! – обманывал себя.

Так же думал и в следующее утро, подбегая к источнику:

- Если она будет там, то неспроста… Уж тогда я решусь.

Видимо, проведение было в добром настроении и уступило фантазиям. А может, это было нечто неведомое, но всемогущее, что решает посмеяться над человеческими чувствами или же испытать их прочность? Но случилось именно так, как о том мечтал Виктор:

- Это Вы, Ихтиандр Бармалеевич? - улыбнулась Ольга кроссмену. – Я заждалась вас, пришлось самой идти к роднику. Душно, знаете ли…

Виктор улыбнулся в ответ. Перед ним стояла Ольга. В лёгком ситцевом платьице в голубой горошек. Черноволосая смуглянка, она улыбалась ему в ответ и... Так манила. 

Путались мысли. Захотелось подойти и обнять за тонкую талию. Но он робел. От того ли, что не имел опыта Дона Жуана, или от того что зарождалось в нём забытое трепетное чувство.

- Я пришёл к тебе с приветом, 

Рассказать, что солнце встало, 

Что оно горячим светом 

По листам затрепетало, - почему-то продекламировал он, и самому поступок показался глупым.

Ольга улыбнулась.

- О, да вы лирик, Ихтиандр. 

- Рассказать, что лес проснулся, 

Весь проснулся, веткой каждой, 

Каждой птицей встрепенулся 

И весенней полон жаждой, 

- глядя на него продолжила она.

Виктор смутился, но продолжил.

- Рассказать, что с той же страстью, 

Как вчера, пришёл я снова, 

Что душа всё так же счастью 

И тебе служить готова;

 

Рассказать, что отовсюду 

На меня весельем веет, 

Что не знаю сам, чтó буду 

Петь, — но только песня зреет, - выдохнул последнюю строку. 

Именно это ему и хотелось сказать.

- Не думала, что вас вдохновляет Фет, - подошла к нему вплотную Ольга. - Может ополоснётесь? Мне вчера понравилось наблюдать за вами.

Виктор снял футболку и вновь подошёл к роднику.

- А вы смогли бы при мне ходить с голым торсом, - провела она пальчиком по его упругой груди. - Мне нравится.

Не хватало искры, чтобы вспыхнуть. Не доставало легкого касания ветерка, чтоб сорваться в бездну страсти.

- Со мной нельзя так, - подумал про себя Виктор. - Я же не совладаю с собой. Ведь хочу этого. Надо в чём-то признаться ей! Но как и в чём?

Признания не последовало. "Пан Спортсмен" растерялся и глупо улыбнулся в ответ. 

Решился же он к вечеру. Практиканты праздновали День рождения Костика - вожатого первого отряда. Потому после отбоя, оставив души своих подопечных на более опытных воспитателей, небольшая группа избранных отправилась в лес на шашлыки. Среди приглашённых также оказались Ольга с Виктором.

Мужчина тушевался, несмотря на то, что весь день настраивал себя: забавно пыжился, нагонял браваду, готовил речь, но всё же ему стоило огромных усилий воли, чтоб неуклюже подойти, краснея, забыв заготовленные слова, предложить:

- Идем на озеро. Там хорошо.

- А вы романтик, Виктор Бармалеевич, - улыбаясь кивнула Ольга.

И, заметив смущение неуклюжего ухажёра, добавила:

- Я думала ты не решишься...

 По знакомым, столько раз избеганным тропам, нежно держа за руку, он вел её к заветному озеру, чтоб во всей свежести и полноте ощутить волю. Освободить волнующую страсть.

Невозможно было больше сдерживать чувств и скрывать эмоций. В лунном свете Оля была прекрасна. Ещё молодое гибкое тело волновало своей манкостью и красотой. Виктора тянуло к ней, как и должно тянуть мужчину к женщине. И невозможно было противостоять желанию, потому что оно стало неуправляемой лавиной, вожделением - и случилось то, что и должно было случиться. Иначе ради чего они оказались здесь? Не зов ли природы вяжет мужчину и женщину? Ни эта ли сила сбивает устои, срывает якоря нравственности со всей жестокостью первобытного начала? Именно она – слепая, ненасытная, окаянная – ещё не любовь, но возможный её предвестник!

В завязавшийся роман Виктор окунулся с головой, словно в омут. Он был счастлив и рад забытому состоянию влюбленности и благодарил судьбу за такой подарок. Мужчина ощущал себя юношей, по крайней мере, был окрылен настолько, что не мог скрывать своего счастья. Его глаза будто загорались особым внутренним светом при виде Ольги, на лице появлялась улыбка, а поступки он и вовсе перестал контролировать. Каждое утро он дарил Оленьке букетики или посылал неуклюжие, наивные, но искренние четверостишья собственного сочинения:

"Эту тайну не сокрою в лукошке!

Да когда ж свою радость скрывал?

Я сегодня по лунной дорожке 

Тебе счастье с туманом послал."

Не думая о пересудах, они наслаждались друг другом, как на то способны безумцы - выжимали из каждого дня счастье, потому что лето скоротечно, а страждущий хлебает воду большими глотками. Очень часто после отбоя эту пару стали замечать идущей за пределы лагеря.

- Опять библиотекарша Василича книжки читать повела, - смеялись практикантки-вожатые. Вырвался на волю наш плаврук. Эх, какой мущщина, не то что наши молокососы. Жаль только - старый.

Сам же Виктор, как и Ольга, не обращал внимания на смешки и перегляды за спиной. Они наслаждались отпущенным судьбой временем, подаренной идиллией.

Первое время он не мог поверить в происходящее с ним, задавался вопросом:

- Что эта женщина нашла во мне, раз позволила обладать собой? Я не олигарх, старше на десять лет. Женатый бессеребреник. С меня нечего взять. Да и она не похожа на хищницу, на таких, как я, не охотятся. Это наверняка любовь, а иначе что? Но какой же это наркотик! Не стань ее у меня, такая ломка начнется! Да, я уже и не могу без Оленьки. Что же будет, когда завершится сезон?

Своими страхами он как-то поделился с ней и был слегка обескуражен ответом:

- У тебя ещё вполне достойный возраст, да и мне за тридцать, - начала она. - Ты мне нравишься. Очень. Правда. Я просто наслаждаюсь тем, что есть, и большего не жду. Я тебя, Витя, ни к чему не обязываю и ничего не загадываю. Пройдёт лагерная смена, начнется тоска - это, видимо, мой удел. Я хотела бы, правда, хотела б, чтоб мы были вместе, но ты женат, а у меня принцип - я не разрушаю семей. Мужчина всегда сам должен делать выбор. Это проза жизни, дорогой. Не грузись на этот счет. Ты забудешь обо мне через две недели и не вспомнишь даже.

Не хотела она признаваться ему, что часто обжигалась, что не раз обманывали мужчины, не хотела объяснять, насколько это больно, и оттого придерживалась правила - никого не впускать в сердце и душу. Тем не менее, этот неуверенный в себе "Ихтиандр", почему-то стал дорог ей. Видимо, в искренности его поступков Ольга различала наивность, непорочность и честность.

Он же ожидал немного другого ответа – в духе: "Я не смогу без тебя. Ты единственный. Останься со мной." Но принял ситуацию в том виде, что дарила судьба, и продолжал отношения с Олей, потому что забывал с ней о второй жизни. Жизни повседневной, которая скоро встретит за воротами лагеря, когда начнутся серые будни: вновь начнут клевать со всех сторон проблемы, тяготить работа, вместо друзей нужные знакомые и коллеги, жена, которой придётся смотреть в глаза и улыбаться, притворяясь счастливым. Жизнь, в которой нет свободы и только обязанности, с вечно гнетущими требованиями: "должен" и "надо".

"Ребенок учится - ты должен". "Будет свадьба - надо!" - а ему так хотелось свободы и вольности, так хотелось ощущать себя молодым, любящим и любимым, потому что забыл, насколько это сладко - быть не только добытчиком или носильщиком сумок за женой, но просто быть желанным. Когда в твоих объятиях трепещет, забываясь в ласках, хрупкая, красивая женщина, когда она позволяет тебе запретное, потому что доверяет себя, а не тюкает по поводу и без. 

 

Все хорошее и плохое рано или поздно заканчивается - так устроен мир, не дана человеку вечность. В короткий промежуток жизни умещаются и грех, и праведность, а чаще всего это всё переплетается. Уже у последней черты мы, люди, радуемся светлым дням и клянём себя за упущенное, но поздно - упущенное не догонишь. Менять надо было, когда давался шанс!

Окончился летний сезон. Опустели лагерные корпуса. По домам разъехались дети, отбывшие практику практиканты отправлялись в вузы. Виктора с Ольгой ждала оставленная на лето жизнь - у каждого своя, но в одном и том же городе. Оба они с грустью прощались друг с другом. Слишком памятны и сладки были воспоминания, чтоб их просто так взять и отпустить.

 

Закрываются наглухо двери.

День "сегодня" уходит в "вчера".

Мы наверно с тобой засиделись - 

Расставаться настала пора!

 

В канделябрах растаяли свечи,

Молчаливо томленье сердец.

Как же быстро промчался вечер - 

Вот он, тяжкий до боли конец.

 

И луна отразится в лужах.

Кто мне это давно сказал:

"Заходить завтра в зал не нужно!

Ведь "вчера" в нём окончен бал?"

 

- Я буду звонить тебе, - обещал он. - Буду навещать. Мы сможем иногда быть вместе.

Ольга кивала ему в ответ, сдерживая слезы. Потому что понимала - этому не хватит смелости, слишком совестлив. Но почему-то остаться хотела именно с ним: "Меня бы он не предал!"

- Хорошо, Витюша, - соглашалась она. - Заезжай.

Оба они понимали, что разговор этот ни о чем. Что он пустой. Словно агония. Умирающему больше всего необходима вера!

Больше всего в ту минуту Ольге хотелось вцепиться в мускулистую руку "Ихтиандра" и прошептать:

- Не уезжай. Останься со мной. Ведь так хорошо тебе ни с кем не будет. 

Но женщина держалась. Держалась из последних сил, потому что у нее правило - "Не разрушать семей", потому что она привыкла к тому, что от неё уходят, потому что не хотела счастья за чужой счет и потому что поступок должен совершить мужчина, а не она.

Но он тушевался, сыпал обещаниями полными надежд, веря в них в глубине души. Даже куражился про себя:

- Я смогу. Я должен расстаться с женой. Все мы имеем право на счастье, а оно - вот оно, уплывает от меня. Пора рубить гордиев узел.

Но вся решимость его ушла, как только он переступил порог собственного дома. Его радостно встретила жена и завела разговоры на бытовые темы.

- Я подумала....

- Когда же ты стала мне чужой? - задавался он вопросом, но уже без сожаления. Не было в нем теперь стыда, не мучила угрызениями совесть. Само положение воспринимал Виктор как свершившийся факт. Ему всего лишь было непонятно: как это так - лицо когда-то любимого человека вызывает отторжение. Та, по которой когда-то чах, неприятна ему теперь. Её голос резал слух, стал неприятным, бросались в глаза мимические морщинки, смех бесил. Виктор становился раздражительным, хотя старательно маскировал эмоции под доброй улыбкой и ласковым тоном в голосе. А глубоко в душе кипело неприятие - и ситуации, и самой жены. Он подначивал себя:

- Сейчас именно тот момент! Ну, что же ты, мямля?

И продолжал, вздыхая:

- Ты же сильный, ты ворочаешь в спортзале тонны железа! И ради чего? Чтоб выглядеть мужчиной? Но мужчиной надо быть, а не выглядеть – это не каждому титану по плечу.

После этого вновь внимательно глядел на жену:

- Ее приходится терпеть, когда в молодости и дня не мог прожить, - вздыхал он, добавляя погодя. - Вот ты и настал, злосчастный “кризис среднего возраста”!

 

И ярость, скрытая ярость овладевала им. Он начинал клясть ситуацию, вынуждавшую терпеть, костерить собственные нерешительность и трусость, собственную слабость, самого себя, потому что понимал, что не сможет никогда совершить этого, сказать ей:

- Я не люблю тебя... Мы расходимся!

В его памяти всплыла картинка из прошлого - это было в пору их молодости. Они ехали в переполненном троллейбусе. Он держался за поручни, она обнимала его. Любящие тогда друг друга молодожёны, они смотрели в глаза друг друга и улыбались. И такую ответственность и жалость испытал он к своей молоденькой жене, такую веру в него увидал он в глубине её глаз, что поклялся про себя:

- Я тебя никогда не предам!

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки