Книга Евсея Цейтлина «Писатель на дорогах исхода: откуда и куда?» недавно вышла в свет в петербургском издательстве «Алетейя».
Я думаю, что нет надобности представлять читателям автора книги – известного писателя, литературного критика и литературоведа, редактора русско-еврейского журнала «Шалом», который уже много десятилетий издается в Чикаго (Цейтлин редактирует «Шалом» без малого четверть века).
Евсей Цейтлин прошел сложный путь, в чем-то уникальный, а в чем-то очень похожий на пути персонажей его новой книги. Всех их – правильнее сказать нас, ибо и я один из персонажей, - объединяет то, что вынесено автором в заголовок: мы – писатели исхода.
Евсей Цейтлин родился и вырос в Сибири, там же определился как писатель, литературовед и литературный критик. Стал членом Союза Писателей, кандидатом наук, доцентом университета, видным критиком и литературоведом, автором нескольких книг о писателях, ряда исследований о первопроходце русского литературного авангарда 1920-х годов Всеволоде Иванове. Когда жизненный и профессиональный путь его, казалось бы, вполне определился, он решительно обрубает концы и из Сибири переезжает на крайний запад Страны Советов: сначала в Калининград (здесь Цейтлин написал повесть об основоположнике литовской поэзии Кристионасе Донелайтисе), а затем в Литву, которая еще была советской, но уже заявила о своем стремлении вырваться из объятий «нерушимого Союза республик свободных».
До первой мировой войны Литва была центром восточно-европейского еврейства; в какой-то мере она сохраняла этот статус и между двумя войнами, когда была независимым прибалтийским государством. После оккупации гитлеровцами, при активной поддержке местного населения, более 90 процентов литовского еврейства было уничтожено, а после «освобождения» Литвы доблестной Красной армией в течение десятилетий в ней, как и во всем СССР, проводилась политика, «национальная по форме и социалистическая по содержанию», по подавлению и уничтожению остатков еврейской культуры.
Когда Литва стала независимым государством, о возрождении в ней еврейской культуры уже не могло быть речи: возрождать уже было практически нечего. Но важно было спасти от забвения хотя бы ее рудименты. В Вильнюсе был создан еврейский музей, в нем и начал работать Евсей Цейтлин. Он организовал и стал главным редактором альманаха «Еврейский музей», записывал рассказы литовских евреев, выживших после двух оккупаций. В результате этой работы была создана изумительная книга «Долгие беседы в ожидании счастливой смерти», многократно переиздававшаяся и переведенная на пять языков. Ее главный герой - еврейско-литовский писатель Йокубас Йосаде, в чьей личной судьбе, как в капле воды, сконцентрированы все беды, через которые довелось пройти литовскому еврейству. Мой отзыв на эту книгу можно найти на портале «Семь искусств»: http://7iskusstv.com/2010/Nomer7/SReznik1.php.
С 1996 года Евсей Цейтлин живет, как упоминалось, в Чикаго. В Америке он продолжает выполнять ту же миссию: собирает – в своем журнале и в своих книгах - разбросанные по всему свету «камни» русско-еврейской культуры и литературы.
В книге «Писатель на дорогах исхода» около 30 персонажей: русскоязычные прозаики, поэты, публицисты, литературоведы и литературные критики, живущие в США, Германии, Израиле и других странах. Евсей Цейтлин изучал их творчество, у большинства из них брал интервью, о других писал очерки или критические статьи. Большинство из этих работ публиковалось в разное время, в разных изданиях русского зарубежья. Теперь они собраны под одной обложкой. «Беседы в пути» органично чередуются с эссе о писателях.
Книгу открывает эссе о Владимире Порудоминском, а завершает, если не считать приложений, интервью с ним же, что придает книге композиционную завершенность.
Владимир Порудоминский – один из старейших писателей и культурологов русского зарубежья. Больше двадцати лет он живет в Германии, а мы с ним знакомы без малого шестьдесят лет. Когда я, начинающий и совсем не обстрелянный литератор, стал работать в редакции серии ЖЗЛ, Владимир Порудоминский был одним из моих первых авторов. Он писал вторую свою книгу – о великом хирурге Николае Ивановиче Пирогове. Он часто заходил в редакцию и охотно рассказывал о ходе своей работы, так что книга, в какой-то мере, рождалась на моих глазах. А первой его книгой была биография Гаршина. Я ее сразу же прочитал и ощутил, что она написана не пером, а кровью сердца.
Такой же стала книга о Пирогове и последующие книги Владимира Порудоминского, будь то о сказочнике Афанасьеве, о художнике Николае Ге или о создателе «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимире Ивановиче Дале, которую тоже довелось редактировать мне. Порудоминский создал целую галерею книг о великих художниках: вслед за Ге были Крамской, Ярошенко, Брюллов, Александр Иванов… Уехав из России в уже очень продвинутом возрасте, Порудоминский раскрылся в новом качестве, став автором превосходных рассказов, романов, эссе и других произведений. Особенность прозы Порудоминского состоит в том, что строгая документальность в ней неотделима от художественной выразительности, а вымысел от строгой документальности. Об этой особенности творческого стиля Порудоминского и беседует с ним Евсей Цейтлин. Вот характерный ответ на один из вопросов:
«Когда, в журнале «Знамя» опубликовали мой рассказ «Похороны бабушки зимой 1953 года», его поместили в разделе «Нон фикшн», хотя рассказ этот сплошь вымысел. Дальше больше. Одна читательница даже поведала мне, что была знакома с моим дедом, о котором идет речь в рассказе, работала с ним в типографии, хотя сам я (так сложилось) своих дедов не знал, и в типографии ни один из них не работал. Я это воспринял как похвалу».
Вслед за эссе о Владимире Порудоминском в книге Евсея Цейтлина идет интервью с Анатолием Либерманом, что, конечно, сделано не случайно, а для того, чтобы наглядно показать, сколь широка палитра литературы «исхода».
Трудно указать в русском зарубежье двух столь же значимых, но совершенно разных писателей, как В. Порудоминский и А. Либерман.
До эмиграции Анатолий Либерман, сначала кандидат, потом доктор наук, плодотворно работал в Институте языкознания Академии Наук. Его труды были известны не только в России. Эмигрировав в США, он стал профессором Миннесотского университета, где работает уже более сорока лет. Он не только свободно владеет основными европейскими языками, но изучает их происхождение, развитие, историю их изучения. Оказывается, что в этой истории немало нелепостей, вызывающих у Либермана грустную, а порой и саркастическую усмешку. Например: «От уничтожения Вавилонской башни произошла только та польза, что возникли кафедры иностранных языков».
Анатолий Либерман разносторонне одарен, и это побуждает его не замыкаться в своей основной профессии. В русском зарубежье он известен как литературный критик, поэт, переводчик. Им заново переведены все сонеты Шекспира, он считает, что его переводы наиболее адекватны оригиналам. Русский перевод каждого сонета напечатан рядом с английским оригиналом: хотите верьте, хотите проверьте. Для того, чтобы заново переводить сонеты Шекспира после Маршака, Пастернака, чьи переводы давно считаются классическими, требуется немалое мужество. А для того, чтобы так их издать, - мужество в квадрате.
Из интервью Либермана с Цейтлиным, я узнал, что он также переводит русских поэтов на английский: Лермонтова, Боратынского, Тютчева. Читают эти переводы немногие, но они – есть! Доступны всем нынешним и будущим любителям и исследователям золотого века русской поэзии.
Рецензии А. Либермана в течение многих лет, с поразительным постоянством, появлялись в каждом номере «Нового журнала», а с 2005 года – в журнале «Мосты». В интервью Е. Цейтлину Либерман рассказывает, чем была вызвана эта «смена вех»:
«Начало моей деятельности в “Новом Журнале” было идиллическим (меня любили и жаловали), но по прошествии ряда лет редактор, когда-то и пригласивший меня, стал без всякого повода провоцировать один конфликт за другим. Дело дошло до разрыва сверхдружеских в прошлом отношений, и я был изгнан, причем, среди людей, еще вчера только что не бросавшихся мне на шею, не нашлось никого, кто бы проголосовал против отлучения. Узнав от меня об этих неурядицах, В.С. Батшев, редактор “Мостов” и “Литературного европейца” (Франкфурт-на-Майне), сразу же пригласил меня вести такой же раздел у него».
К сказанному могу добавить, что «Мосты» я получаю с первого номера, и в каждом из них, начиная с номера 8, есть подборка рецензий Анатолия Либермана. По сложившейся многолетней привычке, с этой подборки я и начинаю чтение «Мостов». А что касается старейшего в эмиграции «Нового журнала», то я припоминаю, что тогдашний главный редактор «не сошелся характерами» не только с Анатолием Либерманом, но и с покойным Юрием Дружниковым, который перестал в нем печататься и вышел из состава редколлегии примерно в то же время, что и Либерман.
Интервью с Давидом Гаем Евсей Цейтлин начинает с вопроса о его книге «Десятый круг» - о борьбе и гибели Минского гетто, написанной еще до эмиграции, в период горбачевский гласности. На вопрос о том, как он обратился к этому материалу, «который наверняка перевернул, во многом изменил вашу жизнь», Давид Гай ответил:
«Абсолютно точно – перевернул и во многом изменил. Я написал повесть за 37 (!) дней, совмещая с работой в газете. Дольше не смог бы писать физически и психологически: изнемогал под действием ночных кошмаров, почти каждую ночь меня расстреливали, закапывали живым в яму, я прятался в “малинах”, убегал от полицаев… Выдержать такой стресс было непросто».
С начала 1990-х Давид Гай живет в США, каждый год-два издает новую книгу.
В числе наиболее значимых романы «Средь круговращения земного…», «Джекпот», «Сослагательное наклонение», «Террариум», «Исчезновение»… При этом он не покидает оперативную работу журналиста и редактора. До эмиграции Давид Гай был одним из ведущих сотрудников «Вечерней Москвы», за годы жизни в Нью-Йорке ему пришлось редактировать целый ряд газет и журналов: «Еврейский мир», «Русская реклама», «Время и место». Сейчас под его редакцией выходит литературный журнал «Времена». Как отмечает Евсей Цейтлин, редакторская работа нисколько не мешает Давиду Гаю создавать собственные художественные произведения.
Значительное место в книге Е. Цейтлина занимают и другие персонажи, такие, как историк русской культуры Лев Бердников, блестящий публицист Семен Ицкович, писатель и критик Белла Езерская, яркий прозаик Сергей Юрьенен… Всех этих авторов я читал, с некоторыми знаком, но из интервью с каждым из них узнал немало для себя нового. Полагаю «вина» за это лежит не столько на тех, кто давал интервью, сколько на том, кто их брал. Евсей Цейтлин обладает редким умением «разговорить» собеседника, заставить вспомнить о том, что, казалось бы, давно и навсегда забыто.
Особо хочу сказать об интервью Евсея Цейтлина с математиком, поэтом и публицистом Борисом Кушнером, который, к большому прискорбию, не дожил до выхода в свет этой книги. С Борисом я дружил много лет, и он постепенно раскрывался передо мной новыми и новыми гранями своей многосторонней личности. Для него математика была неотделима от поэзии, а его поэзия предельно музыкальна. Публицистика Бориса Кушнера – от двух знаменитых «Открытых писем» математику с антисемитским уклоном Игорю Шафаревичу до поразительного по глубине анализа научно-публицистического исследования «В защиту Антонио Сальери» - рисуют Бориса Кушнера как пламенного поборника справедливости. Мне не доводилось знать другого человека, в котором бы так гармонично сочетались (правильнее сказать – сплавлялись) стремления к ДОБРУ, ИСТИНЕ и КРАСОТЕ. Все это рельефно прорисовано в беседе Евсея Цейтлина с Борисом Кушнером.
Я хорошо знаю и тесно сотрудничаю с талантливой писательницей и редактором интернет-журнала «Чайка» Ириной Чайковской, но интервью с ней Евсея Цейтлина настолько содержательно, интересно, информативно, что только из него я узнал, как нелегок был ее путь в большую литературу. Ирине пришлось пережить двойную эмиграцию: в 1992 году, когда ее муж Александр Марьин, ученый химфизик, получил приглашение на работу в Италию, семья отправилась вместе с ним. Ирина освоила итальянский язык, стала преподавать русский язык итальянцам. В 2000-м году семья перебралась в США, сначала в Солт-Лейк Сити, потом в пригород Вашингтона, в штате Мэриленд.
До выезда из России Ирина Чайковская, будучи кандидатом наук, работала школьной учительницей: подняться на более высокую ступень не позволял пресловутый «пятый пункт». Параллельно много и упорно писала, но не могла пробиться в печать. Зато теперь ее повести, пьесы, рецензии публикуются в ведущих литературных журналах России, таких, как московское «Знамя» и питерская «Нева», книги выходят по обе стороны океана.
Первые ее рассказы появилась в ежегодном альманахе «Побережье», издававшемся в Филадельфии Игорем Михалевичем-Капланом. Ирина установила тесные связи с Геннадием Крочиком и его журналом «Чайка», а после внезапной кончины Крочика в 2014 году, она в буквальном смысле спасла жизнь осиротевшему журналу. «Чайка» выходит в интернет-версии, ее широко читают во многих странах, в том числе и в России. Два раза в год, из лучших материалов, Ирина составляет очередной выпуск альманаха «Чайка». Выход каждого номера превращается в небольшой праздник, который обычно проводится в публичной библиотеке Роквилла (пригород Вашингтона). Ирина всегда интересно и с большой любовью рассказывает о содержании альманаха, знакомит авторов друг с другом и с читателями, вместе с мужем и верным помощником Александром Марьиным демонстрирует видеоинтервью с одним или двумя авторами, которые живут далеко и не могут присутствовать.
Из заморского далека Ирина внимательно вглядывается в то, что происходит в России, и многое ею воспринимается «с особой остротой». В интервью с Евсеем Цейтлиным она сказала:
«Например, в первый момент, когда услышала о проверке “гипотезы” ритуального убийства Николая Второго, не поверила ушам. Но оказалось, что действительно, “вопрос будут расследовать”. Тогда возникло ощущение: мне дали пощечину, даже не только мне, всему еврейству. Россия, к тому же, представила себя страной, где время от времени, возрождается средневековое мракобесие и где дело Менахема Бейлиса 1912-1913 гг. – а мы знаем, что суд присяжных его оправдал – так вот, это дело может преспокойно повториться через сто лет, причем с непредсказуемым результатом. Видимо, правильно сделали евреи, что освободили от себя эту территорию. Жаль тех, кто на ней остался, среди них и моя сестра, и я не могу не ощущать страха за нее и ее мужа».
К сказанному могу добавить, что красно-коричневые «патриоты» России с маниакальным упорством возрождают кровавый навет и другие антисемитские мифы еще с советских времен. Существенное отличие советской эпохи от нынешней в том, что сегодня мифологии ненависти можно открыто противостоять, тогда как при советской цензуре это было невозможно. Однако тех, кто настойчиво возрождает наветы на евреев, гораздо больше и действуют они куда более активно, нежели те, кто пытается им противостоять. Такова оборотная сторона медали.
Самой поразительной неожиданностью в книге Евсея Цейтлина стало для меня интервью с Геннадием Кацовым. Я знаю Кацова в основном по его острым телепередачам, в одной и мне довелось участвовать. То, что его участие в культурной жизни американской русскоязычной комьюнити куда более весомо и значимо, мне стало понятно из его интервью с Евсем Цейтлиным.
До эмиграции Геннадий Кацов был «широко известен в узких кругах» как поэт «андеграунда». Прибыв в Штаты в 1989 году, он, почти с места в карьер, стал делать передачи для радио «Свобода» и печатать статьи в газете «Новое русское слово». Так как на гонорары в русских изданиях прожить было невозможно, Кацов не гнушался никакой работой – от приготовления салатов в ресторане «Русский самовар» до работы консьержем в фешенебельном французском отеле. Он сразу же с головой окунулся в культурную жизнь Нью-Йорка, а как только появились какие-то деньги, основал еженедельник «Печатный орган», где «был издателем, одновременно главным редактором и журналистом, ведущим нескольких рубрик сразу». Писал по три-четыре статьи в каждый номер, и все это параллельно с работой консьержем, заработки от нее и шли на издание еженедельника…
К поэзии Кацов вернулся через 18 лет, после чего, один за другим, стали выходить его поэтические сборники. Параллельно с этим он создал в интернете свой новостной портал, участвовал в других проектах, которые сам и инициировал. А сверх всего этого – его постоянные передачи по радио и ТВ, всегда острые, содержательные, с глубоким знанием и пониманием текущих политических событий, что требует ежедневного обчитывания и критического анализа пяти-шести ведущих американских газет, различных интернет-сайтов и многого другого.
Как все это успевает один человек, для меня загадка. Я сам привык работать в две смены, как и многие коллеги, совмещающие творческую работу с поденщиной ради хлеба насущного. Но то, что успевает делать Геннадий Кацов, создает впечатление, что он неутомимо работает круглые сутки, семь дней в неделю – без сна и отдыха. Все это легко, естественно, похоже, что для него это норма.
Камни русской и русско-еврейской литературы разбросаны по всему свету. Тех, кто их разбрасывает, гораздо больше, чем тех, кто пытается их собирать. Книга Евсея Цейтлина «Писатель на дорогах исхода» - одна из таких очень успешных попыток. Хочу пожелать автору новых творческих сил для продолжения этого очень нужного и благородного дела.
Добавить комментарий