Однажды ему сказали, что он похож на ослика из мультфильма “Шрек”. Он не обиделся. Ослик — парень что надо, хоть и болтлив без меры, а красавцем артист Андрей Мерзликин себя никогда не считал. Даже наоборот. Когда в первый раз увидел себя на экране, в голове пронеслось: “Какой ужас...”. Так и слышу, как в этот момент вступает хор возмущенных поклонниц с громкой песней-опровержением: “Нет, не ужас-ужас-ужас...”
Поклонниц за время, прошедшее с премьеры фильма “Бумер”, у него скопилось порядком. В ожидании автографа и просто встречи барышни дежурят у входа в театр Армена Джигарханяна, где он служит. Ходят по пятнадцать раз на один спектакль, дарят цветы и мягкие игрушки. А самая преданная и деятельная почитательница изготовила для него персональный сайт и преподнесла на день рождения. Теперь аккуратно вывешивает на нем актуальные новости: “Андрей Мерзликин улетел на “Форт Боярд”, “Андрей Мерзликин закончил съемки во втором “Бумере”, “Андрей Мерзликин купил квартиру на Красной Пресне”.
“Около зоопарка”, — уточняет он, а я тут же вспоминаю про ослика и улыбаюсь. Каждый мечтает о своем — Андрей признается, что мечтал стать москвичом, “москвичом по паспорту, со своим жильем поближе к центру. Мне не нужны были офигенные метражи и джакузи со стеклянным потолком — просто квартира, чтоб сделать ремонт и чтоб гости приходили. А в идеале — загородный дом, конечно. — Рубленый домик с банькой на двенадцати сотках...”
Теперь, решив квартирный вопрос, он мечтает о том, как построит такой домик (“это лет через пять, не раньше”), а также о том, как побывает когда-нибудь в Антарктиде и, если доведется, сыграет Чингисхана. Ну и еще кое о чем, по мелочи. Парить в облаках — одно из его любимых занятий. “Мне мама с детства говорила: “Андрюша, вернись на землю”. Зачем? Наоборот, я считаю, что мечта — это главный двигатель всего. Как утром проснусь, так сразу и начинаю”. — “Да? А я вот слышал, что вы как проснетесь — тут же к компьютеру и пасьянс раскладываете”. — “Это уже потом, когда чай пью”.
Вернись на землю — сложно просить об этом человека, родившегося в подмосковном городке с “ракетным” именем Королев и пошедшего после школы учиться на радиотехника космического машиностроения. Правда, позже Мерзликин попытался обуздать свои “заоблачные” притязания и устремления — задумал стать экономистом, вернуться в земной мир цифр и расчетов, даже поступил в соответствующий вуз. Но страсть к иным мирам и возможностям пересилила, и он, забыв про экономику, рванул во ВГИК на актерский.
Любит рассказывать, как лет до двадцати вообще не подозревал, что существует такая профессия. Думал, артистов на улице находят, типа: “Не хотите ли в кино сняться?” Подозреваю, он это специально для журналистов придумал. Вроде бы полагается порядочной звезде иметь свою фирменную историю. Но вот в его другую историю я верю.
Во ВГИК его не приняли. И даже вольнослушателем отказывались брать. Тогда он решил действовать захватническими методами: вы меня в дверь — а я к вам в окно. Приходил на занятия, и все тут. Присутствовал в аудитории вместе со всеми, работал наравне с другими, учился всему тому же, что и они. Сраженные такой настойчивостью педагоги сдались, сказали: пускай живет. И он выжил. Доказал, что настаивал на своем не зря.
Андрей Мерзликин не просто прекраснодушный мечтатель в жанре “а вот хорошо бы...”. Он упрям, он привык добиваться своего — это заметно. Если что решил — сделает, если начал развивать мысль, то бесполезно его перебивать и пытаться увести разговор в другую сторону — свое он непременно доскажет до конца. Похоже, совсем не внешность имели в виду его друзья, когда пошутили насчет сходства с ушастым персонажем из “Шрека”.
И в то же время Мерзликин не из тех, кто всем видам путешествия к личной славе и успеху предпочитает пешие прогулки по чужим головам, а то и трупам. Он в жизни сугубо мирный человек, пускай наше кино и постановило пару лет назад, что ему к лицу погоны, и в предъюбилейном “победном” раже принялось предлагать ему одну служивую роль за другой — сержанта, прапорщика, капитана и прочий командный и не командный состав. “Семь или восемь фильмов — в окопах, в грязи, с настоящими автоматами, на подводной лодке... Наигрался в войнушку на всю оставшуюся жизнь”.
“А наступил уже такой момент, — интересуюсь я, — когда вы стали отказываться от новых предложений не реже, чем соглашаться?” Я спросил об этом, помня, что он актер из театра могучего Джигарханяна, про которого всем известно, что он “в отказ” принципиально никогда не уходил. Брался за все предложенные роли, считая, что актеру брезговать работой не пристало, что если видишь в себе силы — впрягайся, а жизнь сама все расставит по местам. Вот мне и интересно, как с этим обстоит у его ученика — а Мерзликин считает себя учеником Джигарханяна, говорит, что сейчас проходит у этого “мудреца” вторую, “офигенную” (любимое словечко) школу. Школу и театра, и жизни. Что ж, отказы ученик себе уже позволяет. Именно позволяет. А раньше — нет, был жаден, но называет это не жадностью, а “студенческим синдромом”: “Знаешь, когда так долго в институте мечтаешь о работе, а ее все нет и нет, и вдруг появляется, и тебя зовут, предлагают то и другое, и тебе все интересно, действительно интересно, ты же этого никогда еще не играл и того тоже не играл, каждая роль — как впервые, просто безумие какое-то...”
Это первое объяснение, романтическое. Есть и второе, прозаическое: желание стать москвичом с собственной квартирой в центре требовало воплощения, а значит — гонораров, а значит — не до отказов. Мерзликин этого не скрывает, он вообще не хочет выглядеть изысканнее и сложнее, чем есть на самом деле: говорит то, что думает, маску загадочности не носит, очень естествен — и в этом прав. Не стесняется, к примеру, рассказать, что на вступительном экзамене читал рассказ Михаила Задорнова, хотя это, конечно, надо было догадаться — выбрать именно такой образец русской прозы. Но ему понравилось — и он взял, наплевать. Приемная комиссия, округлив глаза и покатившись со смеху, попросила в следующий раз так не усложнять, остановиться на чем-нибудь попроще — на Пушкине, там, на Чехове каком-нибудь. Хорошо, учтем.
С басней он тоже, кстати, обошелся круто — прочитал что-то из Сергея Михалкова. От Крылова экзаменаторы, конечно, тихо вешаются, по пять тысяч раз выслушивая про волка на псарне и ворону на ели, но подумайте сами, абитуриент — Мерзликин, бодрые девяностые годы на дворе, не замшелые советские семидесятые — какой еще тут Михалков? А вот хочу и буду. Упрямый.
От чего же он все-таки отказывается? От криминала. “Мне надоело: он опять сбежал из тюрьмы, он опять кого-то замочил, его бьют, он бьет”. — “Режиссеры вам в ответ, наверное, говорят: Андрей, это же все только внешние приметы, но ведь характер другой, все другое”. — “Именно в таких выражениях и говорят: Андрей, вы же все иначе сделаете! А я им: знаю, сделаю, потрачу силы и сделаю, но мне не хочется думать о самом себе, что я могу только это. Не хочу я, чтобы у меня о себе такое мнение складывалось”.
Поток криминальных предложений — это, конечно, след “Бумера”. Как история повторяется в виде фарса, так и после “Бумера”, отличного фильма с криминальным антуражем, но совсем не о бандитах, — поверхностно настроенные продюсеры и режиссеры увидели невнимательными глазами в Мерзликине отмороженного братка. Хотя его бумеровский персонаж Димон, наоборот, носит кличку Ошпаренный. Из всей четверки он не самый располагающий к себе парень, дешевый любитель “растопырить пальцы”, из-за которого, собственно, и заварилась вся каша, началась нехорошая канитель: это он нагло подрезал на дороге бандитскую тачку, он повел себя неправильно, он впутал друзей в разборку с кровавым исходом и дальнейшим побегом прочь из Москвы — навстречу гибели. И он же выжил. Единственный — как все мы думали после “Бумера”.
Нет, не единственный, как объяснил нам “Бумер. Фильм второй”. Главный герой там, вышедший спустя годы из тюрьмы Костян по кличке Кот, герой Владимира Вдовиченкова. Но сейчас речь не о Вдовиченкове, а о Мерзликине и его Димоне Ошпаренном, который появляется во втором фильме мельком, но со значением. Не очень-то хорошо он тогда выжил, Димон. Не вступился за пацанов, грудью на милицейские пули не пошел, понял, что бессилен, и слинял. Вы только все это Мерзликину не говорите, не надо. Хорошего мнения о себе не составите, только испортите дело. Лучше я вам заранее скажу, что вы от него, адвоката своей роли, услышите. Что вы, увы, фильм не смотрели, а если смотрели, то ничего не поняли. Что все это чистоплюйские рассуждения теоретиков нравственности — а все жестче, и человек между жизнью и смертью выбирает жизнь. Тем более, когда понимает, что от него уже ничего не зависит. И вопрос не в том, что Димон поступил именно так, а в том, как ему с этим жить дальше. “Меня как-то спросили: вот ты сейчас идешь по улице и встречаешь Ошпаренного. Как ты к нему отнесешься? Я задумался”. — “А вы при этом в курсе, как он поступил когда-то, в девяностые, или нет?” — “Вот именно. Я задал этот же вопрос. Да, говорят, ты в курсе. Тогда, говорю, есть два варианта ответа. Первый: я вижу человека, который забыл, который все эти годы потратил на то, чтобы вычеркнуть из памяти произошедшее. Для меня такого человека не существует. И второй: я вижу парня, который помнит, что он это сделал, который ничего не забыл и пытается как-то дальше с этим существовать. Ему тяжело, но он пытается. “Бумер. Фильм второй” — про такого Димона. И спасибо режиссеру Пете Буслову, что он подарил ему именно это будущее, а мне — возможность сыграть не то чтобы реабилитацию... а человека, который помнит”.
Добавить комментарий