В общем-то нет явления, вызывающего большую вражду у поэзии, у поэтов ("С лица Земли сметя торговлю /И замки торга бросив ниц, /Из звездных глыб построишь кровлю,/ Стеклянный колокол столиц!.." - взывал к будущему человечеству Велимир Хлебников). Но ведь бывала она Руси она и "честной" (с ударением на последнем слоге, а, впрочем, и на первом...). По мнению В.В. Розанова, лишь тот во всей полноте может ощутить русский дух, кто знает, что такое "грибные лавки в чистый понедельник".
И вот одно написанное с любовью, да малость призабытое стихотворение о былой русской жизни, красочная праздничность которой непременно подразумевала и торговлю.Стихи принадлежат весьма замечательному, особенно в ранних стихах, поэту Дмитрию Семеновскому. Стихотворение, вызвавшее восхищение Блока, написано в последнем предреволюционном году. Вскоре переменились все краски и пресеклась всяческая торговля. Но она оказалось чертовски живучей...
Дмитрий СЕМЕНОВСКИЙ (1894 - 1960)
ПРАЗДНИК
I
По улице толпа течет,
Высоко образа вздымая,
А солнце яркое печет,
И ясно, ясно небо мая.
Скопленьем риз, икон, голов
Дремотный городок запружен
И голосом колоколов
И гулом уличным разбужен.
Микола-Солнышко и Спас
С Ильей серебрянобородым
Покинули иконостас,
Пошли по городу с народом.
С толпою шествуя вперед,
Глядит на рубища, на лица,
На свой возлюбленный народ
Боголюбивая Царица.
Громадны очи на лице
Спокойном, высохшем и смуглом.
Каменья теплятся в венце,
Как месяц, золотом и круглом.
Егорий в латах и с копьем,
Победоносный, юный, гневный,
Смял змея вздыбленным конем
Пред очарованной царевной.
Горя дрожащей бахромой,
Хоругви в небесах полощат.
Казаки с важностью немой
С коней оглядывают площадь.
В глазах пестрит от стихарей,
От пыли, поднятой ногами.
В ушах звенит от тропарей,
Что глохнут в топоте и гаме.
Священники кресты несут.
Их ризы ярче костяники.
В толпе поют про Страшный Суд
Седобородые калики:
… Солнце и луна светиться
В день последний перестанут.
Небо кровью замутится,
Часты звезды в темень канут.
И тогда земля сырая,
Ровно свечка, загорится,
И от края и до края
В кровь вода перетворится.
И архангельские рати,
Славой молний повитые,
В небесах зачнут играти
В трубы громкие литые.
Рухнут горы. Камни треснут.
Заметутся реки прахом.
Все усопшие воскреснут,
К Судии придут со страхом…
Порою в чашку кинут грош:
— Прими-ко Христа-ради, старче! —
Толпа колеблется, как рожь,
Толпа цветов медвяных ярче.
И впереди и позади
Она струится в тесном русле.
В ответ колоколам — в груди
Запели трепетные гусли.
Толпа, стоглавая змея,
Вдоль узких улиц извитая!
Люблю идти с тобою я,
Среди счастливых дум витая.
Я — лишь звенящая струна,
Я — лютик с полевого лона,
А ты соборна, ты шумна,
Полна смятенья, пенья, звона.
О, как вся эта пестрота
Лохмотьев, ярких узорочий,
Девическая красота —
Чаруют и пленяют очи!
Нестройный гам, обрывки слов,
Истошный крик и плач кликуши
И пестрый звон колоколов
Неудержимо льются в уши.
Слепцы все тянут древний стих,
Под лоб закатывая очи.
Старухи обступили их,
Слезинку выронить охочи. —
… Будут князи, будут власти
И лихие человеки
У змеи в железной пасти
С сатаной гореть вовеки.
А святые сядут рядом
С серафимами под пальмы
Любоваться Горным градом,
Воспевать согласно псальмы.
Веселиться в райских кущах,
В гусли звонкие играя,
Возле рек, млеком текущих,
В берегах медовых рая…
Мне любо тайно подмечать
Девичьих уст мольбы и вздохи,
Глазами зоркими встречать
Зениц стремительных сполохи.
И если вдруг увижу я:
Взмахнет мохнатая ресница,
И взгляд, как молнии струя,
Меня ожжет из-под нея, —
О, смутно, смутно грудь моя
Любви предчувствием стеснится.
Сегодня тихая весна
Загар на девушек навеет.
На их устах, сладка, красна,
Малина огненная спеет.
И станут по ночам оне
Кого-то призывать с любовью,
И статный Витязь на коне
В сереброкованной броне
Прильнет в безгласной тишине
К девическому изголовью.
В его глазах горит гроза
И, как серпы, бровей излуки…
II
А уж на площади воза
Оглобли подняли, как руки .
Там на прилавках пояски,
Платки с причудливым узором,
Цвет-ленты, перстни, образки
Разложены на зависть взорам.
Вот «Песенники», вот «Крючков» ,
Вот «Гроба тайны роковые».
Внимательно из-под очков
Старик разглядывает «Вия».
В лавченках — жамки, леденцы…
Народ, охвачен вешним хмелем,
Валит к узорным, как венцы,
Дрожащим зыбким каруселям.
Выкрики торговцев
… Солоницы, плошки,
Расписные ложки,
Чашки с резьбою —
Бери с бою!..
… Пироги подовые!..
… Пряники медовые!..
Песня сборщика
… Пожертвуйте, радетели,
Отцы и благодетели,
Небесной царице —
Заступнице усердной!
Заплатит сторицей
Вам Спас милосердный…
Грохочет глухо барабан.
Кричит фигляр. Стучат колеса.
Толпа у входа в балаган
Пьяна, мятежна, стоголоса.
Там балалаечник-урод
С подмостков хрипло завывает,
Коверкается и орет —
На представленье зазывает.
Плясуний балаганных рой
(Царевны в разноцветной сказке),
Пьянясь гармоники игрой,
Сверкая вязью, мишурой,
Бренча монистами, порой
Там выступает в плавной пляске.
С иконостасом на груди,
С борами на багровой вые,
Кричат народу: «Осади!»
Сердитые городовые.
Гремит расстроенный орган:
«Когда б имел златые горы»…
Скотины рев, божба цыган,
Молва и песни, брань и споры.
Толпа кипящая валит,
Седую пыль, как дым, вздымая,
А солнце знойное палит,
И нежно, нежно небо мая.
1916
