Начну с интересного признания Альберта Эйнштейна : «Стремление к знанию ради самого знания, любовь к справедливости, граничащая с фанатизмом, и тяга к личной независимости - таковы духовные традиции еврейского народа, заставляющие меня рассматривать свою принадлежность к нему как подарок судьбы. Те, кто в наше время обрушились на идеалы разума и личной свободы и пытаются грубой силой ввергнуть человечество в состояние бездушного рабства, справедливо видят в нас своих непримиримых противников».
Триада свойств, выделенная Эйнштейном, характерна для многих выдающихся личностей. Среди известных российских биологов и генетиков ее ясно можно видеть в характере и творчестве у Н.И. Вавилова, Н.К. Кольцова, А.А. Любищева, И.А.Рапопорта. Данная триада ярко проявлялась в личности и судьбе генетика Владимира Павловича Эфроимсона (1908-1989). Ей сопутствовали горячий темперамент, потрясающая работоспособность, «сверхвысокая» память и куртуазное обращение с дамами.
Владимир Павлович Эфроимсон (далее В.П.) родился в Москве в интеллигентной обрусевшей еврейской семье. Место рождения - Лубянка д.2. В.П. любил рассказывать такой советский анекдот. Один прохожий, указывая другому на этот дом, говорит: «Раньше это был дом страхового общества «Россия», там сдавались квартиры в наем. – А теперь там что, Госстрах? – Нет, Госужас». Думал ли я, иронизировал В.П., что мой родной дом станет самым страшным местом в Москве?
Отец В.П. был сыном раввина. Окончив с золотой медалью гимназию в Киеве, он поступил в Киевский университет на юридический факультет. До революции он вел все финансовые дела крупного сахарозаводчика Бродского. Эфроимсон отмечал поразительную энергию и комбинаторный ум отца. После революции в годы НЭП к нему обратились из Госбанка помочь в стабилизации червонца. И это удалось. Однако, вскоре большевики стали создавать вредительские процессы, и отца арестовали как «экономического контрреволюционера». Суд над отцом, сильно повлиял на мировоззрение и судьбу В.П. «Я чувствовал себя совершенно опозоренным, ото всех отошел, чтобы никого не компрометировать». Мама В.П. Елизавета Марковна Кроль была доброй и мягкой женщиной. В Первую мировую войну пошла санитаркой в госпиталь. Родной брат матери был профессором психиатрии, у него в 1935 г. В.П. временно нашел приют после первого лагеря.
В.П. окончил специализированную немецкую школу в 15 лет, перескакивая через классы. Обладая страстью к истории и фотографической памятью, он помнил наизусть десятки страниц из книг Шиллера, Моммзена и других первоисточников. Но решил поступать на биологическое отделение физмата МГУ на кафедру экспериментальной зоологии, которой заведовал известный проф. Н.К. Кольцов.
В.П. как ученый сложился в знаменитой московской школе эволюционной генетики с ее основателями Н. К. Кольцовым и С. С. Четвериковым. Это были высокообразованные биологи, люди независимые, неспособные прислуживаться. И, конечно, режим рано или поздно начинал преследовать их. В.П. не пришлось окончить университет. В 1929 г. по вздорному поводу арестовали проф. Четверикова. Студент 4-го курса Эфроимсон на общем собрании выступил в защиту своего учителя и был исключен из университета.
В.П. вступил в большую науку, минуя период ученичества. При содействии Кольцова, после исключения из университета он стал вести исследования в рентгеновском институте. Анализировал действие облучения на возникновение мутаций. В 1932 г. В.П. сформулировал принцип равновесия между скоростью возникновения вредных мутаций и их отбором в популяциях человека. На этой основе он предложил способ оценки частоты возникновения вредных мутаций. Данный результат высоко оценил основоположник радиационной генетики и будущий нобелевский лауреат Герман Меллер, который в те годы по предложению Н.И. Вавилова приехал временно работать в СССР.
В 1932 г. В.П. пригласили в открывшийся Медико-биологический институт. Но начать работу и опубликовать подготовленную статью В.П. не успел. Его арестовали по абсурдному обвинению «за участие в антисоветской организации». Припомнили посещение в годы студенчества заседаний кружка «вольных философов». Следователь требовал дать показания на Кольцова. После твердого отказа Эфроимсон был осужден на 3 года - концлагерь в Горной Шории.
После освобождения В.П. удалось получить место в Среднеазиатском НИИ шелководства в Ташкенте (шелк был нужен стране для парашютов). Он жадно погрузился в опыты, работая по 16-18 часов в сутки, нередко спал тут же, в лаборатории. В итоге исследований по генетике тутового шелкопряда В.П. установил важный принцип коррелированного ответа на отбор. Выяснилось, что целая плеяда признаков находится под контролем единой гормональной системы. Поэтому отбор по любому из этих признаков приводил к быстрому изменению всей плеяды. Данное открытие В.П. применил затем для истолкования быстрых изменений в ходе одомашнивания животных и в процессе эволюции человека.
К сожалению, написанная им в то время монография осталась неопубликованной. В 1938 г. в обстановке «охоты на ведьм» его исследования были вновь насильственно прерваны. Он был уволен по подозрению в антисоветских настроениях. Уникальный и с таким трудом созданный селекционный материал уничтожили. Пришлось уехать из Ташкента и искать работу. Лишь в 1939 г. ученый смог продолжить исследования на Всесоюзной станции шелководства под Харьковом. За месяц до начала войны В.П. защитил кандидатскую диссертацию.
Всю войну, с августа 1941 по ноябрь 1945 г., ученый провел на фронте. Он совмещал работу в медсансанбате и переводчика во фронтовой разведке (немецкий знал блестяще). За боевые заслуги В.П. был награжден многими орденами и медалями и получил звание капитана.
В конце войны Эфроимсон совершил поступок, типичный для его этических принципов.
Став невольным очевидцем массовых изнасилований женщин после вступления советских войск в Германию, В.П. написал рапорт командованию. Он предупреждал, что насилия усилят отчаянное сопротивление противника и приведут к сильным потерям. Так и оказалось. Спустя годы В.П. так оценивал свой поступок: «В эксцессах менее всего были виноваты солдаты, которые много лет не видели женщин. Ведь на этом ломались даже истинные аскеты и монахи... Но выхода не было». Этот рапорт послужил затем поводом к его очередному аресту.
С ноября 1945 г. Эфроимсон — доцент кафедры дарвинизма и генетики Харьковского университета. В своих лекциях он критиковал взгляды Лысенко, перевел и распространил среди харьковских биологов критическую рецензию на книгу Лысенко американского генетика и эволюциониста Ф. Г. Добжанского. Хотя в 1947 г. Эфроимсон блестяще защитил докторскую диссертацию, степень доктора ему была присвоена лишь 15 лет спустя - своеобразный рекорд в советской науке!
За открытое неприятие лысенкоизма В.П. уволили «за деятельность, порочащую звание советского педагога». Оказавшись вновь без работы, В.П. написал работу о вреде «новаций» Лысенко для теории и практики сельского хозяйств. Он послал свою статью в ЦК партии. Однако события развивались в ином русле. В 1948 г. после августовской сессии ВАСХНИЛ последовал полный разгром генетики. А
в 1949 г. Эфроимсон был вторично арестован – приговор 10 лет. Формально ему вменяли в вину рапорт 1945 г. («клевета на Советскую армию»). Но, по существу, это была расправа за открытое противостояние лысенковщине. Шесть лет в казахстанском концлагере Степлаг под Джезказганом, работа кайлом на шахтах. Ученый был реабилитирован лишь в 1955 г. Надо было вновь искать работу.
В 1956 г. ему на помощь пришла основатель и директор Библиотеки иностранной литературы Маргарита Ивановна Рудомино (1900-1990). Имя этой женщины, полагал В.П, «должно остаться в людской памяти. Она уберегла меня и многих других опальных исследователей от пребывания в «тунеядцах». Теперь, по справедливости, «Иностранка» носит имя М.И. Рудомино. Будучи зачислен в библиотеку на должность старшего библиографа, В.П. смог вернулся к науке. С фантастической страстью к работе и глубокими познаниями, В.П. через два года написал монографию «Введение в медицинскую генетику». Это была первая сводка в этой области, спустя 25 лет после разгрома в 1938 году Медико-генетического института.
Опубликовать монографию еще до падения Лысенко оказалось чрезвычайно трудно. В борьбу за ее публикацию включились многие ученые, и не только биологи. Сначала был подготовлен макет в количестве 100 экземпляров. После получения серии позитивных отзывов и открытого обсуждения в АМН СССР, книга, прорвав заслоны, вышла в 1964 г., еще до падения Лысенко. Она сыграла выдающуюся роль в возрождении медицинской генетики в Советском Союзе.
В 1961 г. Эфроимсон был принят старшим научным сотрудником в Институт вакцин и сывороток. Здесь он смог развить свою идею о «неисчерпаемой наследственной гетерогенности человечества». Полиморфизм по многим сотням генов обеспечивают устойчивость вида-хозяина к вирусным микробным агентам. Пандемия ковид-19 наглядный пример того, что разные индивиды и разные человеческие популяции изначально гетерогенны по степени наследственной устойчивости к этому вирусу. Оскар Рохлин, первый аспирант В.П. экспериментально подтвердил принцип В.П. Он стал видным иммуногенетиком и оставил прекрасные воспоминания о своем учителе - о человеке и его стиле как ученого. В 1971 г. вышла монография В.П. «Иммуногенетика» - первая в стране.
В.1971 г Эфроимсон был приглашен на заведование отделом генетики Московского НИИ психиатрии. В.П. буквально фонтанировал идеями, многие из которых за короткое время успел воплотить в жизнь. Были проведены новаторские исследования по генетике поведения и нервных болезней. В особенности я хочу отметить книгу «Генетика олигофрений, психозов и эпилепсии» (совместно с М. Г. Блюминой), которая вышла в 1978 г. В ней дан ключ к загадке большой изменчивости в характере проявления и наследования шизофрении. В.П. использовал для объяснения этого феномена принцип независимого проявления мутации на каждой из сторон билатерального (двустороннего) органа или структуры. (Этот принцип был сформулирован известным генетиком академиком Б.Л. Астауровым, также учеником Четверикова). Мозг с его функционально различными полушариями как раз является такой структурой. По идее В.П., при шизофрении наследуется предрасположенность к дефекту той или иной мозговой структуры. Но возникновение и характер проявления дефекта происходят независимо в каждом из полушарий. Это приводит к разбросу в проявлении аномального поведения у предрасположенных к шизофрении лиц. И лишь двустороннее поражение участков мозга приводит к ясно выраженной болезни.
В середине 1970-хг. партийная мафия в борьбе с диссидентами стала использовать психиатрию для внесудебной расправы. Наиболее вопиющие случаи — заключение в «психушку» генерала Петра Григоренко и биолога Жореса Медведева. В.П. не скрывал своего резко негативного отношения к этим эксцессам. В лаборатории по разным причинам возникла сложная обстановка и в 1975 г. В.П. пришлось уйти.
С 1976 г. до конца жизни В.П. был профессором-консультантом Института биологии развития АН СССР (директор академик. Б.Л. Астауров). Он сохранял способность работы по 12-14 ч. в день вплоть до 80 лет, мужественно борясь с подступившими недугами. За это время он подготовил две монографии. Одна из них посвящена генетике гениальности, а другая — генетике этики и эстетики. Эфроимсон продолжил исследования своего учителя Кольцова, который в начале 1920-х гг основал «Русский евгенический журнал» и Русское евгеническое общество. Многим интеллектуалам старшего поколения хорошо памятна пробившаяся в печать в 1971 г. в журнале «Новый мир» статья Эфроимсона «Родословная альтруизма» с послесловием Б.Л. Астаурова. Эта статья резко изменила мировоззрения многих современников о природе человека. Об этом ясно свидетельствует и вспоминает Ирина Чайковская («Чайка», ноябрь 2013).
Владимир Павлович в своих статьях и книгах выступает не только как генетик, эволюционист, психиатр, но и как знаток истории, литературы, поэзии. Его книги на стыке генетики и эволюционной биологии смогли увидеть свет лишь спустя годы после кончины. Падение монополии Лысенко в биологии в 1964 году после снятия Хрущева вовсе не остановило монополию марксистко-ленинской государственной философии. Партийные философы в вузах и институтах вплоть до начала 1990-х гг. и до роспуска КПСС в августе 1991 г. выступали в роли зорких идеологических надсмотрщиков. Они имели доминантное право толковать все биосоциальные аспекты природы человека. Труд Эфроимсона по генетике гениальности и таланта удалось лишь депонировать в ВИНИТИ в 1982 г. Мне удалось убедить В.П. в этом, ибо иначе была опасность плагиата его идей. Недавно я узнал, что в ВИНИТИ пришло около 500 платных заявок. ВИНИТИ отказывал в заявках, ссылаясь на нехватку бумаги (а может получил указание сверху). Депонировать другую книгу «Генетика этики и эстетики» не удалось. Цензоры требовали убрать процитированные В.П. стихи его любимого поэта Николая Гумилева, убиенного в 1921 г. Поэт был реабилитирован лишь в перестройку накануне 1990-х годов.
Немного о своеобразном стиле общения Владимира Павловича. Он был по природе человеком очень добрым и щедрым. При этом любил эпатировать расположенных к нему людей полумаргинальными словесными эскападами. Создавая дружескую атмосферу без «звериной серьезности» (выражение Н.В. Тимофеева-Ресовского). Вот замечательный рассказ иммунногенетика А.Н. Маца. «Всем, кто имел дело с Эфроимсоном, памятно его поразительное умение создавать атмосферу весёлого творческого полета вокруг себя, его самоирония и презрение ко всяким бытовым удобствам, к меркантильным интересам, именно, этакое высокое воспарение… Вот такая иллюстрация. Владимир Павлович разговаривал с Жоресом Александровичем Медведевым. Тут входит Мирра Александровна Фролова – заведующая отделом иммунологии и замечательная женщина. И Эфроимсон, и Фролова – они были друг от друга в восторге. Владимир Павлович знакомит ее с Жоресом: «Жорес! Понимаете – эта негодяйка считает себя моей начальницей». Все трое смеются, и возникает изумительная возможность паритетного, остроумного разговора. И так было во многих случаях».
Вот нарочито эпатажная надпись на оттиске. «Наиархиокаяннейшему Михаилу Давидовичу Голубовскому на предмет ксерокопирования и распространения среди широких масс дебилов Новосибирского Академгородка. С обязательным требованием от читателей самостоятельного производства тех оргвыводов, которые в статье отсутствуют по понятным причинам, от автора не зависящим. 31.1. 1988 г. В. Эфроимсон.
Хранителем творческого наследия и архива Эфроимсона, издателем его книг и статей, интервью с ним была биолог и журналист Елена Артемовна Кешман (Изюмова). Она самоотверженно ухаживала за В.П. в последние месяцы его жизни.
На снимке три заветные книги В.П., изданные под эгидой Е.А. Кешман в 2004 г.
Книга «Генетика этики и эстетики»
Символично, что книга о биологических основах этики и эстетики принадлежит перу генетика Эфроимсона. Над генетикой в СССР история поставила жесткий эксперимент по социальной психологии. Испытание на совесть, порядочность. В. П. относится к той плеяде биологов, которые выдержали трудные испытания. Он имел естественное право размышлять о природе добра и зла в обществе.
Первое издание книги «Генетика этики и эстетики» было подготовлено под моей редакцией и предисловием и вышло в 1996 г. в С. Петербурге. Книга состоит из трех разделов. В двух первых приведены генетические и исторические доводы о том, что эмоции альтруизма, самоотверженности, способности к восприятию красоты и гармонии не есть лишь следствие благонравного воспитания. Они возникают на биологической наследственной основе. В той же степени, как и противоположные эмоции агрессивности, эгоизма. Эти черты психики развились в ходе эволюции человека как социального животного в результате действия внутри- и межпопуляционного отбора.
В этом смысле В.П. продолжил линию размышлений и исследований Дарвина в двух его замечательных трудах «Происхождение человека и половой отбор» и «Выражение эмоций у человека», вышедших в 70-х годах XIX в. Вывод Дарвина: «Чувства и впечатления, различные эмоции и способности, такие как любовь, память, внимание, любопытство, подражание, рассудок и т. д., которыми гордится человек, могут быть найдены в зачатке, а иногда даже и в хорошо развитом состоянии у низших животных». Дарвин обосновал этот вывод как биолог. Он всегда обсуждал данные об изменчивости разных форм поведения, у разных людей и народов, об их возможной наследственной передаче.
С переоткрытием законов Менделя в начале XX в. стало возможным изучение наследования черт психики человека. Обширная и глубоко продуманная программа таких исследований была представлена проф. Кольцовым в 1923 г. в статье «Генетический анализ психических особенностей человека» (Русск. евгенич. журн., 1923, с. 253-307). Кольцов разграничил сферу поведения человека на три группы: познавательные (разум), эмоции (аффекты) и влечения (воля). Он наметил способы изучения изменчивости и наследования в каждой из этих сфер психики.
Физиологическая основа влечений и эмоций - нейро-гуморальные процессы. Так, в разряд влечений человека Кольцов отнес влечение к власти. «У стадных млекопитающих этот признак проявляется в борьбе за лидерство в группе, роль вожака. В человеческом обществе воля к власти ярко характеризует всех вождей на разных поприщах деятельности. У людей с ограниченными способностями она проявляется в мелком тщеславии, у сильных людей, организаторов, является необходимым условием их организаторской деятельности. В сочетании с влечением к творчеству воля к власти является самым могущественным двигателем культуры... Каждый выдающийся ученый должен обладать влечением к власти, которая выражается в пропаганде своего учения. Работы ученого без этого влечения остаются незамеченными, и труды его пропадают даром... В сильнейшей степени обладают влечением к власти фанатики определенного учения, стремящиеся покорить ему весь мир, пророки, основатели религий, самозванцы».
Степень влечения к власти может определять выбор человеком социальной ниши. Кольцов приводит свидетельство, что различие позиций между большевиками и меньшевиками сказывалась не столько в теоретических разногласиях, сколько в темпераменте лиц, которые разошлись по двум фракциям. Понимание факта, что влечение к власти — зависимая от генотипа черта психики, важно. Ибо эта необходимая для самоорганизации социума черта характера может пойти во вред, если не будут соблюдаться определенные правила «техники безопасности» в обращении с властью (подобно остракизму у древних греков). Отсюда и принцип разделения властей, который, по идее Мэдисона, был принят при создании США.
Предшественником В.П. в области эволюционной биологии поведения был и выдающийся генетик и клиницист Сергей Николаевич Давиденков (1880-1961). Он подытожил свои многолетние исследования в книге «Эволюционно-генетические проблемы в невропатологии». Книга вышла мизерным тиражом в трудный 1947 г., накануне разгрома генетики. Тираж был в значительной степени уничтожен, она является библиографической редкостью. Между тем, в предисловии академик Л. А. Орбели справедливо назвал книгу гордостью российской биологии и медицины.
Давиденков обосновал тезис о парадоксе нервно-психической эволюции человека. Ослабление естественного отбора при переходе от биологической к культурной эволюции привело к распространению слабых, неуравновешенных, инертных типов нервной системы. Инертность встречается чуть ли не поголовно, проявляясь по-разному: в нерешительности, постоянных сомнениях, в боязни нового, трудности кончить начатую работу, в навязчивых состояниях, особых расстройствах речи и т. д. Предрасположенность к инертности (а не ее конкретная форма!) наследуется по доминантному типу. Гетерозиготные носители генов, варианты которых приводят к патологии психики, нередко отличаются отрицательными эмоциями, направленными на других людей: раздражительность, склонность к конфликтам, немотивированная злобность и т. д. Но эта печальная генетическая предрасположенность вовсе не является фатальной.
Для преодоления распространенной наследственной инертности Давиденков предложил программу тренировки подвижности нервной системы, начиная с детского возраста. Это новая задача, которую эволюционная нейрогенетика ставит перед педагогами: «Здесь достижения преемственности должны будут победить дефекты наследственности. Но чтобы это действительно могло иметь место, нужно не закрывать глаза, а открыто оценивать действительное положение вещей». Такой вывод был сделан генетиком в 1947 г. Но этот призыв не только не был услышан в СССР, но в последующие десятилетия делалось все, чтобы генетический подход не проник в учение о «социальной сущности» человека.
Книга Эфроимсона была и остается актуальной. В.П. убедительно доказывает, что в генофонде записана не только потенциальная способность мыслить, но и различать добро и зло. Совесть и альтруизм В.П. определяет как сумму эмоций, которые побуждают человека совершать поступки, лично ему непосредственно невыгодные и даже опасные, но приносящие пользу другим людями.
«...Природное чувство совести можно временно заглушить у части или у многих.
Тот, кто его лишен, легко накупит единомышленников. Он может захватить власть и создать могучую систему массового обмана и дезинформации. Но страна, которая допустит это, обрекается на деградацию. Секрет прост. К бессовестной власти быстро присасываются бессовестные исполнители...За империей Ивана Грозного неизбежно последовало смутное время.
За блестящими успехами Гитлера последовал небывалый в истории погром».
Насильственные идеологии обычно распространяются, поясняет В.П. в «облатке справедливости», а жестокие средства оправдываются высокой целью.
Есть важные положения генетики, которые нередко ускользают от не биолога. В.П. рассмотрел их в главе о феногенетике поведения - изучение, как в разных условия среды проявляются зависимые от генотипа признаки. Нормальная психическая деятельность, в том числе нормальная система этических реакций и мышление, возможны лишь при условии нормального, не мутантного состояния сотен генов. Мышление снижается до уровня слабоумия и проявляются аномалии психики в случае гомозиготности мутаций, сокрытых до поры до времени под покровом нормальных генных вариантов. Психические отклонения происходят также у носителей разных аберраций набора хромосом (например, синдром Дауна в случае наличия в геноме лишней 21-ой хромосомы).
Генофонд человечества поразительно гетерогенен. Индивиды избирательно восприимчивы к разным факторам среды. Человек не семя, которое прорастает куда его занесло, пишет В.П. Индивид активно выбирает окружение, которое комфортно его генотипу. В одной и той же «типичной среде» формируются люди с самыми полярными психикой и интеллектом. Распространено одно досадное, по словам В.П., недоразумение. Когда генетик говорит о наследовании того или иного признака, это не следует воспринимать детерминистически. Становление признаков, и особенно поведения, происходит в ходе развития организма по сложному сценарию: наследственная программа (гены) — чувствительный период (ы) — предопределение пути развития — формирование признака.
В поведении животных хорошо известен феномен импринтинга или запечатления. По аналогии с ним Эфроимсон предлагает удачный термин «импрессинг». Для обозначения ранних впечатлений детства и юношества, которые действуют в чувствительный период и являются жизнеопределяющими. Пушкин ставил своей главной заслугой: «Чувства добрые я лирой пробуждал». Достойная цель. Она подразумевает, что чувства добрые потенциально записаны в генофонде. И пробуждены еще у ребенка, в чувствительный период развития.
В.П. послал макет своей книги о генетике и этике «на разнос» биологу-эволюционисту А.А. Любищеву, своему коллеге по противостоянию лысенковщине. Нисколько не отрицая наследственную компоненту в человеческом поведении, Любищев, однако, полагал главным в судьбе этносов «идеологическую наследственность». А также важную роль своего рода «идеологических мутаций» - новых идей, которые распространяются в обществе. В силу подобных «мутаций» Швеция, столь воинственная на протяжении столетий страна, стала оплотом нейтральности и толерантности. Статья Любищева «Генетика и этика» помещена мной в конце книги В.П. Диалог Эфроимсон-Любищев очень интересен для столь необходимой полифонии в этой сложной проблеме.
Эфроимсон и Любищев согласны в том, что чувство красоты, гармонии, наслаждения музыкой и поэзией потенциально заложены в генофонде. В начале ХХ века вышла прекрасно иллюстрированная книга немецкого биолога-эволюциониста Эрнста Геккеля – «Красота форм в природе». Красота живых форм вовсе не случайность. Исследования по симметрии и «золотому сечению» показали, что сходные принципы гармонии определяют разнообразие форм в живой природе и психофизическое состояние у человека, его восприимчивость к гармонии. Красоту можно понимать как идею гармонии, воплощенную в материи.
Книга Эфроимсона пронизана многими отсылками к творениям классиков художественной литературы, цитированием стихов любимых поэтов. Эмоции и художественное творчество В.П. называет экспрес-методом познания. Они позволяют схватить целое, суть явления. Извлечь из хаоса и воплотить в слове и других искусствах открывшуюся гармонию («Пушкинская речь» Блока).
Посмотрим, как монолог пушкинского Сальери сближает поэзию и генетику.
Родился я с любовию к искусству;
Ребенком будучи, когда высоко
Звучал орган в старинной церкви нашей,
Я слушал и заслушивался – слезы
Невольные и сладки текли.
Отверг я рано праздные забавы...
Позволим на миг святотатство и, «музыку умертвив», переложим эти пленительные строки на язык генетики. Сальери с рождения был одарен генами музыкальных способностей. Эти гены стали проявляться с самого детства. Они побуждали ребенка активно искать среду для своего проявления. Его влекло в собор, где звучал орган. Он слушал музыку и заслушивался. Далее - прекрасное описание глубокой восприимчивости к музыке: слезы невольные и сладкие текли. Следуя своему дару Сальери отвергает искушения праздных забав. Он предается одной музыке, постигая ее язык: «Нередко просидев в безмолвной келье /Два, три дня, позабыв и сон и пищу».. Самоотвержение и напряженное постоянство в развитии природного дара дает плоды. Сальери «в искусстве безграничном достигнул степени высокой», познал успех и славу, счастлив был и наслаждался мирно. Полное совпадение художественного и генетического описания взаимодействия «генотип - среда». Здесь можно было поставить точку.
Но Пушкин ведет коллизию «генотип - среда» к неожиданному разлому. Генетической предрасположенности к развитию музыкальных (да и других) способностей положен личностный предел. Его не перейти самоотвержением и напряженным постоянством. Талант Сальери встречает гения Моцарта. Сальери не может признать это неравенство, предел в уровне способностей. Он взывает к Богу. Но правды, в смысле установления равенства, «нет и выше». Генетическое неравенство лежит в природе вещей. Его надо принять и попробовать найти среду, которая комфортна твоему генотипу. Например, Сальери как музыкальный критик и педагог вполне мог быть выше Моцарта. Однако, его одолевает зависть: «Я ныне завистник. Я завидую; глубоко, мучительно завидую». Сальери решается на злодеяние. Это уже другая, вполне актуальная ныне тема, к чему может привести нежелание признать неизбывность генетического неравенства.
Заключение. Общие замечания в конце книги Эфроимсона начинаются с пессимистических нот. В конце 20-го века улетучилась вера в исчезновение в будущем национальной розни («единое человечье общежитье» - Маяковский).
Угасло упование, что парламентаризм и демократия приведут к торжеству социальной справедливости. Наука, способная обеспечить экономическое благополучие и благосостояние «оказалась бессильной перед государственной властью». Здравый смысл и этика уступают тотальной дезинформации и террору.
В то же время В.П. ставил своей задачей с позиций эволюционной генетики показать, почему человек «в общем и целом, в большинстве поступков, вопреки всему, все-таки порядочен... Чувство справедливости, совесть вела на подвиги, звала к величайшему напряжению сил». И тут же следует оговорка В.П. - правда не в тех случаях, когда эти чувства нацеливались на угнетение других людей. Увы, индивидуальная этика и групповая этика нередко полярны.
Свое биосоциальное и культурное кредо Эфроимсон называет вослед известному эволюционисту Джулиану Хаксли (первый председатель ЮНЕСКО) «трансгуманизм». Это вера в прогресс, в большие потенциальные возможности человечества. В то, что разум в сочетании с общегуманитарными этическими принципами способен возвысить людей над их нынешним уровнем в той же мере, в какой современные люди отличаются от предков. Эта вера двигала Эфроимсоном в его слишком трудной жизни и окрасила страстью его долголетние исследования.
Комментарии
Михаил Голубовский об Эфроимсоне
Статья о В.П. Эфроимсоне - не просто статья об ученом. Это история генетики в СССР, трагическая история. Это рассказ о выдающейся личности и о тех добродетелях и пороках, которые заложены в человеческой натуре. О том, что происходило с нами тогда и происходит с миром сегодня. Причём ведет этот рассказ не посторонний человек, а специалист высокого класса, сам участник тех событий, член Российской Академии естественных наук. Как и другие работы Михаила Голубовского, эта статья написана талантливо и доступно, хотя повествует, в том числе, и о сложных особенностях становления и проявления человеческой психики. Спасибо, Михаил!
Добавить комментарий