Борясь с ускорением дней, он протягивал медленно руку
к полке с книгами и, закрыв глаза, брал наудачу ту или эту,
и раскрывал не глядя на странице семнадцать,
обнаруживал с неизбежностью строчку или особое слово,
звучавшее как пророчество, как голос умершего друга,
что и служило ему планом действия на этот день.
Он чувствовал себя увереннее, влагая себя в руку Господа почти насильно.
О, признак Божественного присутствия,
предопределенность события, а еще лучше – угадывание
того, что не случилось еще, но вот-вот будет иметь место
свое, очищенное от мелочей случайного и уже испаряющегося.
Иные спасаются от ускорения с помощью путешествий,
помня великого Гераклита, сказавшего, что в метро
нельзя войти дважды. Самое трудное в философии сей – объяснить
толпе миллионов, едущей на работу утром, а вечером возвращающейся,
эту простую истину. У них нет времени хотя бы разок ее выслушать.
О ты, победившая скорость! Научи меня побеждать ускорение
ради собственного любопытства, ради будущего, ибо однажды
руль твоего автомобиля окажется несоединенным с твоей жизнью,
и ты помчишься быстрее, лишившись тормоза ночи,
утра и полдня, удивляясь листочкам календаря, ветру срывающему
их один за другим, не успевая прочесть хотя бы название дня недели,
догадываясь, что на них не написано ничего.
1937 год. Сталинская Россия. Четыре колхозных агронома присуждены к расстрелу за «вредительство». Жены трех из них едут в Москву: в их городке никто не взялся защищать заведомых смертников, один из местных адвокатов указал на московского защитника Седова, мол, поезжайте к нему.Три несчастных женщины добираются до квартиры Владимира Седова в 10 вечера. Седов и его жена пьют чай, о чем-то разговаривают. И вдруг – звонок. Этот поздний звонок мог перевернуть их жизнь - такое тогда случалось повсеместно, но пока пришли не за Седовым...