С утра ужасающая весть - скончался Игорь ШКЛЯРЕВСКИЙ. Звонила его племянница Маша, ухаживавшая за дядей и заразившаяся той же роковой болезнью. Сколько людей теряем! И каких! Вот эта смерть - большая потеря русской словесности. Выдающийся поэт. И по крайней мере не менее выдающийся прозаик. Его книга "Золотая блесна", создававшаяся на протяжение многих лет, по величию замысла беспрецедентна в мировой литературе и просто гениальна...
И какая жизнь! Годы в голодном детдоме, мечтания в провинциальной юности ("все совершилось и сбылось"!). И студенчество в Москве, почти столь же нищее и голодное, как детство. Но сильная воля, характер ("Поэт, - это характер" Гете). И ранняя осуществленность, удача уже в первой книге, большая слава. Которая его, и осыпав многочисленными наградами и премиями, не ослепила, не подкупила, не расслабила. Замечательны и самые последние его стихотворные строки и прозаические(но тоже исполненные поэзии) записи.
Во вводном слове к двум его небольшим поэмам, включенным мною в Антологию русской поэмы, я написал: "Большое природное дарование, исключительное литературное чутье, врожденное чувство ритма, умение вносить жизнь и свежесть в уже примелькавшиеся, ветшающие слова — вот свойства пронзительной лирики, да и блистательной прозы Шкляревского".
Он умел горячо любить и брезгливо презирать. Он был человеком резкой выходки, дерзкого поступка, большой и смертоносной игры. И - доброго дела. Сказано в Писании: "Отпускайте хлеб свой по водам!"
Его усилиями собраны бессчетные деньги в пользу пострадавших в Чернобыле. Он насадил целый лес в Белоруссии. И, конечно, в таких случаях решительно отказывался от наград, от малейшего воздания.
Смелость и редкостная находчивость помогали выжить ему и в тайге и в лютых литературно-издательских дебрях.
Несколько слов о личных отношениях... Еще в среднеазиатском отрочестве меня поразили его стихи, прочитанные в одном из "Дней поэзии". Конечно, разница в возрасте с годами стирается. Но она долго была существенна. А тогда я был безвестен, а он и знаменит и, главное, одобрен такими людьми, как Смеляков, Межиров, Лихачев. Рецензия Бориса Слуцкого на первую книгу Игоря "Лодка" называлась "Лодка, плывущая далеко"... Оказавшийся в московской литературной среде, где в общем не так-то много искренних доброжелателей, я не раз ощущал приязнь к себе со стороны Шкляревского. Потом протекли разные эпохи. Мы бывали то очень близки, то отдалялись. То он выдвигал меня на Государственную премию, то свирепо гневался на меня. Но молва во всех ситуациях не могла ухватить ни одного недружественного слова - ни моего о нем, ни его обо мне. Одна клеветническая компания, обрушившаяся на нас и на Евгения Рейна, способствовала только сближению и породнению. Все же на протяжении ряда лет мы не общались. Он был горд и вспыльчив. Я не настолько горд, но все же вспыльчив... Мы соблюдали прохладную дистанцию.
Я всё же рад, что, узнав о его почти полном одиночестве и почти полной слепоте, возобновил отношения. Вновь свыкся с его ненасытными телефонными звонками, с его поразительными рассказами о былом. Иногда исповедальными и доверяемыми лишь мне. В некоторые мгновения этих многочасовых разговоров я чувствовал, что люблю его.
Закончу небольшим стихотворением Игоря Шкляревского.
* * *
Дай мне всё! Я не стану богаче.
Всё возьми! Я не стану бедней.
Над болотами чибис заплачет,
ночью станет в полях холодней.
Скоро ивы наклонят ненастье
я зароюсь под стог с головой.
И озноб есть в запасе у счастья,
и во мраке летающий вой…
По завещанию Игоря Ивановича Шкляревского его прах будет развеян над прилегающими к Днепру холмами родного Могилева.
--
Люблю его ранние фотографии. Поздних не надо.
