Еще раз посмотрела фильм Сергея Юрского «Чернов/Chernov” (1990). Проверила впечатление. Когда видела его впервые – было это в 1990-х , - впечатление было сильным. Но помню, что смотрела его как некий неразгадываемый ребус. Нравилось очень, а понимать не понимала. Так я тогда смотрела и «Зеркало» Тарковского (1974), красиво, захватывает, а ключа нет, понять смысл, связь и логику сцен не получается...
Со временем, после энного количества просмотров, смысл «Зеркала» прояснился.
Sergey_Yurskiy.jpg
Сергей Юрский
Вот и насчет «Чернова» сейчас что-то мелькнуло в голове, забрезжил свет и захотелось поделиться своим пониманием фильма, не совпадающим с тем, что сказано в анонсе картины.
Верно, в картине существуют два Чернова, один реальный, другой – вымечтанный, но в чем смысл этого «двойничества»? В анонсе говорится, что Чернов едет в Испанию «ценой предательства». Не слишком ли тяжело обвинение? И не оказался ли наш герой, как все советские люди, заложником той системы, в которой ему выпало жить?
Впрочем, нужно объясниться с читателями, рассказать, в чем там дело.
Итак, начнем сначала.
Сюжета как такового нет (сценарий на основе повести Юрского «Чернов» был написан Сергеем Юрьевичем в содружестве с Анатолием Гребневым). Главное лицо, вокруг которого все двигается, обозначен в названии – это Александр Петрович Чернов. Из отдельных эпизодов фильма – а он весь делится на небольшие фрагменты – узнаем, что Чернов архитектор, работает в конторе, что он в разводе, бывшая жена Таня (крошечная и как всегда сильная роль Натальи Теняковой) живет с их не вполне психически здоровым сыном.
Сейчас у Чернова есть «подруга» Ирина из числа коллег (Елена Яковлева) и у него не задается запланированная поездка в Италию, так как «бдительные сотрудники» из первого отдела просекли, что он был лоялен к некоему Гольдману, уехавшему вначале в Израиль, а затем в Штаты и сделавшему там карьеру. Смирнов при обсуждении Гольдмана на собрании осуждающей руки не поднял.
Andrey_Smirnov_v_roli_Chernova.jpg
Андрей Смирнов в роли Чернова
Все это узнается нами из отдельных не вполне связных разговоров. Но вообще дело не в разговорах. В атмосфере. А она ужасающая. Ощущение что жизнь Чернова – это бессмысленный и изнурительный бег, он убегает, а все населяющие картину - ту ее часть, которая связана с его реальной жизнью, - без устали за ним гонятся. Чернов всем нужен, всем есть до него дело, все его дергают, окликают, теребят. Юрский, со свойственной ему тягой к сатире и гротеску, доводит этот мотив до каких-то невероятных высот.
Вот Чернов заходит в туалет, но и тут его настигает некий тип, у которого есть в нем нужда. Тип дергает за ручку кабинки, стучит в дверь, кричит, взывает, камера показывает лицо несчастного человека в кабинке, по нему текут слезы.
Но и в этот момент его не оставляют в покое – на этот раз его дергает «подруга», которой приспичило сказать, что ей стало с ним скучно и она уходит, при этом она требует денег. Подругу легко, без излишнего нажима, хотя и в гротескном ключе, играет Елена Яковлева (Чего стоит ее парадное платье - типичная советская "комбинашка"!).
Тема денег возникает в картине постоянно. Деньги нужны на лечение сына, нужны девочке-соседке, нужны пьяненькому мастеру Коле, делающему для Чернова «игрушечный» спальный вагон (об этом речь впереди). Где взять деньги?
Тронутый жалобами Коли, Чернов делится с ним последним, но вот перед ним подруга со своими требованиями. И Чернов тихонько, с мучительной оглядкой, вытаскивает часть денег из кармана мертвецки пьяного Коли. Дикая, стыдная, опять же доведенная до какого-то безумного предела сцена.
Elena_Yakovleva_-_Irina.jpg
Елена Яковлева - Ирина
Потрясающе найден актер. Говорю об Андрее Смирнове. Высокий, аскетически худой, почти бессловесный, с лицом, в котором можно прочесть как страдание, так и некую безуминку. Прочитала, что Андрей Смирнов напомнил Юрскому Ван Гога – и тут же был утвержден на роль.
Этому бегу в никуда, бегу впустую, противопоставлена мечта героя – о другой жизни. Мечта в реальности замещается конструированием домашней железной дороги, с красивыми домиками, горами и тоннелями – все вместе очень напоминает австрийские подступы к Италии...
Италия - страна мечты. Желанный вояж героя в Италию сорвался – его «политическое лицо» из-за поддержки уехавшего Гольдмана под вопросом. Но он туда едет. Правда, едет не совсем по-настоящему – в мечтах, да и едет какой-то другой Чернов – Chernov иностранный, с бородкой, с деньгами, из которых легко может выделить крупную сумму для своей Irine.
Этот другой Сhernov как дитя радуется дороге, езде на поезде, причем в красивых домиках по сторонам, в верстовых столбах и тоннелях зеркально отражается та домашняя, маленькая, сконструированная им дорога... Мечта советских о «другой жизни» - не она ли дала начало и этой игрушечной дороге, и этому двойнику?
Апофеозом сказочного вояжа в Другую Жизнь становится возникающая в вагоне музыка. И тут нужно сказать еще об одном персонаже. Это музыкант, дирижер Арнольд Арнольд. Он со своим оркестром и обворожительной солисткой-скрипачкой (Елена Коренева) едет в одном вагоне с нашим героем. Дирижера играет сам Юрский.
Sergey_Yurskiy_i_Elena_Koreneva_-_dirizher_i_solistka.jpg
Сергей Юрский и Елена Коренева - дирижер и солистка
Играет итальянца, сверхэмоционального, склонного к громкой ругани и проклятиям. В войну он побывал в лагере у фашистов, чудом выжил. Скрипачка, с которой он постоянно пикируется, - его последняя и, возможно, главная любовь.
Музыка, исполняемая оркестром прямо в вагоне (великолепная работа композитора Елены Чемберджи[1]) , напоена такой радостью, в ней живет такое упоение жизнью и любовью, что невольно думаешь: это то единственное и истинное, чем жив человек. Недаром в момент музыкальной кульминации камера показывает нам блаженные лица исполнителей и слушателей. Один из слушателей – притулившийся в уголке Сhernov. Наконец-то он остановился в своем беге, наконец-то вырвался за пределы предначертанных ему бессмысленных и однообразных кругов.
Реальная жизнь Чернова течет, а вернее, бежит своим порядком. Его-таки выпускают за границу – в Испанию. За кадром происходит что-то такое, что должно свидетельствовать «идеологам» о его лояльности. Один из «руководителей», набирающий людей для поездки в Барселону, просит Чернова для включения в вожделенный список «сделать жест».
И тот, по-видимому, его делает - что-то говорит об уехавшем в Штаты сотруднике Гольдмане. До того от посетившего Россию архитектора-итальянца он тайно получает престижный научный журнал (невероятно смешная сцена передачи журнала в лифте!) со статьей и дарственной надписью этого самого Гольдмана.
Предательство? Я бы назвала это иначе – сделка с совестью. Такие сделки советский человек вынужден был совершать – чтобы выжить, чтобы как-то приноровиться к существующим обстоятельствам. «Мы поименно вспомним всех, кто поднял руку», - сказано у поэта.
Но Чернов-то как раз руки не поднял, за что и был вычеркнут из всех списков «на заграницу». Да, до конца он не выдержал, оказался слабаком. Идти до конца решались диссиденты, герои. Но таких было меньшинство.
Советская реальность, случалось, заставляла совестливых и честных Черновых действовать против совести. Имеем ли мы право бросить в него камень? Гольдман в своем прекрасном далеке наверняка поймет причину высказывания Чернова, поймет - и простит, памятуя о том мире, где он совсем недавно пребывал...
А в нереальный поезд, везущий в Барселону музыкантов и мистера Chernov (а), неожиданно врываются террористы. Арнольд, его спутница, импресарио и Chernov становятся их заложниками.
В последних кадрах фильма реальный Чернов видит из окна гостиницы расстрел этой четверки террористами. Два Чернова – реальный и выдуманный, показанные в одном кадре, это блеск! Реальный остается, выдуманный – погибает. Не плата ли это за сказку?
А еще в конце есть удивительно красивая сцена. Чернов в белом костюме сидит за столиком ввиду белоснежной набережной невероятного города, сказочной Барселоны.
Сергей Юрский снимал картину в годы, когда всякая «заграница» была для советских маняще привлекательна и недоступна.
Сегодня, в эпоху коронавируса, мы снова можем испытать весь комплекс чувств, свойственный тогдашним советским людям.
Может быть, поэтому этот кадр с белоснежной барселонской набережной так лег мне на душу...
