Эзотерическая страничка Письма живого усопшего о войне

[Продолжение. Начало в № 13 (24) от 02 июля 2004 - № 22 (33) от 19 ноября 2004].

Он всё понял. Бывает, что понимание случившегося приходит ещё позже. Он был “мертв”.

“Ну и хорошо!” — инстинктивно подумал он.

За его спиной с грохотом разорвался очередной снаряд.

И тут он увидел перед собой лицо, сразу же привлекшее его внимание. Это была зловредная, наглая рожа, которая, впрочем, тут же трансформировалась в лицо его врага — того самого немца из Англии, которого он так ненавидел.

“Как? Это ты?” — спросил он.

— Призрак ничего не ответил, но вновь изменил форму. На этот раз перед ним возникла та женщина, за страсть к которой мой друг ненавидел самого себя.

“И ты тоже!” — изумился он.

И вновь призрак изменил внешность. Теперь он стал похожим на слугу, которого он в свое время частенько осыпал проклятьями, и который ушел от него год назад.

“Так и ты тоже умер?” — спросил он; но лицо уже успело принять свои первоначальные очертания. Теперь это снова была просто наглая, зловредная рожа, непохожая ни на одного конкретного человека.

“Да кто же ты, в конце-то концов?” — потребовал объяснений мой друг; но ответа так и не получил.

И тут его заинтересовал глаз призрака — его левый глаз. Он вдруг начал увеличиваться и рос до тех пор, пока не достиг размеров мишени, вроде тех, что вывешивают в тире. В центре глаза, в окружении глазного белка появилась необычная, сине-зеленая радужка. А черный зрачок — огромный, как блюдце — не мигая смотрел на него с невыразимой, сосредоточенной злобой.

“Что ты делаешь?” — снова спросил мой друг; но по-прежнему не услышал ответа.

Затем видение пропало.

А на его месте возникла толпа отвратительных человеческих и получеловеческих теней. Поблизости разорвался еще один снаряд, и тени пустились в пляс. Они вцепились в моего друга и закружили его в своем хороводе, всё быстрей и быстрей, пока ему не стало дурно. Вдруг они остановились, и каждый из них превратился в того ненавистного немца из Англии. И тут к ним присоединилась еще одна толпа сумасшедших существ. Они тоже видоизменились, и перед моим другом предстала дюжина двойников той женщины, за страсть к которой он ненавидел самого себя. Эти женщины и двойники его врага взялись попарно за руки и принялись целоваться. Почувствовав отвращение, мой друг решил уйти, и ему это удалось. Он увидел, что летит через долину, прямо над головами солдат германской армии. Он услышал звуки ненавистного ему языка.

“Что за дьявольщина! — подумал он, и тут же перед ним возник самый настоящий дьявол: с хвостом, рогами и копытами.

— Раньше ты думал не обо мне, правда? — ухмыльнулся злобный дух.

Моего друга смутило и напугало его появление, поскольку дьявол, несмотря на все свои неприглядные аксессуары, очень уж был похож на него самого.

— Ты тоже сейчас изменишь внешность? — спросил он.

— О, нет! Я меняюсь медленно. Я меняюсь только вместе с тобой.

— О чём это ты?

— Только ты можешь изменить меня.

— Ну тогда меняйся! — сказал мой друг. Но демон оставался таким же, каким и был.

— Изменись! — повторил мой друг. Но стоящая перед ним фигура оставалась прежней.

— Вижу, ты обманул меня — я не могу тебя изменить!

— Я же сказал, что меняюсь медленно.

— Что ты имеешь в виду?

— Я меняюсь только одновременно с тобой.

— Значит, я нисколько не изменился?

— А я за тем и слежу, чтобы ты не менялся.

И так, в компании со своим дьяволом моему другу пришлось пройти по местам, от описания которых я воздержусь, — задолго до меня с этим прекрасно справился Гёте, когда писал свою “Вальпургиеву ночь”. Безрассудный и отчаянный, он следовал за своим поводырем до тех пор, пока не выбился из сил. Дни, недели тянулись, как один нескончаемый кошмар.

— Неужели я никогда не смогу от тебя освободиться? — спрашивал он своего спутника.

— Сможешь.

— Но как?

— Освободившись от самого себя.

— Это легче сказать, чем сделать.

— Да, сказать — легко, сделать — трудно.

Часто они оказывались на полях сражений — прямо на линии атаки, либо в гуще солдат. Единственным развлечением моего друга было изредка вдыхать аромат кофе и жареного мяса. Он пытался пить бренди из фляг, когда солдаты подносили их к своим губам; они не видели его и потому не прогоняли. Моего друга все сильнее терзали голод и отчаяние. С кем бы он ни встречался, его спутники всё время принимали форму мужчины, которого он ненавидел, и женщины, которую он похотливо желал. Он видел их омерзительные совокупления. Иногда призрак женщины обращался к нему с ласковыми словами. Он проклинал её, но все же льнул к ее руке. Однако, всякий раз, когда он пытался её поцеловать, призрак исчезал.

Иногда, во время больших боев в нем просыпался боевой пыл. Он набрасывался на солдат противника, как будто хотел отомстить им за все свои страдания. Он пытался вырвать из их рук винтовки, а когда душа кого-либо из них отделялась от тела, старался вывести её из темноты и из состояния сна, в которое она попадала; но это ему никогда не удавалось. Ему вообще ничего не удавалось. Само его существование было тщетным, горьким и безрадостным.

Однажды я подошел к нему и дотронулся рукой до его лба.

Ты не такой, как все остальные, — сказал он равнодушно, — откуда ты?

— Я пришел издалека, — ответил я, — хочешь пойти со мной?

— Куда угодно, лишь бы подальше отсюда, — согласился он.

— Ты хотел бы остаться один?

— Нет. Одному еще хуже.

— Самое худшее уже позади, — утешил его я.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что на этот раз источник твоих низменных желаний уже истощился. Ты устал и с отвращением вспоминаешь ту жизнь, которую ты вел с тех пор, как освободился от своего тела.

— Какое странное выражение — “освободился!” Только сейчас я чувствую, что очень хочу освободиться.

— И я помогу тебе вырваться из еще одной темницы, в которую ты заключен, помогу сорвать ещё одну оболочку с самого себя, которая не выпускает тебя на волю.

— А для чего это тебе?

— Чтобы ты не тратил сил понапрасну, когда будешь стараться освободиться от этой оболочки самостоятельно, — сказал я, — а сейчас ты, наверное, хочешь спать?

— Да, я бы не отказался немного отдохнуть.

Он спал, а я тем временем пытался ускорить его освобождение, и когда он пробудился, на сей раз уже в другом, более свободном мире, я по-прежнему был с ним.

— Что бы ты хотел увидеть? — спросил я.

— Что-нибудь красивое, — ответил он. — Что-нибудь красивое и чистое.

— Может быть, танец эльфов? — спросил я с улыбкой.

— Танец эльфов? — Разве такие вещи на самом деле бывают?

— Во вселенной — бесчисленное множество форм жизни и сознания, — пояснил я, — и раз уж твой опыт заставляет тебя верить в дьяволов, значит ты, без сомнения, сможешь поверить и в эльфов.

Едва я успел это сказать, как они тут же приблизились к нам: гибкие, прозрачные формы, весело танцующие в усыпанных цветами просторах Елисейских Полей. Они кружились и покачивались вокруг нас — эти существа: чистые, как сам воздух, по которому они порхали; легкие, как само счастье, которое они излучали; вечные, как надежда, и ещё более прекрасные, чем сны смертных людей.

Тень грусти окончательно слетела с лица моего друга, он тоже заразился этим весельем и стал легким, как воздух, и чистым. Он присоединился к их танцу и вместе с ними закружился вокруг меня.

Признаюсь вам в порыве откровения, что я тоже танцевал с эльфами. Сотоварищ и друг Прекрасного Существа тоже окунулся в море вселенской жизни и поплыл по нему под парусами беззаботности. Тот, кто слишком много знает о скорби этого мира, должен иногда облегчать свою ношу, полностью отдаваясь чувству радости.

Когда эльфы снова удалились в свое неприкосновенное убежище, я заметил, что к нам приближается еще какая-то форма.

— А сейчас, что бы ты хотел увидеть? — спросил я его.

— Могу я увидеть одного человека, который до сих пор живет в Англии? — спросил он несколько смущенно. И все же в его просьбе я уловил ту непоколебимую уверенность, которая свойственна душам, научившимся доверять своим собственным желаниям — так бывает, когда в них, благодаря очищению желания, начинает проникать высшая мудрость.

— Пожалуй, да, — ответил я.

Подошедшая к нам форма была мне незнакома, но мой друг сразу же узнал и поприветствовал её. Рядом с моим другом стояла женщина, в которой сразу же можно было признать натуру энергичную и деятельную, и в то же время чистую, ибо без этого чистого излучения в тех сферах, где мы тогда находились, вообще невозможно было никакое общение.

— Давайте присядем, — предложил я, — так мы будем чувствовать себя уютнее.

Эти двое рядом со мной, казалось, были счастливы от одного только присутствия друг друга. “По-братски, рука об руку” сидели они рядом; и хотя я знал, что одна из них — всего лишь подобие живой женщины, в этот момент она казалась мне абсолютно реальной, ибо все добрые побуждения сердца — реальность, а в тех сферах, в которые я привел своего друга, все побуждения могут быть только добрыми. Здесь нельзя встретить врага, и та женщина, которую он любил, тоже любила его, иначе она не смогла бы оказаться здесь.

Вскоре я оставил их вдвоем и вернулся к своим трудам на поля сражений, поскольку там были и другие, кто нуждался в моей помощи; другу же моему пока ничто не грозило.

Немного погодя, я вновь приду к нему на помощь, чтобы он смог достичь еще большей степени свободы. Нам интересна судьба тех, кому мы в свое время помогли, и мы продолжаем оказывать им помощь и дальше.

Вас удивляет то, что именно этому человеку я решил оказать помощь; тем более, что, судя по начальным строкам этого письма, личностью он был малопривлекательной.

Открою вам маленький секрет: именно из-за его непривлекательности я его и выбрал. Его никто никогда по-настоящему не любил, поэтому он и нуждался в помощи больше, чем другие. Те, кого любят, уже получают помощь, благодаря этой любви.

“Улавливаешь ли ты мою мысль, дочь Земли?” — как сказало бы Прекрасное существо.

Сейчас я живу для того, чтобы помогать человечеству пережить ужасы войны. Послужите и вы этой цели, любя тех, кто менее всего достоен вашей любви. Так вы сможете познать тот Путь, которым следуют Учителя Сострадания.

Письмо XXII

16 апреля 1915 г.

Не огорчило, не обескуражило ли вас то, что я рассказал вам о тщетности борьбы в промежуточном мире, отделяющем рабство в мире плотной материи от свободы более чистых сфер? Не стоит из-за этого огорчаться; это всего лишь необходимая переходная стадия. Она длится недолго — несколько дней, несколько лет — какое это имеет значение для беспредельного потока вечности? Вы тоже проходили через неё множество раз. Все проходят через неё на своём пути к более свободной жизни, хотя и не для всех она тянется так же долго и мучительно, как для моего друга. Да, это — кошмар; но кошмар не может длиться вечно. Думайте о радости и о свободе, которые ждут вас впереди! Они стоят того, чтобы заплатить за них перевозчику.

Правда, я не стал рассказывать вам о самых ужасных вещах, которые можно встретить на своем пути в этот переходный период, я не рассказал вам о самом ужасном, что мне приходилось видеть во время моих путешествий по полям сражений. В этих ненаписанных главах нет особой нужды, поскольку цель книги, которую я вам сейчас диктую, научить людей братству, вместо разобщенности, и миру, вместо войны.

Хотите знать, каким образом вы сами можете сократить продолжительность этой войны и ускорить наступление мира? Тогда слушайте!

Вы, лично вы, можете приблизить наступление мира! Эта мысль кажется вам невероятной? Но когда я говорю “вы”, я имею в виду и других — всех тех, кто устал от войны и от её матери — ненависти.

Наносил ли вам кто-либо когда-либо ущерб в ходе вашей жизненной битвы? — ибо жизнь — это тоже разновидность войны.

Обратитесь мысленно к тем, чьи интересы сталкивались с вашими, к тем, кто причинял вам боль или ненавидел. Вспомните их одного за другим, а не всех сразу, и каждого в отдельности постарайтесь понять. Постарайтесь взглянуть на себя их глазами, почувствовать то, что они чувствуют в отношении вас в своем сердце. И если они все еще вас ненавидят, то попробуйте и вы поначалу возненавидеть себя, ради солидарности с ними. Но, стараясь по-прежнему оставаться на их позициях, вы заметите, что ваши недобрые мысли по отношению к себе постепенно начнут меняться, и ваш собственный образ из враждебного начнет превращаться в дружественный.

То, что я вам сейчас советую, никак не может быть Черной магией, ибо цель сего действа — бескорыстна. Этим вы лишь делаете первый шаг к смягчению враждебности, существующей в этом мире. Но я предостерегаю вас от использования этого метода с целью добиться расположения какого-либо человека, которого вы любите эгоистично или со страстью, поскольку результатом этого станет крайне нежелательное состояние дисгармонии.

Когда вы таким образом поймете и простите всех своих личных врагов, переходите затем к душам воюющих народов. Постарайтесь понять и их, поставив себя на их место, и тем самым смягчите их сердца. И хотя с этой задачей справиться намного проще, чем с первой, результат может оказаться несравнимым с затраченными усилиями. И к тому же — великой или малой — но вы всегда остаетесь частью единого Целого.

А этот факт подводит меня к мысли о расовом духе, расовом существе, ибо у каждой расы есть свой Хранитель — сложное существо, обладающее индивидуальностью и самосознанием, которые, впрочем, вам вряд ли удастся понять.

Обращали ли вы внимание на то, как на вас саму влияет переезд из одной страны в другую? Разве ваши чувства, разве ваше сознание не начинали меняться уже на самой границе? Помните ли вы о том потрясении, которое вам пришлось однажды пережить, впервые ступив на землю тогда еще чужой вам страны?

Расовым духам кажется, что среди подобных себе они имеют вполне нормальные размеры, так же как и вы — люди отнюдь не склонны считать себя невообразимыми гигантами среди своих друзей и знакомых. Размеры — понятие относительное. Ранее я сравнивал расы с органами человеческого тела. Но говоря о них сейчас, как о самостоятельных существах, я вовсе не противоречу сам себе. Есть ли у вас какие-либо основания полагать, что органы вашего тела не могут быть наделены своим собственным, более или менее самостоятельным сознанием? Ваши клетки живут в ваших органах, органы — в вашем теле, вы сами — в своей расе, а ваша раса существует в теле человечества Земли. В свою очередь Земля как отдельное существо входит в сообщество планетарных духов Солнечной системы, а Солнечная система, вместе со многими ей подобными, — в ещё более великое сообщество Космоса.

Один маленький сгусток крови, образовавшийся в мозге, способен серьезно затруднить работу всего вашего космоса.

Таким образом, вы видите, что нет ничего невероятного в моем утверждении, что вы можете ускорить, пусть даже в бесконечно малой степени, процесс примирения расовых духов, простив и примирившись со своими личными врагами, особенно если они принадлежат к расам, оказавшимся по другую сторону этой войны.

Малое — не значит “маловажное”, а важное — совсем не означает “великое”, хотя вы привыкли думать по-иному. Да, вы, лично вы и каждый из вас, способны ускорить наступление мира.

продолжение следует