Став в 1994-м жителем «столицы мирового кинематографа», я, естественно, ожидала, что попадаю в суперсовременный город с небоскребами и всеми его мыслимыми и немыслимыми совершенствами, а столкнулась, в первую очередь, с парадоксальным «безархитектурьем». Нет, конечно, помпезных небоскребов, шикарных (и не очень) вилл, красиво оформленных «шапинг центров», сумасшедших фривейных развязок в Городе Ангелов, как и повсюду в Штатах, хватает. Но наряду с ними тянутся бесчисленные и бесконечные улицы, окаймленные лишь подобием домов, этакими полугаражами-полусараями, отличить которые друг от друга можно разве что по вывескам обосновавшихся в них лавчонок. Плоские, посыпанные гравием крыши с фасада стыдливо задекорированы ложными козырьками-крышами, да и то не везде. Улицы эти настолько безлики, что невозможно бывает запомнить и найти место, в котором уже не раз побывал. Ориентир один – их названия.
И это не гетто, не обиталище бедноты, а основное лицо Лос-Анджелеса за пределами центральных улиц и пары-тройки «беверли хиллсов». Та самая одноэтажная Америка. В ней нет фонтанов и водоемов, при здешнем-то знойном климате, нет ни скульптур, ни монументов – одни лишь торговые рекламы на щитах.
Что же касается даунтауна – делового центра Лос-Анджелеса, то многие годы горожане предпочитали обходить его стороной. Его прекрасные здания, заброшенные и ветшающие, были оккупированы хомлессами всех мастей, наркоманами и уличными бандами. В дневные часы там еще функционировали разношерстные мелкие и крупные фирмы. А после пяти улицы пустели, и даже полиция туда не рисковала соваться. В первые годы эмигрции мой младший сын работал в одной такой фирме и рассказывал, что выстрелы и нападения посреди бела дня там были делом привычным.
Правда, последнее время наметилась тенденция отвоевания даунтауна у бездомных. Реставрируются уже существующие здания, строятся новые. В частности, с началом века там появился суперсовременный Концертный зал им.Уолта Диснея, а совсем недавно открылся еще более модерновый музей современного искусства The Broad. (Я рассказывала о нем в статье «Эли Брод и его музеи».)
Но речь сейчас не о даунтауне, а о жизни города в целом. В нем не увидишь таких привычных и желанных нам с детства праздничных оформлений улиц и площадей. То есть они есть, но поскольку все здесь – и дома, и офисы – частное, то и украшают свою собственность (на Рождество, на Хэллоуин) кто во что горазд и в основном – дешевым ширпотребом из магазинов Target или Kmart.
Еще лет 10-15 назад на Рождество очень красиво оформлялись интерьеры в моллах (торговых центрах) – чтобы приманивать покупателей. А потом началась всеамериканская травля христианской символики представителями других религий. Мол, елки, звезды и Санта - Клаусы оскорбляют их религиозные чувства. И толерантная Америка тут же откликнулась, введя запрет на традиционные рождественские елки в «шапинг центрах»; на пожелания Marry Cristmаs, которыми обменивались продавцы и покупатели (отныне можно говорить только Happy Holidays), на песенку «Джингл белл», на Санта-Клауса с его оленьей упряжкой и неизменным «Хо-хо-хо» и т.д.
Более того, уже много лет СМИ пугают американцев возможными терактами именно в праздничные дни, советуя сидеть дома, за плотно закрытыми дверями, отменив дальние поездки, перелеты и поздние прогулки. (А в Штатах очень принято именно на праздники собираться всей семьей, где бы кто ни жил.) Американцы – народ законопослушный и внушаемый, так что в эти дни в городе особенно тихо и безлюдно.
Собственно, на улицах Лос-Анджелеса, тех, что без крупных магазинов, всегда тихо и безлюдно. Встретить прохожего – редкость, разве что совершающего утреннюю пробежку. (И если встретится, то обязательно улыбнется, поздоровается, скажет вам пару слов о погоде.) На многих улицах за ненадобностью даже отсутствуют тротуары.
Поскольку и телевидение на знаменательные даты никак не реагирует (гонят круглый год в новостях одну чернуху или многочасовые breaking news – преследование убегающего на машине преступника), перемежаемые бесконечной, отупляющей мозги рекламой, то можно считать, что праздников нет вовсе – в нашем понимании. Хотя... есть Парад Роз на Новый Год (желающие его увидеть собираются загодя, с вечера занимая места на центральной улице Пасадины, всю ночь жгут костры и согреваются спиртным), Парад голливудских звезд, или что-то в этом роде, шествия латинос – на их национальные праздники, и еще – гейпарад на Хэллоуин по всем известной в городе геевской улице Санта- Моника.
Такова вкратце специфика Столицы мирового кинематографа с позиций его рядового и, увы, немолодого жителя. Последнее – к тому, что молодежь всегда найдет себе развлечения: в дискотеках, в ночных клубах, в барах, кинозалах. Но я ведь не об этом. Ну а культурный голод удается частично усмирять за счет каналов московского телевидения, создающего иллюзию причастности к нашей «бывшей Родине». Конечно же, Родина, как мать, бывшей не бывает. Бывшим может быть только место проживания.
Хоть обосновались мы здесь, похоже, навсегда и живем уже, страшно подумать, третий десяток лет, все равно душой по-прежнему принадлежим своей стране, за нее болеем и ее глазами на мир смотрим. У нас установлена программа, включающая абсолютно все московские каналы. Так что смотрим мы наши новости, наши шоу, наши сериалы и фильмы, что практически сводит на нет гигантские расстояния, отделяющие нас от Родины. Получается, что позаимствовав у Америки ее редкостный сервис и культуру быта – в физическом плане, душой мы по-прежнему там – среди своих.
И относится это не только к моей семье. Наши друзья и знакомые ведут аналогичный образ жизни. А если время от времени собираются вместе, то весьма эмоционально обсуждают не американские, а российские проблемы. Возможно, таков удел первого поколения всех эмигрантов. А может, гены сильнее рассудка и долго еще будут давать о себе знать.
Однако, перейду от социальных особенностей Города Ангелов к природно-географическим. В нескольких десятках миль от нас плещется гигантский Тихий океан. От одного сознания, что он простирается от ног твоих на половину земного шара, дух захватывает. А если сесть в машину и проехать немного на восток, попадешь в бескрайние, пропитанные зноем пустыни – Мохаве, Долину Смерти, Сонору. Ветры по очереди приносят в город то влажное дыхание океана, то холодную свежесть Аляски, то изнуряющий, нездоровый зной пустынного суховея Санта-Ана. И только дождя, так докучавшего там, на Родине, здесь иногда приходится ждать годами.
На сам Лос-Анджелес приходится миллиона четыре жителей. Тогда как в агломерации Большой Лос-Анджелес, протянувшейся на 200 км и состоящей из нескольких небольших городов (Ирвайн, Глендейл, Бербанк, Пасадина, Сан-Бернардино, Лонг-Бич, Санта-Ана, Анахайм, Риверсайд, и т.д.), проживает порядка 20 миллионов человек.
Так как местность, им занимаемая, казенно говоря, пересеченная – пляжи, дюны, горы, холмы, каньоны, русла сухих (в засуху) рек – то из одного пункта Большого Лос-Анджелеса в другой фривей порой бежит среди дикой природы, что поначалу кажется очень странным и непривычным: вроде как и город, и не город.
Городской транспорт в Лос-Анджелесе развит на удивление слабо. Возможно, причиной тому огромные расстояния, которые невозможно покрыть ни автобусами, ни метро. Трамваев и тролейбусов нет вовсе. Автобусы где-то все-таки ходят, а метро – одна короткая ветка на весь необъятный мегаполис. Поэтому в Лос-Анджелесе, да и во всей Калифорнии, ездить можно только на собственной машине. Причем одной машиной на семью не обойдешься. Ведь у каждого свой режим, свои маршруты. У иных место работы за 20-50 миль от дома. Добавим сюда страшные пробки на фривеях. Поэтому покупать (или брать в долгосрочную аренду) машину приходится для каждого члена семьи.
Вот и мы с мужем первое, что сделали, оказавшись в Америке, это взяли инструктора и начали учиться водить машину. Я – в 55 лет, муж – в 62. Я-то в Союзе хоть периодически пыталась освоить эту премудрость, потому что всегда мечтала сесть за руль, а муж никогда даже не пробовал – у него в Ереване много лет был свой персональный водитель.
По истечении трех месяцев оба мы успешно сдали экзамены в DMV и получили права. Но для того, чтобы водить машину, надо было не только уметь крутить баранку и разбираться в правилах дорожного движения, но и знать город, и владеть английским. (Навигационной системы в машинах тогда еще не было.) Если случалось заблудиться, у обоих начиналась паника. Окей, я могла выйти и спросить у прохожего или на Gas station, как проехать туда-то. Но врубиться в то, что мне отвечали, не получалось. И это довольно долго оставалось проблемой. Зато сейчас, благодаря навигаторским способностям супруга, быстро разобравшегося, что к чему, мы лихо гоняем по фривеям, сами совершаем длительные путешествия в соседний штат – до Лас-Вегаса и обратно.
Так как холмов и гор (Сан-Габриель, Санта-Моника, Санта-Ана) в Лос-Анджелесе хватает, то и селиться на их склонах, подальше от городского шума и грязного воздуха, давно стало традицией и особым шиком, поскольку чем выше, тем дом дороже. (Хотя последние десятилетия воздух в перенасыщенном транспортом Лос-Анджелесе грязным не назовешь. С этой напастью властям удалось справиться.) В результате всех этих местных особенностей и возникло, наверное, довольно тесное взаимодействие города с природой и ее обитателями. Остановлюсь, для наглядности, на личном опыте.
Где-то с 1998 года мы, семьей, обосновались в городе Бербанк. Дом наш (townhouse) является частью Сообщества домовладельцев (Cabrini Villas homeowners association), расположившегося ступенями на склоне горной гряды Сан-Габриэль, окантовывающей долину Сан-Фернандо. View у нас отменное. Из окон, смотрящих на север, виден дикий склон горы с гуляющими по нему оленями. А перед патио, обращенным на юг, как на блюдце, лежит в долине Бербанк с его киностудиями-гигантами: Warner Bros, The Walt Disney, Universal Studios. Чуть в сторонке проступает из дымки гнездо небоскребов даунтауна Лос-Анджелеса.
Летом, в жару, гряда почти голая, выжженная солнцем, а у нас все кругом покрыто цветами и густой зеленью. Огромные сосны, эвкалипты, пальмы были посажены здесь больше полувека назад, когда этот комплекс строился. Его хозяином и строителем был итальянец, поэтому все названия, включая driveways, итальянские, а центральная, тупиковая аллея-шоссе обсажена такими же старыми оливами. В комплексе восемь бассейнов. Есть клубный дом и теннисные корты – целых четыре площадки.
Хочу уточнить, что Cabriny Villas отнюдь не является элитным, дорогим или престижным местом. Комплекс предназначен для контингента среднего класса. К тому же, есть в нем и существенные недостатки. С нашего склона видны не только киностудии, но и поле небольшого аэропорта Burbank Bob Hope, внедренного непосредственно в тело города. К счастью, над нами самолеты не летают – из-за горной гряды, наверное. Мы их видим, но не слышим. А вот над долиной Сан-Фернандо – постоянно.
Жители Бербанка выхлопотали через суды, чтобы сняли хотя бы ночные рейсы. Кроме того, в полумиле от нас, под горой проходит основной фривей штата (№5), глухой гул от которого, если окна держать открытыми, слышен круглосуточно. Но нам повезло – во всей округе аэропорта, включая Кабрини Виллас, за счет аэропорта поменяли оконные пакеты на звуконепроницаемые – в качестве частичной компенсации за причиняемые им неудобства.
В самом конце нашей территории есть небольшой парк – зеленая лужайка в ложбине между гор, по низу заросших лесами, где жители Кабрини выгуливают своих детей и четвероногих питомцев. Однажды, тоже «выгуливая» своих внуков, я напоролась там на свернувшуюся кольцами гюрзу.
Такое близкое соседство с дикой природой становится причиной того, что обитатели этой природы нас принимают за своих. Имея пристрастие к садоводству, я попыталась создать себе минисад. Посадила инжир, яблоню, гранат, апельсин, миндаль, персик и абрикос, а вдоль патио – кусты роз. Миндаль не прижился, гранат буйно цветет каждую весну ярко красными цветами, но не плодоносит. Абрикосовое и апельсиновое деревья тоже капризничают. Зато яблоня и инжир стараются за всех, снабжая нас богатым урожаем (яблоня так по два-три раза в году).
Но их плоды приходится отвоевывать у прожорливых белок и птиц. А розы вместе с листьями обгладывают олени. Они приходят по одному, парами, семьей, а то и целым стадом, голов этак в дюжину. Во время засух в горах голодно, мы их жалеем и подкармливаем – хлебом, фруктами. Отдельные особи иной раз неделями не покидают наш газон, спят прямо перед дверью, терпеливо ожидая следующей подачки. Они уже, можно сказать, ручные, узнают меня в лицо и по голосу – я с ними разговариваю.
Есть у меня и любимчик, выросший на моих глазах из молочного олененка в крупного самца с ветвистыми рогами. Когда температура летом иной раз зашкаливает за 110 по Фаренгейту, я освежаю его душем из садового шланга. Поначалу он среагировал на такую «агрессию» кульбитом, с места сиганув через высокий кустарник, а потом понравилось, привык. Ну а цветник пришлось-таки заменить на коллекцию кактусов, благо их разновидностям здесь нет числа. Получилось очень красиво и для оленей несъедобно.
По ночам с вершины сосны над крышей нашего дома, как в сказке, глухо и таинственно ухает филин. Хоть дикая природа начинается практически от нашего порога – с греющихся на ступенях ящериц, здесь почему-то нет койотов. Они ведь в Лос-Анджелесе рыщут повсюду – в парках и на улицах «спальных районов». Под вечер там можно встретить деловито семенящего волка, размером с лисицу, только на высоких ногах. Ночью они собираются стаями, дерутся или сообща воют. А то еще в город спускаются горные львы. На них жители натыкались на своих backyards, в гаражах. (Горный лев похож на традиционную львицу, только вдвое меньше.) Пару раз, выйдя в сумерках на крыльцо, мы видели пробегающую по нашей лужайке рысь.
Броско раскрашенные природой в черно-белой гамме еноты живут на деревьях частных дворов и совсем не боятся человека. А еще есть местное бедствие – skunks (скунсы-вонючки). Там, где этот пышнохвостый зверек пройдет, нестерпимая едкая вонь стоит сутками. Избавиться от нее невозможно. Если его вонючая струя попадет на одежду – вариант один: одежду сжечь.
Да, забыла про медведей! Здешние косолапые, как везде, специализируются на мусорных ящиках. Могут забраться в машину, если она не заперта, и даже поплавать в частном бассейне, не спросив разрешения у хозяев. А в национальных парках лесного типа туристам от них спасу нет. Они лезут в палатки, в кемпинги, крадут еду везде, где могут до нее добраться. Путешественников снабжают колокольчиками и аэрозолями. Первое – чтобы заранее оповещать зверя и не напугать его, столкнувшись с ним нос к носу. (Со страху он становится агрессивен.). А второе – для самозащиты.
Вот такая экзотика встретила нас в Америке. Но это еще что! Куда страшнее обстоят дела в южно-восточных штатах, территория которых занята гигантскими болотами. Там хозяевами чувствуют себя не люди, а огромные аллигаторы, разгуливающие или часами неподвижно греющиеся на солнце повсюду. Они наведываются в дома, даже в спальни. Могут залезть и под кровать. Миленькая перспективка!
Раз уж я так подробно описала свое житье-бытье в Америке, не могу не упомянуть о неожиданном «бонусе», подаренном нам Свыше. Хотя армян в нашем районе, в отличие от Глендейла, практически нет, несколько лет назад совсем близко от Кабрини Виллас вдруг началось строительство армянского храма, субсидированное богатыми людьми армянской диаспоры.
В Лос-Анджелесе много армянских церквей и все они разные, потому что Армянская апостольская церковь, в силу сложившихся исторических обстоятельств, имеет четыре патриархата. Основной из них Эчмиадзинский католикосат, находящийся в Армении, в городе Эчмиадзине и объединяющий около 9 миллионов верующих, живущих в Армении и Нагорном Карабахе. Затем Киликийский – с епархиями в Ливане, Сирии и на Кипре; Константинопольский – для армян Турции и острова Крит, и Иерусалимский с армянскими церквями в Израиле и Иордании. Все они взаимодействуют между собой и являют как бы единое целое, но и не лишены различий, в числе которых языковые (у каждого контингента армян, в зависимости от места проживания, свой диалект).
Вот почему было особенно приятно, что рядом с нашим домом появилась крупнейшая в Калифорнии армянская церковь, при этом – единственная Эчмиадзинская, наиболее нам близкая. Да не «сарайчиком», как тут строят некоторые приходы, а в традициях средневековой национальной архитектуры, с гранеными башенками, куполом и витражами. Розовый туф на ее облицовку привезли из Армении. Территория засажена розами, гранатовыми деревьями, виноградом, украшена армянскими хачкарами и множеством скульптурных барельефов, которые прямо на месте безвозмездно по сей день ваяет армянский скульптор. Наблюдая за его работой, мы беседовали с ним, а вот имени его, к своему стыду, не запомнила.
На открытие церкви, освятить и благословить ее, из Эчмиадзина прилетал сам Верховный Патриарх, Католикос Всех Армян Гарегин II. На нашем exit с пятого фривея установили соответствующий указатель: Armenian Cathedral – «Армянский кафедральный собор». Моя семья восприняла его появление почти, как символическое. Человеку свойственно, наверное, в любой ситуации искать точки опоры.
Добавить комментарий