4. Лима. Испанская кровь

4. Лима. Испанская кровь

 

Стив встретил меня доброжелательно, результатами моей европейской вылазки остался доволен. Интересовался деталями. Я еще раз убедился, что к охоте на меня он непричастен. Разглядывая дома свой злополучный листок, где в двух квадратах я поставил жирные вопросительные знаки, я задумался: как жить дальше? Мелькнула капитулянтская мысль: может, уволиться и уехать к Ирине? Но... не тянуло меня к ней, хоть убей. И потом, Европа стала для меня опасной зоной. Я попал в какую-то круговерть, в облаву, которой руководят отсюда, из Америки, а исполнители – там. Меня обложили, как зверя; охотники прячутся – я ни разу ни одного не видел. Куда-то запропастился Палкес – третий человек из тройки, которую я разыскивал. В итоге самое безопасное место для меня – здесь, в Сан-Франциско. И самое главное теперь – исподволь попытаться узнать даже не то, кто они сейчас, а кем они были прежде. Наверняка, ключ к разгадке спрятан именно там. 

Мои надежды на отдых после полутора недель работы без выходных   рухнули очень быстро. Фирма искала пути завоевания рынка, и Стив поручил мне взяться за Южную Америку.

- В Мексику мы ездим как к себе домой, - сказал он, - но возят туда туристов все, кому не лень. Предложений масса, а спрос умеренный. Найди что-нибудь подходящее и в познавательно-развлекательном и в финансовом отношениях. 

Я засел в библиотеке и, перелистав кучу справочников и журналов, а затем погуляв по интернету, пришел к выводу, что лучше, чем Перу,  ничего не сыщешь. В послеколумбовы времена именно в Лиме была столица вице-королевства, объединявшего все испанские владения в Америке. А до Колумба на этой земле была империя инков. И сейчас страна неплохо развивается. Свои соображения я изложил шефу.

- Меня интересуют две вещи, - заявил Стив. – В любом уголке планеты, куда едут наши туристы, должно быть то, к чему американцы привыкли и хотят видеть везде. С другой стороны, должно быть то, что поражает воображение и чего нет нигде. 

- О кей, - согласился я. – Перу – как раз то место, о котором вы мечтаете. Там есть постройки – свидетели колонизации, и музеи, в которых запечатлена история. Там уйма католических соборов. Там есть местная еда в сочетании с привычной, американской. В то же время древняя столица инков Куско и крепость Мачу-Пикчу совершенно уникальны. А так называемые линии Наска, видные только с самолета – возможные следы внеземных цивилизаций. И еще очень многое – за. У них есть уже отработанные маршруты, можно, при желании, договориться о нестандартных, с их гидами. Но...

- Понимаю, - перебил меня Стив, - это всё ты узнал из книг и всяких туристских пособий. Но пока не посмотришь сам, своими глазами и со своей точки зрения, верить ничему нельзя. Это ты хотел сказать? 

- Конечно. Плюс – надо уточнить насчет комфорта, к которому привыкли наши клиенты.

- Тоже верно, Перу – не Европа. Когда будешь готов вылететь в Лиму?

- Послезавтра.

- Ладно, поручу Эмили заказать тебе билет на утренний рейс.

Я связался по телефону с Лимой, с турагентством, которое показалось мне наиболее перспективным, и получил предварительное согласие на сотрудничество. Уже стало легче. Все-таки в незнакомой стране, без знания языка, не слишком разгонишься. 

Владелец фирмы, Родриго Фернандес, типичный латиноамериканец, кряжистый, с темным лицом и чуть-чуть плутоватыми глазами, встретил мое появление в его офисе с энтузиазмом.

- У нас настоящий туризм только начинается, - сообщил он, усаживая меня на диван и устраиваясь рядом. – Северная Америка нас интересует как партнер. Сегодня многие хотели бы установить деловые контакты. Экспорт – импорт. Связи с бизнесменами. Скажу вам честно – зачем перуанцу ехать к вам? Посмотреть достопримечательности? У нас своих хватает. А вот купить дефицитные для нас товары, электронику, пусть не самую новейшую, но побольше и подешевле – желающих будет немало. Что же касается ваших туристов, тут не будет проблем. Покажем всё.

Ситуация прояснилась. Перу – далеко не самая развитая страна Южной Америки, но мне это представлялось второстепенным фактом. Удивительные достижения цивилизации инков, неповторимые природные комплексы – достаточные приманки для привлечения любознательных американцев. Да и отель намечался хороший – Санта Круз, в престижнейшем районе Лимы – Мирафлорес. Когда принципиальные моменты соглашения были оговорены, Фернандес открыл передо мной дверь в соседнее помещение:

- Детали согласуете с Изабель, она решает все конкретные вопросы. 

Комната, в которую я попал, выглядела неожиданно уютно. На стенах – рекламные плакаты европейских турагентств. Свежие цветы в керамической вазе. Из-за стола, оторвавшись от компьютера, поднялась стройная женщина в открытом платье и, предложив мне сесть, расположилась в кресле напротив, закинув ногу на ногу.

Я сразу понял, почему для уточнения деталей Фернандес направляет посетителей именно к Изабель: любой мужчина перед ней безоружен. Стараясь смотреть только в ее лицо, я безропотно согласился со всеми условиями, ценами и сроками. В голове крутилась единственная мысль: испанский сапог, подвешивание на дыбе, иголки под ногти и другие средневековые забавы – всё это ничто по сравнению с пыткой, которой подвергаешься, сидя перед красивой женщиной и зная, что надо встать и уйти.

Когда мы подписали нужные бумаги, я, вместо прощания, с совершенно серьезным видом заявил:

- Если бы я не был женат, я бы немедленно предложил вам руку. И всё остальное.

- Хорошо, когда у мужчины есть «и всё остальное», - в тон мне заметила Изабель. – Кстати, а вы женаты?

- Нет, - ответил я.

Мы одновременно рассмеялись, и в этот момент между нами проскочила какая-то искра – мир, словно по волшебству, изменился. Исчезла напряженность, возникло ощущение, что мы уже давным-давно знаем друг друга. Я взялся за ручку двери:

- Что лучше – писать или звонить?

- Конечно, звонить – по крайней мере, слышишь живой голос. Но не по этому телефону. Я дам тебе другой номер. 

Вернувшись в Сан-Франциско, я дал себе слово, что наберу этот номер не раньше, чем через неделю. Но выдержал только 24 часа. Потом ежевечерние звонки превратились в ритуал. Наши беседы становились всё теплее – и откровенней. Когда через два с половиной месяца я собрался в Лиму – проверить, как пройдет визит первой группы наших туристов – я уже знал об Изабель почти всё.

Она окончила университет, владела несколькими языками. С работой ей повезло, а ведь в любой латиноамериканской стране это проблема. В турбюро ее ценили – и за энергию, и за английский. У нее был шестнадцатилетний сын, живший то с ней, то с ее родителями в провинции. «Дитя случая» - с некоторым вызовом прокомментировала она этот факт по ходу одного из наших разговоров. И тут же лукаво выпустила залп встречного огня:

- А сколько у тебя таких «детей случая» в разных странах?

Пришлось, к стыду своему, констатировать, что как-то не обзавелся ни одним. Понимал, что такое признание может понизить мой рейтинг в глазах обольстительной перуанки. Для отвлечения задал естественный вопрос:

- И каким он растет, твой сын?

- Способный и сообразительный. Как его отец.

- Где же сейчас этот способный папа?

- А где ветер, который вчера дул с гор? Никто не знает. И я не знаю.

Мысли о Перу и предстоящей встрече отодвинули, затмили то, что мучило меня последние полгода. Но однажды я случайно наткнулся на свой листок с квадратами, и внезапно меня ошеломила догадка: эти люди, взявшие фамилии моих родственников – либо евреи, служившие немцам, и потому оставшиеся в живых, либо... Это казалось неправдоподобным, но именно поэтому могло оказаться правдой – либо немцы! Вся проблема в том, чтобы чем-то мое предположение подтвердить. 

Прокручивая в памяти последние события, я вспомнил промелькнувшую в одной из мюнхенских газет статейку про неонацистов: они, мол, готовятся  отпраздновать в апреле нынешнего, 99 года, славную для них годовщину – 110 лет со дня рождения Гитлера. Если я недалек от истины, моя троица тоже постарается отметить эту дату. И есть единственная точка в Германии, куда будут стремиться все поклонники фюрера. Конечно, без объявления цели своего сборища – но именно там им никто не сможет помешать. Эта точка – знаменитый Хофбройхаус в Мюнхене, в котором Гитлер основал свою партию и многократно выступал. Заведение, прославившееся на всю Европу отличным баварским пивом и осаждаемое тысячами туристов. Прикрытие неуязвимое: собраться в пивной – самое нормальное дело для мужчин. А что у них при этом на уме, никого не касается. Значит, 20 апреля, через пять недель, я должен любой ценой быть в Хофбройхаусе.

А пока мой путь лежал в Лиму.

Изабель встретила нас в гостинице и перепоручила гиду. После чего мы с ней расстались до вечера. Американцев – новичков на перуанской земле –  ознакомили с правилами поведения в ее столице. Ценных вещей в номерах не оставлять – украдут. Сдавать в сейфы в регистратуре. На пешеходной улице Хирон де ла Унион дргоценности не надевать – сорвут. По одному лучше не ходить. Дальше – про валюту, транспорт, чаевые и ближайшие мероприятия. Экскурсии. Ресторан. Свободное время. Программа на завтра.

Я слушал вполуха, смотрел вполглаза, автоматически задавал вопросы и так же отвечал на них. И ежеминутно поглядывал на часы. Не припоминаю, чтобы когда-нибудь в моей жизни время тянулось так медленно. Наконец, мои необычайно любознательные американки угомонились. Я был свободен.

Изабель прогуливалась у входа. Мы сели во вполне приличный «фордик», и она повезла меня по еще многолюдным улицам города, уже погружавшегося в лиловый кисель сумерек. Он густел непривычно быстро, не успели мы оглянуться, как южная ночь стремительно опрокинулась на нас. Простроченная блестками фар и многоточием огней, она всё равно казалась оглушающе черной. Мы подъехали к многоэтажному зданию, моя спутница выключила двигатель.

 Начитавшись латиноамериканских классиков, я был убежден, что все здесь устраиваются на ночь в гамаках, и с понятным волнением ожидал продолжения своего приключения. Поэтому, когда мы поднялись в обыкновенную, нормальную квартиру с полноценной кроватью в спальне, я был несколько разочарован. Но очень скоро мимолетное огорчение улетучилось, изгнанное неистовым порывом страсти... 

Когда я пришел в себя, на комоде монотонно тикал будильник, и я не сразу  сообразил, что на стене почти незаметным контуром выделяется прямоугольник окна. Изабель тесно прижалась ко мне, в темноте ее шепот зазвучал неправдоподобно громко: 

- Женись на мне, мачо. Я рожу тебе сына. Ты так похож на настоящего перуанца – у тебя красивые черные волосы, ты высокий и стройный. Наверное, ты потомок инков.

Я поудобней расположил свою руку где-то на задворках ее роскошного тела и возразил:

- У твоих соплеменников прямые, тяжелые волосы, а у меня они легкие и вьются.

- Какая разница, главное, что они – есть...

- Ваши мужчины загорелые от знойного солнца, их тела шоколадного цвета. А я могу потемнеть только летом и то чуть-чуть.

- Но это дело вкуса, - она приникла к моим губам, затем, отстранившись, закончила мысль: - Я, например, предпочитаю белый шоколад.

- У тебя хороший вкус, - заметил я и задумчиво добавил: - А насчет сына – заманчивая идея.

... Мы сидели в небольшом ресторанчике в не самой фешенебельной части  Лимы. Туристы в этом районе не бывали. Посетители напоминали то ли клерков, то ли продавцов, заходя, они здоровались с хозяином, как со старым знакомым. Над столиками плавал легкий сизый дымок от сигарет, который перемешивался с поднимавшимся кверху паром от горячих блюд, и всё это пересекала пулеметными очередями скорострельная испанская речь.

По моей просьбе Изабель выбрала место, куда она раньше не заглядывала, чтобы никто не мешал нашему разговору. Хотя на нас всё равно обращали внимание – очевидно, английский был здесь непривычным. Второй день моего пребывания в Лиме заканчивался, завтра утром мои американки отправляются в горы, а я улетаю домой. Уже послезавтра встречаю в Сан-Франциско группу из Германии. Но я не мог просто так уехать – всё, что просходило со мной здесь, было слишком серьезно.

- Две недели назад ты мне жаловалась по телефону на своего сына, - начал я издалека, - говорила, отбивается от рук. В чём дело? Могу я чем-то помочь?

- У него появились друзья, они моей маме не нравятся.

- Хулиганьё?

- Если бы только это.

- Да, 16 лет – опасный возраст.

- Мама боится наркотиков. Я – тоже. Когда-то девчонкой в школе попробовала и с тех пор боюсь. Я уже занялась им, ездила к нему, привозила его в Лиму. Думаю, наладится. Но ты ведь прилетел сюда не ради помощи моему сыну? И не ради туристов – у них свой руководитель.

- Я хотел видеть тебя.

- Ну что ж, хотел – посмотрел. Возможно, увидел даже больше, чем ожидал. Какие у тебя дальнейшие планы? Попрощаться?

Я понимал ее. И независимый тон, и что за ним скрыто. При ярком свете дня всё – и вещи, и мысли, и чувства, абсолютно всё – выглядит иначе, чем ночью. Она не была уверена во мне. Она знала мужчин. Получил требуемое – и адьёс! Хорошее  испанское слово – позволяет легко расстаться, раз и навсегда. Я улыбнулся: 

- У тебя странное мышление. Разве я похож на мачо, как ты меня совсем недавно хотела убедить? Скажу честно: с детства мечтал встретить красивую перуанку и влюбиться в нее. И вот, когда детская мечта начинает сбываться, вдруг слышу про прощание.

- Ты решил на мне жениться?

- А разве ты не согласна?

- Не знаю. Я в своей стихии, и мне здесь хорошо. А ехать с тобой в Штаты...

- А кто сказал, что надо ехать тебе, а не мне?

- Оставить такую великую страну ради маленького Перу и такой знаменитый город – Сан-Франциско – ради вечно туманной Лимы может только сумасшедший.

- Или человек, у которого есть тайные планы.

- Работаешь на ЦРУ?

Идея! Такая мысль мне в голову не приходила. Отличное прикрытие! Но – рано или поздно выяснится, что я врал. Начинать с обмана? Зачем? Потом он потянет за собой другой обман, как цепная реакция. Если я хочу жить с ней... А я хочу... Значит, лгать нельзя. Всё это пронеслось в моем сознании в доли секунды. Я сделал удивленное лицо:

- Ну почему обязательно подозревать в приличном человеке шпиона?

И неожиданно для самого себя выпалил:

- Я ищу тех, кто убил моих родственников.

Выскочило - и сразу стало ясно: это правда. То, что таилось во мне, отзываясь болью, надеждой, непониманием, вдруг нашло концентрированное, четкое выражение. Я интуитивно почувствовал: кража фамилий связана с ликвидацией людей. Теперь я знал: мой долг, как наследника погибших, восстановить справедливость. Око за око, зуб за зуб.

- Твоих родных застрелили? К сожалению, в Америке такое часто происходит, - в тоне Изабель звучало сочувствие. Она мыслила сегодняшним днем.

- Это случилось во время войны. Той, Второй мировой.

- Когда воевали в Европе, правильно?

Я кивнул:

- Раз ты представляешь эпоху, тебе легче будет объяснить. Я, во многом, жертва Холокоста.

- Чего?

- Ты никогда не слышала это слово?

- Я хорошо училась в школе, мы там узнали много красивых и умных слов. Потом был университет. Но того, которое ты произнес... нет, его среди них не было.

- А про Беларусь что-нибудь знаешь?

- Нет.

- Надеюсь, у нас будет время поговорить на эту тему подробно. А если в двух словах...

Изабель с напряженным вниманием выслушала мою краткую информацию и огорошила меня комментарием:

- В Перу евреев не очень любят, их у нас мало. Говорят – оккупанты,  притесняют палестинцев. Наше турбюро для всех соседних стран организует поездки в Израиль. Если честно, я там не заметила ничего такого, в чём их обвиняют. Кому верить? 

Я бросил взгляд в зал:

- Видишь полного мужчину в желтой рубашке возле окна? И молодого крепкого парня с бокалом через два столика от него? И того весельчака, который всё время поглядывает в нашу сторону? 

- Да, - недоуменно проговорила Изабель.

- Так вот, если эти трое заявят, что Израиль – агрессор, а я скажу, что это неправда – кому ты поверишь?

Она засмеялась:

- Тебе.

- Вот и ответ на твой вопрос. И всегда верь только мне. 

Моя любимая женщина посмотрела на меня так, будто видела впервые:

- Во мне испанская и индейская кровь. В тебе еще два вида. Что же будет в нашем сыне?

- Смесь, которая вберет в себя всё лучшее из составных частей.

- Верю. А как же с твоей религией?

- Элементарно – ее у меня нет. Ты католичка, это для тебя священно и естественно, как есть и спать. А у нас в Бога не верили, мать и отец – атеисты. И я таким вырос. Вера – слишком серьезная вещь, чтобы бросаться в нее без оглядки, или менять через день. На наши отношения это не повлияет.

Мы о многом договорились в тот вечер. О нашем будущем. О европейском турне, которое обязательно совершим вдвоем. Я честно рассказал ей всё – про архив, фамилии, покушения. Я не имею права на спокойную жизнь, сказал я, пока не разберусь с этим клубком. Она предложила свою помощь. Подождем, сказал я, может, и понадобится.