3. Мюнхен. Белый мерседес

3. Мюнхен. Белый мерседес

Когда в понедельник я появился на работе, в офисе было пусто. Только бухгалтер в своем закутке что-то выщелкивал на клавишах компьютера. Около 11 позвонил шеф и попросил меня зайти к нему. Стив сидел за столом в своей неизменной ковбойке и – неожиданно – при галстуке.

- Жду гостей, - отреагировал он на мои удивленно вскинувшиеся брови. – Садись. Как Вена?

- В порядке.

- Ну и ладно. У нас тут свежие идеи – организовать обменные туры с Германией. Мы работаем с Берлином и совсем упустили Мюнхен. Как ты насчет него?

- Давно пора. Полный набор туристских радостей – богатейшая история, уникальные баварские традиции, выезды в средневековые замки. Осенью – знаменитый пивной фестиваль Октоберфест – и еще многое, чего в других местах не встретишь.

- Насколько я понимаю, ты мог бы вести там экскурсии?

- Я занимался этим до приезда в Сан-Франциско.

- Значит, остается найти партнеров. День тебе на подготовку и оформление бумаг. В среду вылетаешь в Мюнхен. Гостиницу и машину напрокат тебе закажет Эмили. Хорошо бы договориться насчет постоянных пивных туров – напрямую с производителями. Что касается обменных, по принципу – мы к ним, они к нам, то  мы обеспечиваем их группы в Сан-Франциско, они – наши в Мюнхене. Найди фирмы с солидной репутацией. Тебе с немецким будет проще решать все вопросы.

- Каков уровень моих полномочий? Заключать договор?

- Подготовить его. Остальное мы решим по факсу.

Мне повезло. Соседи в салоне самолета, пожилая пара, мирно дремали. Я получил 12 часов полетного времени на размышления. Первым делом достал свой листок с перечнем подозрительных лиц. Вписал в один из квадратиков Ирину. Могла она из ревности или от обиды отомстить мне? Без сомнений, но не так, без стрельбы. Кроме того, она помогла мне улизнуть из Вены – значит, всё еще на что-то надеется. И я поставил рядом с ее именем нолик.

Следующий кандидат в мои недруги – Стив. У него я отпрашивался, чтобы съездить в Вену. Больше об этом не говорил никому. Вывод напрашивается, но – он явно не знает о моих тамошних приключениях. Другое дело – он мог кому-нибудь сболтнуть про меня. И, в первую очередь, ЕМУ. Так что, как ни крути, в итоге все ниточки ведут к одному человеку...

Тогда, попав впервые в Сан-Франциско, я обошел множествол туристских фирм. Искал работу, которую знал, с абсолютно прозрачной целью – закрепиться в городе. Кое-кого заинтересовал. Но, как только выяснялось, что мне надо будет к тому же добывать рабочую визу, энтузиазм пропадал. Иногда, оценив черты лица владельца, я добавлял, что мои родственники погибли в Холокосте. Мне выражали сочувствие – и тепло прощались. В одном агентстве, вместо сочувствия, сообщили, что Стив, хозяин Глобал Турс, - сын пережившего нацистскую оккупацию.

- Его отец был в лагере? – поразился я.

- Кажется, да, - последовал ответ.

Я решил во что бы то ни стало попасть к Стиву. По газетной рекламе и интернету разобрался в специфике фирмы. Она проводила туры в Мексику, Канаду, Австрию и Италию. Когда добрался до нужного мне офиса, меня направили к менеджеру – милой женщине по имени Эмили. В ее небольшом кабинете на стене висела фотография: счастливая мама с двумя дочками и сыном.

- Ваши дети? – спросил я.

- Да, сын уже в университете, а девочки – еще школьницы.

- Замечательные ребята! Как я вам завидую! – я сказал это вполне искренне, мне некем было хвастаться.

Но разговор завязался и быстро свернул в нужное русло. Я сообщил, что знаю все ходы и выходы в Германии и Швейцарии. Поэтому мог бы помочь фирме, уже имеющей австрийский опыт, запустить новые интересные маршруты. Меня взяли. Про Холокост я на сей раз не сказал ни слова. Потом я проехался с каждым из трех гидов Глобал Турс, осваивая специфику ведения экскурсий на английском. Возил приезжих немцев в Силиконовую Долину. Сопровождал пару групп в Европу. Получил рабочую визу. И начал исподволь подбираться к Стиву с вопросами о прошлом его отца – где ему довелось быть узником и как спасся. Стив отмахивался – дело давнее, отец не любит говорить на эту тему. Всё, что я узнал, укладывалось в одно предложение: папаша  немолод, он владеет виноградником в Напе – в «винной стране», в полутора часах езды от Сан-Франциско.

Можно было понять человека, который не желает вспоминать о тяжелом прошлом. Но мне-то надо от него всего пару слов. Попробовал действовать напрямую. Найти рабочий телефон винодельни труда не стоило. Я звонил в разное время дня, однако ни разу поговорить с хозяином не удалось – то занят, то уехал, то нездоров. Я понимал – отговорки. Ладно, решил я, не мытьем, так катаньем доберусь до затворника. Записался в одном из турагентств на экскурсию с посещением в «винной стране» двух хозяйств, одно из которых – нужная мне «Лунная долина».

Честно говоря, самому было интересно посмотреть, как рождаются знаменитые калифорнийские вина. Но о цели визита не забывал. Когда нас водили по цехам и подвалам, обратился к сопровождавшему гостей местному специалисту: хочу переговорить с владельцем по важному вопросу. Тот проводил меня в небольшое помещение, усадил за столик и сказал , что доложит о моей просьбе. Довольно скоро в комнату вошел пожилой мужчина, извинился – с явно неамериканским произношением – и сказал, что надо обождать еще минут десять. А чтобы мне не было скучно, предложил продегустировать их фирменное вино. Поставил передо мной бокал, открыл запечатанную бутылку, заполнил бокал до половины и, оставив мне бутылку, ушел. Я пригубил – вкус изумительный.

Потягивая потихоньку винцо, я стал листать лежавшие на столике проспекты и альбомы. Красивые картинки, экзотические названия вин, фотографии – всё, что положено в рекламе. В одном месте наткнулся на интервью хозяина «Лунной долины», где он расхваливал свою продукцию. И тут неожиданно для меня наступил момент истины. Дело в том, что фамилия Стива, а значит, и его отца, была Пэрайсэр. Я спокойно воспринимал ее на слух, но здесь впервые увидел напечатанной. А это ведь английский – пишем одно, читаем другое. И эта фамилия поразила меня: Pariser. То есть образована от Paris, что в переводе на русский просто Париж!

Получается, это второй человек, которого я искал. Впрочем, скорее всего, как и тот, первый, венский Бреннер, - не мой родственник. Но под фамилией моего отца. Почему? Что происходит? Я посмотрел на часы: прошло уже 23 минуты ожидания. Сейчас я его увижу. Я встал – и в ту же минуту дверь открылась и появился тот же пожилой служащий.

- Хозяин очень извиняется, - вежливо, но глядя почему-то в сторону, сообщил он, - у него важная деловая встреча. Он думал, что она вот-вот закончится, но к сожалению...

Мне ничего не оставалось, как покинуть помещение. Экскурсанты уже садились в автобус. Внезапно я ощутил острую боль в животе. Попросив гида обождать минутку, забежал за угол здания и, всунув палец в рот, добился того, чтобы меня вырвало. Кое-как привел себя в порядок и вернулся к автобусу. Меня мутило всю дорогу. Ночью рези в животе усилились, подскочила температура. Я уже мысленно прощался с белым светом. Но провалялся три дня и выкарабкался.

Я позвонил шефу сразу по приезде, - мол, заболел, и когда появился на работе, все заметили, какой я бледный. Что случилось? Наверно, неудачно пообедал –  заглянул в какой-то китайский ресторан, объяснил я. Посыпались советы насчет ресторанов. Из общения со Стивом я понял, что он ничего не знает о моем посещении «Лунной долины». Значит, отец не доверяет ему. То есть для меня это действительно могло кончиться печально – чем меньше народа вовлечено в операцию, тем она безопаснее для ее организатора. В том, что им был человек по фамилии Париж, я уже не сомневался.

Нет, всё это не было случайным совпадением. Вино, работник с немецким акцентом, усадили любопытного гостя в отдельную комнату... Меня наверняка там тайно сфотографировали – и в профиль и в анфас. На тот случай, если всё же оклемаюсь и не отправлюсь после их угощения к праотцам. Я ничего не понимал. Кому я не угодил? Никто здесь меня не знает. Правда, я многим рассказывал про родных, погибших в немецком концлагере. Да еще интересовался у Стива прошлым его отца. Только интересовался...

Как бы то ни было, от этого человека исходит реальная опасность. Я вписал в очередной квадратик своего кондуита фамилию Pariser и поставил рядом жирный вопрос. После чего откинул назад спинку сиденья и задремал.

Проснулся я от требования пристегнуть ремни. Самолет подлетал к Мюнхену. Мои безобидные соседи уже оживленно чирикали друг с другом. Еще несколько минут – и лайнер коснулся посадочной полосы, слегка подпрыгнув, покатился, замедлил ход и, наконец, замер.

Багажа у меня не было, лишь легкий чемоданчик, поэтому я сразу отправился искать пункт проката Europcar, где для меня должна была быть заказана машина. Его стойка оказалась прямо в здании аэровокзала. Вскоре я стоял на обширной площадке, окруженный со всех сторон разноцветными легковушками. Проверив мои документы и свои записи, распорядитель подвел меня к стоявшему на отшибе автомобилю:

- Вот ваша машина, - и протянул ключи.

Передо мной сверкал в солнечных лучах ослепительно белый мерседес. Это было неожиданно, приятно и ... и чуть слышный колокольчик тревоги подал свой недоуменный сигнал: зачем мне эта красота? Для представительства? Но в большом городе добираешься до нужного тебе офиса, расположенного где-нибудь на десятом или двенадцатом этаже высотного здания, и никто оттуда не отправится посмотреть твою машину, припаркованную за пять кварталов. Можно хоть на автобусе приехать, хоть пешком прийти – никого это не интересует. Тогда зачем же роскошное авто?

Видя мое замешательство и что я не спешу взять ключи, работник отреагировал по-своему:

- Не нравится? Мы точно выполнили просьбу, поступившую из Сан-Франциско – и марку, и цвет.

- Да нет, что вы – всё отлично. Но мое начальство не учло одной вещи. Они когда позвонили – вчера или позавчера?

- Вчера.

- К тому времени я уже улетел. Дело в том, что у меня очень неприятные воспоминания, связанные с этой машиной. Восемь лет назад я попал в страшную аварию именно на белом мерседесе. Тогда я еще не работал в Калифорнии. С тех пор на таких машинах не езжу. Извините. Давайте заменим на что-нибудь другое.

- Конечно, конечно, - выбирайте.

Осматриваю площадку, вижу – рядышком стоят две серые тойоты.

- Я, пожалуй, возьму такую. Она удобна в управлении, что очень важно на незнакомых улицах.

Работы мне предстояло много. Старые связи не годились. Когда служил у Ирины и возил русских, мы ориентировались на умеренные цены. Теперь же надо было рассчитывать на более высокий уровень, подстраиваться под запросы и возможности американских туристов. 

Запасшись ворохом местных газет, я выудил из рекламных приложений дюжину подходящих фирм и начал объезд. Семь отказались сразу – Соединенные Штаты их не интересовали. Остальные были в раздумье. Я их понимал – хотели сначала разобраться, какого партнера им подсовывают. В итоге, с двумя всё же удалось договориться. Предполагалось, что часть времени группы будут проводить в Мюнхене, остальное – посещая окрестные городки и замки. На все переговоры и согласования ушло пять дней. Можно было собираться в обратный путь. 

Вечером, уложив свой чемоданчик, я сидел в гостиничном номере и смотрел передачу местных новостей. Центральной темой была попытка теракта – кто-то подорвал припаркованную недалеко от гостиницы машину. По счастливой случайности, никто не пострадал – мужчина, уже севший за руль, вспомнил, что оставил какую-то вещь в номере, и побежал за ней. В это время раздался взрыв. Полиция расследует инцидент. Цель и мотивы преступления неясны, подозреваемых пока нет. В телерепортаже показали кадры с места события. Отчетливо можно было увидеть искореженный белый мерседес. Я узнал его. И понял – мне повезло. В очередной раз. 

По уговору, закончив дела, я должен был позвонить в сан-францисский офис. Взглянул на часы – семь вечера, в Калифорнии начало дня. Самое удачное время. Стив взял трубку сразу. Я в двух словах сообщил об итогах своей миссии и завершил отчет кратко:

- Завтра вылетаю.

- Не спеши, - неожиданно отозвался шеф. – Есть свежая идея. Знаешь сам – новое тысячелетие не за горами. Туры на Рождество плюс Новый год в Германии наверняка привлекут многих. Из теплого декабря – в настоящий зимний праздник с морозом, елкой, покрытой снегом, с традиционными европейскими гуляньями. Программа обещает быть интересной. Но в этот период, по немецкому опыту прошлых лет, самыми загруженными будут Берлин и Мюнхен. А если мы разместим наших туристов во Франкфурте и оттуда спланируем выездные экскурсии?

- Намек понял. Еду во Франкфурт.

- Отлично. Желаю успеха.

Мне, еще с работы в фирме Ирины, понравился этот спокойный, несуетливый город, особенно, его старая, историческая часть. Рёмер – площадь с ратушей 16 века и старинными домами удивительной архитектуры. Наверное, и городу я тоже симпатичен, потому что справился с заданием Стива на удивление быстро. Единственное – в голове сидела, словно гвоздь, мысль: я должен сделать нечто важное, но что именно, никак не могу вспомнить. Лишь перед окошечком кассы, где я собирался переоформить на завтрашний рейс обратный билет в Сан-Франциско, меня осенило: Бад Арользен! Он же совсем недалеко отсюда, в той же земле Гессен. Я извинился и вышел на улицу.

Может, я ошибся – тогда, когда впервые обнаружил в архивах фамилии родных. Может, напутал. Надо еще раз тщательно проверить все данные.

И вот я снова в небольшом уютном городке. Вхожу в здание по знакомому адресу: Гроссе Аллее, 5-9. Я уже здесь не новичок и легко нахожу нужные документы. Листки, помеченные с немецкой аккуратностью: Sch – J. То есть – заключенный без прав, еврей. Jude. Стандартные записи: умер от сердечного приступа. Арон Бреннер, 41. Наум Париж, 37. Кива Палкес, 38.

Я смотрел на пожелтевшие листки, и вдруг мне показалось... нет, я явственно услышал, как одно имя заговорило. В его быстрой речи сквозили боль и недоумение, ее напряженный ритм очень напоминал глуховатый голос моего отца. И тут же откликнулось другое, за ним – третье. Гул голосов нарастал, в нём отчетливо слышался каждый новый вступающий, и все были неповторимы. Я не понимал языка, а они заполнили собой всё пространство. Это были уже не имена, это были люди – высокие, худые, они покачивались, их похожие на стон голоса сливались в странный хор. Что это было? Песня? Молитва? Жалоба? Обвинение? Это невозможно было слушать. Я заткнул уши – звук лишь усилился. Казалось, над этим городом, над Германией, над целым миром звучит Хор Мертвых.

Пришлось выйти на свежий воздух. Я медленно возвращался из 1943-го в 1998-й. Постоял, походил. Только потом смог снова зайти в помещение. На сей раз – в отдел перемещенных лиц. Я хорошо помнил, в каком потрясении находился, увидев три родных мне фамилии. Среди тех, кто уехал из Австрии в 1946-м году. Среди живых! Это открытие затмило передо мной всё остальное. Сейчас я присмотрелся к документам внимательнее. И увидел то, на что не обратил внимание раньше: возраст. У всех троих он был указан один и тот же – 21 год. Деталь, всё отменяющая – это другие люди, значительно моложе тех, кого я искал.

Совпадение исключалось – не могли собраться вместе из той же Белоруссии еще три человека с точно такими же именами и фамилиями. Значит, здесь кроется какая-то тайна. Кто они на самом деле? Почему пошли на такой шаг? Какую опасность я для них представляю, если они – в чём уже нет сомнений – пытались меня убить, начиная с выстрела в Вене?

С этой минуты мой поиск резко менял направление. Я обязан решить эту головоломную задачу, я обязан выяснить, кто закрутил вокруг меня этот венский вальс. Причем – не из простого любопытства, речь идет о моей жизни и смерти.