cherentsova drawing_w.jpg
— Ну, ты там долго ещё? — окликнула жена.
Он стёр письмо и встал, освобождая ей место.
— Уже час жду, — проворчала Раиса, входя в комнату.
— Что такого срочного? Какой-то дурацкий чат не может подождать!
— Не нравится, тогда купи второй компьютер.
«Пилит с утра до вечера, чёрт знает, на кого похожа», — закипел он, глядя на жену. Её вид его раздражал: мрачное лицо, обвислый застиранный халат, волосы цвета соломы. А ведь когда-то была красивой женщиной! Такой она осталась только на старых фотографиях.
— Ужинать будем? — спросил он.
— Через пять минут, — ответила она, прилипнув взглядом к экрану. Отстранённая, чужая.
Страсть жены к виртуалу он не одобрял. Чат, в котором она торчала с утра до вечера, вытеснил всё остальное. Хотя она уверяла, что держится там в тени, давно уже ничего не пишет, только читает, он ей не верил. Наверняка на работе строчит. Подозревая, что жена делится со всеми чем-то личным, он не раз туда заходил. Но вычислить её ник никак не удавалось. Одно время ему казалось, что одна из участниц, остроумная и живая — это Раиса. Однако представить жену в этой роли было трудно. С возрастом испортился не только её внешний облик, но и нрав. Думая об этом, он посмотрел на своё отражение, с укоризной взиравшее на него из стекла шкафа, и с неохотой признал, что в общем-то тоже сдал за эти годы. Всего сорок семь, а уже округлился, отрастил живот и второй подбородок. Понравится ли он Майе? Та писала, что предпочитает худых и статных мужчин.
Ночью, когда жена заснула, он отправил письмо: «Договорились. В четверг». Посидел, глядя на пальму с застрявшей в чешуе ствола стрелкой курсора, и на всякий случай поменял пароль своей почты — уже второй раз за последний месяц.
В среду на его электронный адрес пришла реклама: «Стопроцентное кодирование. Молодость, внешность, успех гарантированы. Провидица Анюта». Рекламы он обычно стирал, не читая, а тут прочёл и даже отпечатал. Повертел лист в руке, сложил и засунул в бумажник, а позже, посмеиваясь над самим собой, позвонил по указанному номеру.
— Приходите хоть сегодня, после пяти, — заманил его приятный женский голос в трубке.
— Где вы находитесь?
— В Кузьминках. Прямо рядом с парком.
В этот район он ездил каждую неделю поливать цветы в квартире его матери, уехавшей на пару месяцев к родственникам. Почему бы не заскочить по дороге к Анюте? Так, ради любопытства.
После работы он отправился в Кузьминки. Подошёл к грязно-белой, с ржавыми подтёками пятиэтажке. Позвонил. «Входите», — прозвучал в домофоне тот же приятный голос. Он поднялся на третий этаж, постучал. Дверь чуть приоткрылась, перегородив ему путь цепочкой. В щели появились недоверчивый глаз, щека с охристым пятном и прядь яичных волос. Лицо разочаровало. Заманчивый голос сулил намного больше.
— Вы Анюта? — спросил он.
Кивнув, она прощупала его взглядом и впустила внутрь.
Немолодая, сумрачная, с помятой, в пятнах, будто обрызганной хной кожей, она не укладывалась в нарисованный им в голове образ. Это наводило на мысль, что кодирование и прочие обещания были обманом. Почему, спрашивается, не омолодить себя, коли умеешь это делать?
Он шагнул в комнату, неуютную, похожую на лавку старьёвщика: пыльные картины в тяжеловесных рамах, глиняные горшки, тоже в пыли, тряпичные куклы всех размеров и чучела животных, в упор смотревшие на него мёртвыми глазами. В углу в кресле неподвижно сидела старуха — сморщенная и съёженная. Не то живая, не то одна из кукол.
— Это моя бабушка, ей девяносто восемь, она не будет мешать, она глухая, — сказала Анюта, внимательно его разглядывая. Она пододвинула ему стул и перечислила цены за свои услуги. Всё это походило на торговую сделку. «Не уйти ли?» — подумал он.
— Ну так что вы хотите, молодость и красоту?
В её вопросе он уловил насмешку. Хотя на её безрадостном, уставшем лице не было и тени улыбки.
— Зачем мужчине красота, да ещё в таком возрасте? — пошутил он. — Давайте молодость.
— Красота всем нужна, — со всей серьёзностью возразила она. — Чем ваш возраст плох? Самый расцвет сил. Если кое-что подправить, будете мужчиной хоть куда.
— Что значит подправить?
— Да не пугайтесь вы, ничего с вами не случится. Значит, хотите выглядеть молодым?
— Кто ж не хочет?
— Тогда выбирайте, — сказала она и разложила перед ним несколько фотографий. — В кого из них вас превратить?
— То есть как превратить?
— Чего вы такой пугливый! Не волнуйтесь, останетесь таким, какой вы есть, я только слегка вас улучшу. Так на кого из них хотите походить?
— На этого, — указал он на широкоплечего со стальным подбородком мужчину в спортивном костюме. — Надолго это действует?
— На всю жизнь, если денег не жалко.
— Как же домой-то теперь возвращаться? Жена не узнает, не впустит, — растревожился он, удивляясь самому себе. Парадокс! В колдовство не верит, а сам боится, что его и впрямь омолодят и новый облик разрушит его жизнь — пусть несовершенную, приевшуюся, но родную, без которой он себя не мыслил.
— Жена вас узнает. Таким, как на этом снимке, вас будет видеть другая.
— С чего вы решили, что у меня есть другая? — насторожился он.
— Для чего же ещё вы пришли?
— Так... ради интереса... дай, думаю, похудею. Не поверите, но когда-то я был, как эти молодчики на фотографиях, и жена у меня была красавицей. Сейчас же совсем сдала, перестала за собой следить, — разоткровенничался он. — А-а, что говорить! Сами знаете, годы.
— Знаю, — кивнула она и протянула ему склянку с жидкостью. — Принимайте по чайной ложке, когда захотите выглядеть, как на этом снимке, и ещё ложку, чтобы вернуться в прежнее состояние. Через полчаса поменяется ваша внешность, голос, всё. Только не забывайте принимать, когда домой будете возвращаться, помните — ровно за полчаса.
— Ну да, типа микстуры от кашля, — скептически прокомментировал он. «Выбросил, как дурак, кучу денег на ветер», — поругал он себя.
— Теперь сидите тихо, не двигайтесь.
Она положила руку ему на затылок. Прикосновение её ладони было нежным, убаюкивающим, отчего-то воскресившим в памяти забытый рассказ... «Лёгкое дыхание» он вроде назывался. Не Бунин ли? Всё вокруг пришло в движение. Задвигались глиняные горшки, закачались чучела животных, а сухое растение на подоконнике, смахивающее на комок змей, позеленело, покрылось почками. На него напала сладкая истома. Лицо Анюты вдруг очистилось от бежевых клякс, похорошело.
— Мужичок-то хоть куда! — услышал он трескучий старческий голос. И провалился в сон.
Когда он очнулся, перед ним стояла та же некрасивая женщина с помятым лицом. В углу также сидела старуха в кресле, вцепившись костлявыми пальцами в деревянные ручки. Он расплатился и вышел на лестничную площадку. Постоял, чувствуя дрожь в теле, как при простуде, и тут заметил, что по-прежнему крепко сжимает в руке склянку с жидкостью. Он положил её в карман и проверил содержимое бумажника. Не обворовали ли его, пока он спал? Вроде нет.
Раису он застал на её неизменном месте — за компьютером. Он подошёл и, чувствуя себя виноватым, обнял её. Она дёрнулась, отстранилась, недовольно бросила: «Не мешай!» Её окрик тотчас погасил угрызения совести.
— Ужинать будем? — спросил он.
— Сейчас дочитаю и приду, — не оборачиваясь, произнесла она. И, не отрывая глаз от экрана, чему-то засмеялась — радостно, от души, как делала много лет назад.
— Да, кстати, я завтра задержусь на работе, надо там кое-что доделать.
— Хорошо, — равнодушно ответила она.
Он вошёл в кафе. Сел за столик. Оглядев посетителей, с облегчением отметил отсутствие знакомых. Уставился на входную дверь. О том, как Майя выглядит, он имел смутное представление. Ограничившись в своём письме кратким «высокая и темноволосая», она сказала, что сама к нему подойдёт. «Как я вас узнаю?» — спросила она. И он описал широкоплечего мужчину на фотографии. Поначалу собирался честно сказать, что полноват и лысоват, но не отважился и за полчаса до встречи выпил, как было велено, ложку «микстуры». «Не обыкновенная ли это вода? Жаль, что зеркала нет, чтобы проверить», — волновался он, всматриваясь в каждую входившую в кафе женщину. С восхищением поймав взглядом одну, с грустью подумал о жене. Когда-то Раиса выглядела ничуть не хуже, имела хорошую осанку, смотрела приветливо, а не хмуро сверлила всех глазами. Незнакомка улыбнулась и направилась к нему. «Вряд ли это она», — охладил он себя. Улыбка, наверное, была послана какому-то счастливчику, сидевшему у него за спиной. Сейчас она пройдёт мимо, а вместо неё появится другая — невзрачная и далеко не молодая, как случилось с его приятелем, тоже познакомившимся в интернете.
— Илья? — обратилась она к нему, лукаво глядя. Что-то в ней было вкрадчиво-мягкое. Что-то от кошки.
Он вскочил, с радостью подумав, что микстура сработала, раз она его узнала.
— Вы довольно скромно себя описали. Я приятно удивлена, — произнесла она. Села, положила руки на стол, переплела пальцы.
— Признавайтесь! Вы женаты? — в упор спросила она.
— Женат, — не стал он отрицать. В чате, где они познакомились, он избегал говорить о своей личной жизни и уклонялся от прямых ответов.
— Не беспокойтесь, я тоже замужем, — расхохотавшись, успокоила она. Её смех ему понравился, и он опять с горечью подумал о жене. Раиса теперь смеялась только сидя за компьютером.
— Надеюсь, у вас не будет из-за меня неприятностей? — спросил он. И как бы невзначай молниеносно прочесал взглядом весь зал. Померещилось или нет, что какой-то тип у стойки — весьма бандитского вида — пристально смотрит на них?
— А у вас? — улыбнулась она. — Расслабьтесь! Никто за нами не следит, а, если бы даже и следили, что такого? Может, мы сослуживцы и обсуждаем за чашечкой кофе рабочие дела.
В её словах он уловил иронию. В ней было то, что ему нравилось в женщинах: неуловимость, загадка, лёгкость. Также она была хороша собой, чего он никак не ожидал.
— Расскажите про себя, а то в чате вы ужас какой темнила, — произнесла Майя. Она отпила глоток капучино и медленно провела кончиком языка по верхней губе, слизывая след молочной пенки. Жест его взволновал.
— Рассказывать толком нечего. Семья, работа.
— Тогда расскажите про вашу жену. Она тоже крутится в этом чате?
— Нет, в другом.
— Вы уверены? Не следит ли она там за вами под каким-нибудь ником?
— Вряд ли, она не ревнива.
— Вам крупно повезло, жёны, как правило, жуткие собственницы. Даже если мужья им до смерти надоели, ни за что их не отпустят.
— Мужья тоже, — подыгрывая ей, сказал он.
— Только не мой, ему всё равно, он своими делами занят, — произнесла она и, игриво глядя на него, опять слизнула с губ пенку.
— Чем занимается ваш муж?
— Как вам сказать... В общем он связан с компьютерным бизнесом. Да что мы с вами о супругах наших болтаем! Не для этого же мы встретились. Вы меня, признаться, сильно заинтриговали в чате, хотя я понятия не имела, чего ждать. Вы писали, что вам сорок семь, поэтому я не ожидала увидеть то, что увидела. В этом возрасте мало кто так потрясающе выглядит, многие довольно рано превращаются в рухлядь. И если б только внешне! У них ко всему интерес умирает.
Несмотря на то, что протараторила она всё это с улыбкой, он уловил невесёлую нотку в её голосе. Не о своём ли муже она говорила?
— У вас есть дети? — спросил он.
— Сын. А у вас?
— Дочь. Ей двадцать два, у неё уже своя семья.
— А моему сыну пятнадцать, он очень способный мальчик, учится в музыкальной школе. Не думайте, что я расхваливаю его, потому что я его мать. Он на самом деле одарён, поэтому я за него ужас как волнуюсь, у талантливых людей не такая уж лёгкая жизнь.
Пока она говорила, по её лицу бегал, мигая, свет плоской лампы, висевшей над столом перевёрнутым грибом на длинной ножке. Помигал, помигал и погас. В полумраке Майя показалась ему другой, не саркастичной, а в чём-то уязвимой.
— Музыкантом быть трудно, пробиться практически невозможно, — сказал Илья, запоздало сообразив, что не следовало её обескураживать.
— Всё в этой жизни трудно, но это не значит, что надо сдаваться.
— Да, в молодости мы все так говорили, — подхватил он и смутился оттого, что прозвучало это банально и не смешно.
— Вы что, поставили на себе крест? Зря.
Прибежал официант, заменил лампочку, улетел. Вспыхнул свет, и в глазах Майи вновь запрыгал смех. Глаза у неё были необычные: густо-синие, с чётким голубым ободком — как обведённые цветным карандашом.
— Давайте закажем вина. Надо же выпить за знакомство, — предложила она.
Возвращаться домой ему было неспокойно. Он знал, что врать жене будет непросто, и успокоил себя тем, что скорей всего застанет Раю за компьютером. «Я скоро. Еда на плите», — скажет она, не оборачиваясь и не видя, как краска стыда расползается по его лицу.
В квартире было темно, тихо и не светился экран монитора. На кухонном столе — чашка с остывшим чаем, банка мёда с прилипшей к крышке мухой, надкусанное яблоко и записка. «Поехала к маме», — прочёл он с облегчением. Всё складывалось на редкость удачно. Не придётся лгать, краснеть, бояться себя выдать. Несмотря на отстранённость, Раиса фиксировала любую фальшь. Мысль о том, что обмана в будущем всё-таки не избежать, он отогнал. Не хотелось портить настроение, предвкушая следующее свидание с Майей.
— Чему это ты так радуешься? — спросила Рая, появившись в дверях. — Ты что, недавно пришёл?
— Почему недавно? Давно.
— Чего тогда не переоделся?
II
Вся квартира была заставлена растениями в горшках. Они стояли на подоконниках, роняя друг на друга листья. На полу, упираясь ветками в шкафы и в стены. На кухне, вперемежку с посудой. И около кровати, на которой Илья изменял жене каждую неделю.
Перед уходом они всё поливали, выполняя просьбу его матери.
— До чего же это утомительно, вот у меня дома нет ни одного цветочка, лень возиться, — говорила Майя и сладко улыбалась, напоминая взглядом, чем они занимались под стоявшей у изголовья кровати пальмой. На одном из её веерных листьев сидел игрушечный попугай — копия того, который ежедневно смотрел на Илью с экрана компьютера. Попугай и пальма, будто перенесённые с любимой Раисиной заставки, были Илье неприятны. Они подчёркивали его вину.
— Милая квартирка, я даже привязалась к этим птичкам на листьях, хотя у твоей мамы, право, странный вкус, уж лучше завести живых птиц. Жаль, что она скоро приедет, — мурлыкала Майя.
— Не так уж и скоро, — отвечал он, думая о том, как всё осложнится, когда та вернётся.
— Где же мы тогда будем встречаться?
— Что-нибудь придумаем, — обещал он, размышляя, не воспользоваться ли дачей, благо та была недалеко от города. В этом был риск — туда могла внезапно нагрянуть жена. И он поймал себя на мысли, что, потеряв всякую осторожность, упускает из виду мелочи, которые могут его выдать. Не почуяла ли что-то Раиса? Последнее время жена была немногословна, замкнута. Её молчание пугало намного больше, чем если бы она крикнула «Подлец!» и выставила бы его за дверь. Потерять её он не хотел, хотя лишиться любовницы тоже не хотел — с Майей он чувствовал себя молодым и желанным.
— Что же нам делать? — спросила Майя и в этот раз. — Не брать же у друзей ключи от квартиры, тогда все узнают, а на гостиницу никаких денег не хватит, с нашим-то аппетитом!
Она прижалась к нему, играючи куснула мочку уха и прошептала:
— Ты у меня такой потрясающий, ах если б все знали, какой ты...
И захлебнулась от восторга, когда он протянул ей серьги.
— Ты просто прелесть! Знаешь, а мой никогда мне ничего не дарит, — прощебетала она, примеряя.
Упоминание о её муже, о котором до этого она говорить избегала, словно тема была табу, задело. Это неожиданно вызвало у Ильи незнакомое чувство ревности. Жену он никогда не ревновал. Когда та была молода и хороша собой, он был уверен, что затмевал всех, а в последние годы Раиса вряд ли обращала на себя внимание мужчин. Майя же давала массу поводов для беспокойств. Красивая и загадочная, она ему не принадлежала, несмотря на её уверения, что он незаменим в постели.
— Это неправильно, — попробовал он шутливо выведать об её отношениях с мужем. — Жену надо ублажать, тем более такую, как ты. Ты бы ему сказала.
— Зачем? Он сам должен понимать. Это довольно унизительно выклянчивать подарки.
— Но это же твой муж, с ним надо всё честно обсуждать, — произнёс он и как будто со стороны услышал, сколь неестественно это прозвучало.
— Неужели ты обсуждаешь со своей женой абсолютно всё?
— Ну-у... многое, да, обсуждаем.
— Значит всё-таки не всё! — засмеялась она. — А ты делаешь ей подарки?
— Иногда.
— Вот видишь — иногда! Наверное, мужчины щедры только с любовницами! Впрочем, привыкают и к ним. Привычка всё рушит и в первую очередь — брак.
— Почему же? Наоборот, привычка скрепляет, — сорвалось у него.
— У тебя что, такой крепкий брак? — с вызовом бросила она. Её вопрос, резковатый, с промелькнувшей в нём обидой, его удивил. Раньше она не касалась этой темы и вроде была безразлична к тому, что он принадлежит другой женщине. Её ревность была ему приятна, хотя насторожила.
— Мы с Раисой вместе почти двадцать пять лет. Привязываешься же к человеку за такой долгий срок.
— Если у тебя всё так прекрасно, что ты здесь делаешь? — нахмурилась она.
— То же, что и ты, — уколол он в ответ.
— Я по крайней мере не притворяюсь, что у меня всё потрясающе.
Она встала, быстро оделась, стала причёсываться. Спеша, задела гребешком гранатовую серьгу, и та, упав на бордовый коврик, слилась цветом с ворсом. Он нагнулся, чтобы поднять и, пока возил рукой по ковру, она не отрывала взгляда от его обручального кольца на пальце.
— Держи, — протянул он ей серьгу. Она молча взяла, выдернула из уха вторую и бросила обе в сумку.
— Я не хотел тебя обижать, — сказал он. — Мы оба несвободны, ничего тут не поделаешь. Ты же это знала, когда мы познакомились. О чём вообще весь сыр-бор? Нам хорошо вместе, и это самое главное.
— Да, конечно, ты прав, — потеплела она. — Извини.
Он обнял её, вдохнул запах духов — горьковато-сладкий, пряный. «Пахнут бабьим летом», — говорила она. Этим запахом было пропитано всё: мысли о ней, страх, чувство вины, его одежда. И он внезапно подумал, что надо бы купить эти духи жене. Тогда будет проще утаивать следы измены.
— Ты какая-то взвинченная сегодня. Что-то случилось?
— Да... — кивнула она и с некоторой заминкой сказала, что её муж ведёт себя как-то странновато в последнее время. Похоже, что догадывается.
— Ты уверена? Может, какая-то другая причина.
— Возможно... он ужасно скрытный, никогда не поймёшь, что у него на уме.
— Моя тоже считает, что я скрытный, — сказал он, не сразу сообразив, что опять сболтнул лишнее.
— А что бы ты сделал, если бы узнал, что у неё есть любовник?
— Не знаю, — увильнул он, почуяв ловушку.
— Но всё же? Простил бы?
— Когда это случится, тогда и скажу, — отмахнулся он шуткой.
— А я бы мужа простила, даже поняла бы, что ещё ему остаётся делать, мы же совсем чужие стали. Я часто думаю, не развестись ли, — сказала она. Опустила голову ему на плечо, взяла его руку, переплела его пальцы со своими.
— Ты это серьёзно? — испугался он.
— Да, надоело жить во лжи.
Одновременно с её словами с пальмы свалился матерчатый попугай. Падая, он зацепился клювом за створку трельяжа и приник к своему отражению. Следом за ним зеркало втянуло в себя Илью с Майей. Глядя на себя, Илья подумал, что врёт не только жене, но и любовнице — меняет, как маскарадный костюм, свою внешность, и молчит о том, что в итоге уйдёт от неё. Как он ни горел, ни хотел её, страх потерять жену был сильнее. С Раисой он сросся, как обвивающие друг друга растения, стоявшие в горшках по всей квартире. Поэтому признание Майи, что она собирается разводиться, его обеспокоило. Не размечталась ли она, что он готов ради неё бросить жену?
— Посмотри, какая мы с тобой красивая пара! — перехватив его взгляд в зеркале, весело произнесла Майя. Покоробившее слово «пара» ещё больше его встревожило. Оно прозвучало, как посягательство на не принадлежащее ей место.
— Да... ничего, — пробормотал он и, взглянув на часы, сказал, что пора идти.
— Давай ещё немножко посидим, — попросила она. Прижалась к нему, пролезла рукой в вырез его рубашки, погладила по груди.
— Минут десять, не больше, а то мне надо успеть вернуться до прихода жены.
— Куда это она по субботам ездит? На свиданки?
— Какие свиданки! — рассердился он. — Она к своей матери ездит.
— Что с её мамой? Больна?
— Да нет... так... — неопределённо ответил он, раздосадованный её расспросами.
— Не боишься, что она про нас узнает?
— Конечно, боюсь. Кому нужен скандал? Ты тоже не хочешь, чтобы твой муж узнал.
— Мне всё равно, если узнает, лучше развестись, — повторила она.
— Зачем тебе это? Ты сама говорила, что человек он хороший, неплохо зарабатывает, у вас сын растёт. Кому нужно семью разбивать.
— Что это за семья, если изменяют?
— Изменяют не потому. что семья плохая, а потому что в постели тоска.
— Ах вот, оказывается, почему! — со смешком произнесла она и отодвинулась, разъединяя их отражения в зеркале, слитые в одно целое минуту назад. — А я-то думала, что тебе не только постель нужна.
— Конечно, не только. Разве ты не чувствуешь, как я к тебе отношусь?
Не ответив, она устремила взгляд в окно. По небу растекалось мутное месиво, погружая квартиру в полумрак. Растения, разрастаясь тенями, превратили комнату в джунгли. Хищно светились стеклянные глаза сидевших на них птиц. Он встал, зажёг лампу и тут заметил, что взгляд Майи был направлен не в окно, а на комод в углу — громоздкий, старомодный, в узоре из листьев, как и вся мебель в квартире. На нём стояла в рамке фотография, на которой обнимались трое: он, Раиса и их дочь.
— Пойдём, — поторопил он. — Уже пора.
Она поднялась, подошла к зеркалу. Вытащила из сумки серьги, в которых пришла, вдела в уши и, извиняясь, произнесла:
— Не обижайся, я же пока ещё не развелась, а твои серёжки буду носить, когда мы вместе, — и, прильнув к нему, прошептала: — Прости, сама не знаю, что на меня сегодня нашло.
На душе у него было неспокойно. С этим же чувством он приехал домой. Создавая видимость, что давно пришёл, быстро переоделся, заварил чай и уселся на диван. Раиса явилась через полчаса — сникшая, чем-то озабоченная. Покосившись на него, она сухо бросила «Привет» и отправилась в спальню. «Знает!» — вздрогнул он.
— Как твоя мама? — спросил он, когда она вернулась, облачившись в свою домашнюю униформу — выцветший балахон.
— Также, — коротко ответила она и присела рядом. Несмотря на унылый вид, выглядела она лучше, чем обычно. Он с удивлением заметил новую омолодившую её причёску. Волосы были ровно пострижены и перекрашены в натуральный каштановый цвет, который она вытравила много лет назад, решив, что быть блондинкой ей больше к лицу.
— Нравится? — спросила она, поймав его взгляд.
— Нравится. Тебе идёт, — хотел добавить, что заодно стоило бы выкинуть ненавистный ему халат, но сдержался.
— Я завтра у мамы останусь ночевать, ей совсем плохо, а идти к врачу она отказывается. Просто не знаю, что делать, — произнесла она. Её голос сорвался. Плакала она беззвучно, подрагивая плечами. Он давно не видел её слёз. Как правило, она их скрывала, прячась в ванне. Иногда он подходил к двери, прислушивался к доносившимся оттуда всхлипываньям, но из упрямства хранил молчание. Не знать причины слёз было проще. Но в этот раз он её обнял, стал успокаивать. То, что она открыто плакала, говорило о том, что она была по-настоящему расстроена.
— Не волнуйся, скорей всего это ерунда, у неё вечно что-то болит, а потом выясняется, что ничего нет. Сколько раз уже так было.
— Вдруг в этот раз что-то серьёзное? Она же старенькая.
Она положила голову ему на плечо — в точности, как Майя два часа назад. И также, как было в квартире его матери, Илья увидел своё отражение, обнимающее другую женщину — в этот раз жену. Тёмный экран телевизора, напротив которого они сидели, растянул туннелем комнату, переставив, как в калейдоскопе, время, место и персонажей. Завершая абсурдность происходящего, также свалилась на пол серьга, когда Раиса неосторожно повернулась. Падая, она блеснула и пропала, закатившись под диван.
— Прямо не знаю, как затащить её к врачу. Ты же знаешь, какая она упрямая. Я, говорит, уже старая, всё равно помру, зачем мне идти, только изведут всякими анализами, — сказала Раиса.
— Не переживай, всё обойдётся, как-нибудь её уговорим. Я уверен, что ничего у неё нет, — начал он утешать. «У неё больная мать, даже если мнимо больная, какая разница, родная же. Она к ней ездит, ухаживает за ней, а я...» — стала укорять его совесть.
Раиса по-прежнему плакала — жалостливо, по-ребячьи, размазывая ладонью по щекам слёзы. Он ещё крепче её обнял.
— Что бы я без тебя делала, — всхлипнула она.
III
Майе он не писал уже несколько дней. Скучал, но держался. И постоянно проверял электронную почту. Он был уверен, что она закидает его вопросами: что случилось, почему не пришёл на свидание, не бросил ли её? Несмотря на решение порвать с ней, её молчание задевало. Получалось, что он был ей безразличен: пропал и ладно, какая разница.
В конце недели, не выдержав, он послал ей короткое письмо: «Как поживаешь? Всё ли в порядке? Извини, закрутился». Она не ответила, а звонить ей было некуда. Они оба из предосторожности не обменялись номерами телефонов и договаривались о встречах по электронной почте. А из чата, который их свёл, она ушла. «Ну что ж, только к лучшему», — успокоил он себя, глядя на Раису. В последнее время жена была оживлена и не сидела подолгу за компьютером, как загипнотизированная. К маме она тоже реже ездила — та выздоравливала.
Поначалу он испытал облегчение. Не надо больше лгать, вести двойную жизнь. Потом начал тосковать и мечтать о том, от чего сам отказался. Один раз Майя ему приснилась. Снам он не придавал значения, мгновенно их забывал, а этот въелся в память. В нём он опять был с ней. Всё было столь реально, что, открыв утром глаза, он поверил на миг, что минуту назад она лежала рядом. Воспоминанием о ней была придавленная подушка, пахнущая её духами. Эти же духи он-таки купил жене на всякий случай. Через несколько дней сон вернулся. Поднявшись с постели со следами поцелуев любовницы на губах, он вышел на кухню, где Раиса пила чай, и машинально чуть не назвал её Майей. Во время спохватившись, он проглотил второй слог и ловко переделал вырвавшееся «Ма» в «малыш».
— Такое услышать с утра пораньше — это нечто, — сказала Раиса с иронией. Хотя она была в приподнятом настроении и даже мазнула его поцелуем по щеке перед выходом в магазин.
Илью раздирали противоречивые чувства. Жену он любил, но любовницу забыть не мог. Скучал по тому, чем они занимались в квартире его матери под пальмой, растопырившей над кроватью веера листьев. На такую же пальму он смотрел, когда включал компьютер в надежде обнаружить в почтовом ящике письмо. Пальма стала преследовать и в рекламах, соблазнявших поездками на тропические острова — вроде того, на котором отдыхала в своём воображении Раиса. «Может, раскошелиться и махнуть?» — думал он порой. Поездка на океан могла бы улучшить отношения с женой и вытравить из памяти Майю.
В субботу он отправился в последний раз в Кузьминки полить цветы — его мать на днях возвращалась. На обратном пути он собирался заехать в магазин за розами для Раисы. Решил поухаживать за ней, как делал в те давние времена, когда они познакомились. Представляя восторг жены, он вышел из метро. Воздух был подстать духам Майи — горько-пряный, с каплей сладости. Запах осени. Опять накатили воспоминания. Каждый раз, когда он подходил к квартире матери, они становились острее, нестерпимее. Задумавшись, он свернул не в ту улочку и внезапно очутился перед домом Анюты. Он вскинул глаза на третий этаж на её окно. Одна створка была приоткрыта. В щели виднелся горшок с засохшим растением, похожим на клубок змей. Илья вспомнил, как оно покрылось почками, когда он сидел в полусне у Анюты. Пока он смотрел, из парадного вышли две женщины и опустились на деревянную скамью перед входом. Узнав в них Анюту и её бабушку, он повернулся, чтобы незаметно улизнуть.
— Вы случайно не к нам? — окликнули его.
Пришлось подойти поздороваться.
— Мимо проходил, решил прогуляться, — сказал он.
— Мы тоже, погода сегодня замечательная, — произнесла Анюта, нисколько не удивившись встрече, словно он был их соседом.
На её тусклом лице появилось подобие улыбки — напряжённой, будто ей было больно шевелить губами. А глаза были живые, пронзительные. Такие же, как и у её бабушки, бесцеремонно его разглядывавшей, как и в первый раз.
— Погода что надо, — проскрежетала та.
Он вспомнил, как Анюта говорила, что старуха глухая. Выходит, обманула. Непонятно только зачем.
— Да-а, наслаждаемся последними тёплыми денёчками, вон солнце выглядывает, — вторил он из вежливости и глянул на тонкие облака, разорванные солнечным лучом на нити. Одна нить, зацепившись за хвост пролетавшего самолёта, протянулась прямой линией над домом напротив. С его крыши вдруг сорвалась птица — фиолетовая, длиннохвостая, незнакомой породы. Приземлившись в нескольких шагах от них, она что-то прокричала, вроде как приветствуя, и двинулась к старухе.
— Лапушка ты моя, — умилилась та. Вытащила из кармана кусок хлеба, раскрошила и бросила на землю.
— Моя бабушка её обожает, они друзья, — пояснила Анюта и предложила: — Не зайдёте? Чайку попьём.
— В другой раз, спешу, — отклонил он. Наблюдая за старухой и птицей, он с трудом сдерживал смех. Зрелище было комическое, хотя и зловещее — у старухи были такие же узловатые цепкие пальцы, острый длинный нос, глаза-иглы.
— Ну как микстурка, помогла? — спросила Анюта.
— Да, — с неохотой признался Илья.
— Приходите, ежели ещё понадобится, — вставила старуха. Солнечный луч, упав на неё, зажёг искры в глазах, придавая ей ещё больше сходство с птицей.
— Спасибо, но, думаю, мне лучше обойтись без микстуры.
— Отчего так? — спросила Анюта. — Ведь действует же.
— Слишком хорошо действует, поэтому и не хочу, — улыбнулся он.
Именно в эту минуту он решил, что к любовнице точно не вернётся. Она была наваждением, а дома его ждала родная и верная жена.
— Ну смотрите, воля ваша, как бы только не пожалели потом.
— Не пожалею. Мечтать приятнее, чем получать, — с важностью изрёк он.
— Философ, — хихикнула старуха.
— Ну мне пора, счастливо оставаться, — попрощался он, злясь на себя за то, что спорил. Да и с кем? У одной — старческий маразм, а другая явно с приветом.
В квартиру матери он вошёл раздражённый. Неожиданная встреча с Анютой, а главное — недовольство собой за излишнюю откровенность испортили настроение. В квартире, как всегда, были сумерки. Свет пылью просачивался через сито из растений на подоконниках. На них также сидели птицы. Их глаза-бусины, недобро блестевшие в полумраке, напоминали подружку-птицу старухи.
Он полил цветы. Прошёлся по квартире, проверяя, всё ли на своих местах (его мать отличалась подозрительностью и засекала любую мелочь) и заметил, что на аккуратно застеленной кровати валяется попугай. Опять свалившись с пальмы, тот лежал, как подстреленный, с согнутым крылом. Водрузив его назад на лист, Илья опустился на стул и уставился в зеркало, из которого смотрел на него полный, лысеющий, с опущенными плечами человек. Он нравился Илье больше, чем статный мужчина на фотографии — тот, в кого он перевоплощался во время свиданий с Майей. Его отражение в этот раз было без маскарадного костюма. Он вытащил из кармана пузырёк, на дне которого оставалась всего одна капля. Повертел его в руке, хотел швырнуть в мусорную корзину, но засунул назад в карман и встал.
И тут услышал, как открывается входная дверь. Ещё не успев понять, кто бы это мог быть, он почувствовал запах духов. Горько-сладкий, головокружительный, дурманящий, совсем иной, чем, когда этими же духами пользовалась его жена. Он поспешно вытащил пузырёк и влил в себя последнюю каплю.
В комнату вошла Майя. Увидев его, она робко улыбнулась. Растерявшись, он не знал что делать. Как она вообще здесь очутилась?
— Ты мне не рад? — спросила она.
— Рад. Откуда у тебя ключ?
— Ты же мне дал.
— Да, да, конечно, так хорошо, что ты пришла, — спохватился он.
— Ну так что же не поцелуешь?
Она подошла, обвела кончиком языка его губы — всё, как было раньше. Его захлестнуло желание. Твёрдое решение не возвращаться к ней и начать новую без обмана жизнь в миг растворилось в поцелуе. Одновременно в голове вспыхнул вопрос: как же она его узнала? Ведь надо было принять не каплю, а целую ложку, да и микстура срабатывает только через полчаса.
— Я тебе по-прежнему нравлюсь? — спросил он на всякий случай. — Я за это время поправился, совсем уже не тот.
— Вот глупый! Какое это имеет значение!
— Ты не разочарована? — обрадовался он.
— А ты бы разочаровался, если бы я вдруг на твоих глазах изменилась? — спросила она. Вжалась вся в него и жарко прошептала: — Помнишь, что мы с тобой здесь вытворяли? Если превращусь в лягушку, будешь также меня хотеть?
— Зачем в лягушку? — улыбнулся он. — Оставайся такой, какая есть.
— Ох уж эти мужчины, все на один лад, — расхохоталась она, — всем им красавиц подавай! А мне всё равно, какой ты, привлекательный или нет. Мне только нужно, чтобы ласкал меня, чтобы любил, как свою единственную.
Её слова его мгновенно отрезвили. Единственной была не она, а Раиса. Неужели Майя не понимает, что постель — это одно, а брак — другое? Не девочка же, сама замужем.
— Чего ты так испугался? Боишься, что из семьи уведу? — дерзко спросила она. Однако в её глазах он увидел смех, а не обиду, как было в их последнюю встречу.
— Не бойся, не уведу. Раньше хотела, а теперь всё изменилось, я многое поняла.
— Что ты поняла? — спросил он. Её замечание отчего-то было ему неприятно.
— То же что и ты. Я поняла, что мой муж мне дорог.
— С чего ты решила, что я тоже что-то там понял? — нахмурился он.
Выяснения отношений, рассуждения о будущем, которого у них не было, действовали ему на нервы. Не этим надо заниматься. И он покосился на кровать, на которой опять валялся попугай.
— Ты знаешь, почему у тебя и у меня дома не ладилось? — продолжила она. — Потому что мы привыкли.
— Ты что, пришла меня учить? — рассердился он. — Кому нужны все эти копания? И так всё ясно. Уходить из семьи ни ты, ни я не собираемся. Я только не понимаю, зачем ты всё портишь.
Она мягко, без прежней иронии улыбнулась, раскрыла сумку, вытащила оттуда что-то завёрнутое в салфетку и протянула ему.
— Я тебя не сразу узнала в чате. Я ведь тоже, как и ты, искала отдушину, до того было тошно... вот и стала ходить в этот чат, хотя вначале ходила, чтобы за тобой последить. Но вычислить твой ник я так и не сумела, ну и решила, что ты оттуда ушёл. Сама же там осталась, втянулась, стала искать знакомств, как и ты, а тебе говорила на всякий случай, что хожу в другой чат, а, чтобы ты не обнаружил, писала с маминого компьютера. Удивительно, что мы, не узнав друг друга, стали переписываться. Это же о многом говорит. Когда я, наконец, догадалась, что это ты, я пошла к Анюте, она обещала помочь. Я хотела тебя вернуть, я думала, что новая внешность поможет. Ты не сердишься?
Происходящее казалось ему фантасмагорией. Он взглянул на своё отражение в зеркале, обнимавшее раньше не другую, как он думал, а одну-единственную женщину. И увидел в зеркале не статного мужчину, а себя. Значит капля не сработала, да и не нужна она вовсе.
— Разверни же, — сказала она.
На его ладони лежал в скомканной салфетке пустой пузырёк — идентичный тому, который он купил у Анюты.
— Я выпила последнюю ложку по дороге сюда, так что скоро Майя исчезнет и я превращусь в Раису. Впрочем, может, в склянке была обыкновенная вода. Анюта могла нам всё внушить. Как ты думаешь, могла?
Она прижалась к нему, обрисовала кончиком языка его губы, целуя так, как умела делать только Майя. И они упали на кровать, сломав крыло упавшему попугаю.
А позже, когда они лежали, обнявшись, она ревниво шепнула:
— Никогда не прощу тебе, что ты мне изменил.
Добавить комментарий