Осень в Европе

[Окончание. Начало в № 22 (33) от 19 ноября 2004 - № 24 (35) от 17 декабря 2004].

Гшвенд — stadt с пятью тысячами жителей. Картонная фабрика да несколько мелких бизнесов сферы обслуживания. Поэтому многие работают за пределами Гшвенда, сюда приезжают только спать и проводить уикэнды. Из мест культурного отдыха две кирхи и два маленьких гаштета.

У Штольцев свой дом столетней постройки. Купили несколько лет назад в складчину с родителями Алекса. Собственно из-за дома и оказались в Гшвенде. В городке, где Штольцы работают, недвижимость дороже, здесь оказалась приемлемой. Хотя их дом тоже стоит немало — 250 тысяч уже несуществующих марок. Недвижимость везде недвижимость, выплаты съедают большую часть семейного бюджета и держат в постоянном страхе потерять работу. Алекс и Света долго просвещали меня насчет немецкой системы выплат за дом, но до конца я так ее и не понял. Выяснил одно — в стране существует несколько видов программ и касс, помогающим покупателю рассчитываться с банком. С другой стороны, перерасчеты с марок на евро практически свели на нет эти льготы.

От дома Штольцев я пришел в восторг, не ожидал такой экзотики! Дом на трех уровнях. На цокольном этаже прихожая, ванная, комната отца Алекса — Георга, он же Гоша. На втором — кухня с небольшой столовой. С одной стороны — спальня двух сыновей, 15-ти и 17-ти лет, с другой гостиная и спальня хозяев. На третьем громадный кабинет — бывший чердак сарая, и гостевая спальня-мансарда с конусной крышей, балками и видом из окна на кирху и горы. Красота! Собственно, когда Штольцы покупали дом, половина его была нежилой, но Георг — бывший столяр, да и у Алекса руки на месте и они превратили амбар в жилые комнаты, на первом уровне сарая построили гараж, мастерскую и даже баньку.

Немецкий шарм дому придает мебель — Штольцы не гонятся за модой и отдают предпочтение не столько дизайну, сколько добротности, и чтобы обязательно было настоящее дерево. Плюс картинки, часы, кружевные занавески на окнах и прочие детали в национальном стиле. Все это вместе выглядит уютно и мило. Единственный недостаток, пожалуй, крутые лестницы и низкие потолки. Алекс не из маленьких, а его сыновья так вообще гвардейцы, красавцы и кровь с молоком.

* * *

Меня занесло в Баден-Вюртемберг, одну из 16-ти немецких земель, причем не худшую, скорее наоборот. Информация из последнего статистического обзора по стране. В Штутгарте — столице земли — самый высокий в Германии доход на душу населения, а Баден-Вюртемберг самая экономически благополучная земля. Вот и пойми, где правда? Все Штольцы в один голос (Алекс оказался не единственным ворчуном) — жить стало труднее, статистика — жить стало веселее. Ладно, потом разберемся.

Вообще-то поначалу мне хотелось съездить в Мюнхен и австрийские Альпы, но Алекс “деревенский” водитель, побаивается и неважно ориентируется в больших городах, поэтому мы поменяли планы. Выезжать утром и мотаться по округе до вечера, ночевки дома. Выгодно и удобно, не надо тратиться на отели. Как уверяли Штольцы, здесь места не хуже, чем в Австрии и Баварии. Даже времени не хватит. Как я убедился, они были стопроцентно правы.

Мы привыкли считать, что испанец это испанец, француз это француз. Фактически в Европе нет ни одной мононациональной страны с единым языком, в каждой конгломерат этносов и диалектов. Германия не исключение. При этом, как говорят Штольцы, это страна тотальной нелюбви. Саксонцы не любят тюрингцев, тюрингцы плятов, пляты швабов, швабы баварцев, баварцы всех скопом. Они считают себя единственно правильными немцами. Добавьте к этому нелюбовь западных немцев к восточным (медовый месяц закончился вместе с эйфорией воссоединения), “гэдээровцев” к западным и всех вместе “немецких” немцев к русским немцам (об этом потом), получается страна всеобщего братства.

Баден-Вюртемберг — земля швабов. Несмотря на амбиции баварцев, объективно именно швабы настоящие немцы, одна из наиболее древних германских народностей, другое имя швабов — алеманы. Это они дали имя будущей стране, на многих европейских языках Германия — Alemania. Швабы славятся в Германии двумя качествами — невероятным трудолюбием и предельной скупостью. Один из множества анекдотов на эту тему. “Шваб приехал в Америку и там потерял монетку в десять пфенигов. Так в Америке возник Грэнд-Каньон”. Вместе с тем швабский диалект имеет мало общего с литературным немецким. По приезде в Германию Штольцам вместо одного немецкого пришлось учить два языка.

* * *

Штольцы неплохо устроились. Здесь начинаются Альпы, рядом минеральные источники Баден-Бадена и знаменитый Шварцвальд — Черный лес, во Францию, Австрию и Швейцарию можно ездить на уикэнды, а там и Италия недалеко. Голубая мечта русских американцев. Поэтому у наших в последние годы мода на немецких родственников. Приезжают к ним, здороваются и сигают по всей Европе, потом прощаются. Почти мой вариант.

Для того, чтобы описывать местные красоты, надо быть минимум Шиллером или Гейне. Все четыре немецких дня у меня не закрывался рот, сплошное “ах!”. Германия очень тесная страна, городки через несколько километров. Каждому из них минимум пять-шесть веков, население всего-ничего, зато какой шлейф истории! Что ни дом — картинка, а улицы словно декорации к сказкам братьев Гримм. В каждом городке обязательные кирхи и, конечно же, замки, как свидетельства былой феодальной раздробленности страны.

Кирхайм. Изумительно симпатичный городок. Отсюда 12 лет назад началась германская жизнь Штольцев. Сначала приехали родители, за ними взрослые дети, и дальше вся родня. Сейчас у Штольцев во всей округе ни одного городка без родственников, не считая других земель, включая бывшую ГДР. Штольцы из этнических северных немцев, приехавших в Россию еще при Екатерине. Испокон они жили на Украине своими коммунами, разговаривали на немецком, имели немецкие школы. Интересный факт, русские немцы законсервировали язык трехвековой давности, кто откуда приехал.

С началом войны с Гитлером немцы из европейской части СССР “воссоединились” со своими азиатскими собратьями — потенциальную “пятую колонну” депортировали в Сибирь и Казахстан. Щекотливая тема. С одной стороны, решение в стиле Сталина; с другой, после Перл-Харбора американцы тоже не церемонились со своими этническими японцами и отправили тех по концлагерям до конца войны. Хотя в США у власти был не Сталин, а Рузвельт. Только в отличие от американских японцев русские немцы застряли в Казахстане и Сибири надолго и еще много лет после смерти Сталина у них была масса ограничений в гражданских правах.

На волне перестройки Штольцы очутились на исторической родине. Для Георга и Алекса “прививка” на немецкую землю прошла легче, хоть и со старым, но все же немецким, труднее пришлось Свете, одновременно вживаться и учить два языка — немецкий и швабский. Света — русская. По-немецки говорит неплохо, но постоянно сверяется у мужа: “А как это?”

Проще всех в семье, наверное, Георгу-Гоше. Он пенсионер, вдовец. Пенсию переселенцам определяют по специальным категориям. Георг работал в Казахстане столяром на железной дороге. В Германии работники железных дорог считаются государственными служащими, и Георг стал здесь получать пенсию госслужащего, только 60% от немецкой. Плюс после смерти жены он имеет так называемые вдовьи — около 300 евро. Ну и разумеется, ряд других медицинских и социальных льгот. Отпуска ему, естественно, не нужны. Зато у Алекса и Светы тридцать оплачиваемых дней — типичный немецкий отпуск.

* * *

До меня начинает доходить, почему семья Штольцев хором жалуется: жизнь становится трудней и хуже. По американским понятиям нам так бы жить, у немцев своя точка отсчета. Они приехали в страну высокой социальной защищенности и в пору экономического подъема. Сотни льгот, обоснованных и надуманных — деньги девать некуда — сыпались как из мешка Санта-Клауса. Практически бесплатная медицина, деньги на зимние вещи, так называемые “отпускные” — дополнительная зарплата на отпуск, щедрые рождественские премиальные и многое другое — сегодня из области приятных ностальгических воспоминаний. Германия движется к американской философии: не государство, а личность в первую очередь должна заботиться о себе.

Смена социальных ориентиров болезненная, непопулярная, но жизнь заставляет. США рвет экономический пупок в борьбе с международным терроризмом, процветание Германии подорвали три вещи. Инкорпорация ГДР, перенос столицы из Бонна в Берлин, лидерство в Евросоюзе. Все это обошлось в сотни миллиардов евро, если не больше, и страна теряет статус одной из самых благополучных стран Европы. По социологическим опросам только 7% немцев удовлетворены своей жизнью. В восточных землях и того меньше. А 76% в “новых федеральных землях” считают социализм хорошей идеей, которая была плохо реализована.

Бывшая ГДР — особая немецкая тема. Даже по меркам ФРГ там до воссоединения были высокие стандарты социальной защиты. Отсутствие безработицы, бесплатная медицина, жилье, образование. Все это кануло в Лету, высокотехнологичную промышленность довели до банкротства, пошла стремительная люмпенизация населения. В поисках выхода “гэдээровцы” ринулись на Запад, создавая там социальную напряженку, конкурентов нигде не любят, тем более, что на западных немцев еще навесили специальный налог “на воссоединение”.

Социальная безысходность — благодатная почва для экстремизма: в восточных землях популярны радикальные партии.

* * *

Баден-Вюртемберг еще и изумительная по красоте природа. Жаль только каждый день дожди. Сегодня у нас со Штольцами поездка на самый юг, в город Констанц на берегу Боденского озера. По дороге Тюбинген, в его университете преподавал Гегель. Неправдоподобные альпийские пейзажи. Констанц, как и все города и городишки в которых мы побывали, похож на праздничную открытку. Что ни здание, замираешь от восторга. Из интересных достопримечательностей вращающаяся многотонная статуя “Империя”. Здесь же в гавани скромный монумент уроженцу города графу Цеппелину.

По капризу гостя наш экипаж в полном составе идет в немецкий ресторан. После обеда все дружно отплевываются, как немцы, так и американец. Нет, немецкую пищу надо пробовать не в немецких гаштетах, а в домах русских немцев.

Нелегкая дернула меня еще на одну экзотику. Захотелось Швейцарии. Констанц разделен на две части: немецкую и швейцарскую. Оставляем машину в Германии и топаем в Швейцарию. На дороге небольшой пост, но паспорта спрашивают. Прошли по Швейцарии может метров сто, как на нас обрушивается тропический ливень, только с пронизывающим холодным ветром. Драпаем из Швейцарии, простите, как немцы из-под Москвы. Запрыгиваем в машину полностью мокрые. Мне этого холодного душа не хватало. Три дня я не попадаю зуб на зуб. На улице даже в куртке зябко, и в доме Штольцев постоянно бодрящая температура — 15-16 градусов, мне надо 20-22. Виновница здорового образа жизни, Света, обзывает меня “мимозой” и садистски утешает. Вот завтра поедем в Ротенбург, в замок королей. Так эти короли, включая Фридриха Барбароссу, жили при 12 градусах и ничего, до 90 лет дотягивали. Не надо мне эти 90 лет, я 20 градусов хочу.

* * *

Как и в Испании, все эти Кирхаймы, Лангенбурги и Руппертсхофены опять сливаются в один обобщенный немецкий город. Поэтому последний день посвящается деревне. Мы едем в гости к родственнику Алекса в деревушку из дюжины домов Альдорф. В ней Андрей снимает дом, еще более старый, чем у Алекса, и тоже вместе с родителями. К Андрею я сходу проникся симпатией. Мужик под сорок, крепкий, открытый. Работает сварщиком, но ощущает себя крестьянином. Держит большую голубятню и готов читать о голубях поэмы. Жена — продавец, дети — школьники. По случаю заморского гостя в доме собираются родичи и знакомые со всей округи. Им интересен я, как американец, мне интересны они, как уникальная общность Германии. Застолье не помеха для серьезных тем. Ведущая — что такое русские немцы, и с чем “их едят”, взаимоотношения с коренным населением и... с турками.

Русские немцы не менее сложный вопрос, чем русские евреи. Когда Теофил Рихтер, отец великого пианиста, был приглашен на службу в лютеранскую церковь Одессы, черноморские немцы приняли его как чужака. Он был волынским немцем. Российские немцы неоднородный этнос. Черноморские — выходцы из Баварии, поволжские из Гессена и Пфальца, менониты из Пруссии, есть кавказские, сибирские, среднеазиатские. Кроме того, разнятся по конфессиям. На сегодня в Германии около двух с половиной миллионов российских немцев, и отношение коренных немцев к ним неоднозначное, от дружелюбного до враждебного. Парадоксально, но коренные часто лучше относятся к туркам, чем к русским братьям по крови. Политик Лафонтен как-то заметил, что ему африканец милее, а бывший министр Блюм вообще выдал перл: “Что ж нам теперь давать пенсию каждому из Казахстана, кто приехал сюда с немецкой овчаркой?” В свою очередь получают шок русские немцы — они приехали в Германию воссоединиться со своим народом, а оказались среди турков. Последних в Дойчланд свыше 10 миллионов, и в отдельных регионах они уже составляют большинство.

Меня особенно поразила молодежь. За столом их было человек 6-7, кто закончил школу и уже работает, кто еще учится. Несмотря на прекрасный немецкий, все считают себя... русскими, или как здесь именуют, русаками. Симпатизируют всему русскому и ходят в майках “СССР” или “Russia”. В доме у парней Алекса на балке красуется советский флаг. Не знаю, чего здесь больше: истинных чувств, бравады, моды, но феномен весьма интересный.

Из-за стола выходим прогуляться по деревне. Андрею приходит блажь в голову, он стучит в шикарный дом своего соседа, местного бауэра Петера. Самое смешное, исконный немец откликается на имя Петя. “Петя” показывает заезжему журналисту свое хозяйство, оно зиждется на двух китах: курах и картошке. Рассказывает о современных проблемах немецких бауэров. Все меньше и меньше людей хотят заниматься сельским хозяйством. Но на личные перспективы смотрит с оптимизмом, четверо его сыновей идут по стопам отца.

...Прощаюсь с гостеприимными Штольцами. Благодаря им, я познакомился с настоящей Германией, которую никогда бы не увидел из окна туристического автобуса. Огромное спасибо вам, Георг, Света, Алекс! Приезжайте ко мне в Америку!

Последний день в Париже. У внучки свободный день в школе, идем гулять с ней и дочкой по городу. Так получается, что я знаю его лучше, чем они. Бульвар Сен-Жермен с жареными каштанами, дом Инвалидов с гробницей Наполеона, полюбившийся мне Монмартр с Сакре-Кёр и площадью художников. Гуляем по горбатым улочкам, фотографируемся за столиками открытых кафе, рассматриваем картины, обедаем в симпатичном ресторанчике. Как и всякий ребенок, внучка неохотно ест дома, но здесь уплетает за обе щеки. Я любуюсь ею. Бледненькая, худенькая, с тонкой прозрачной кожей. У нее такая конституция, в отца.

Что значит родная кровь. За всю ее шестилетнюю жизнь мы встречались три раза, но я люблю эту козявку, и кажется, она меня тоже. На каждом шагу “дедушка” — “дядукай”. И рука ловит руку. Когда мы снова встретимся, где и как надолго, моя маленькая парижанка?

Франция — Испания — Англия — Германия. Осень 2004